Движение одно, другое, плавные, но страстные и этим резкие. Два человека, сливающиеся в одно целое через прикосновения рук и тел. Смущение, страх ошибиться и какой-нибудь мелочью выдать свое смятение. Но даже от этого чувства можно получать удовольствие — оно растягивает момент. Инстинктивная попытка отстраниться, когда партнер так близко, когда неожиданно, без спроса нарушает личное пространство, и начинаешь чувствовать его взгляд пристальнее, а каждое движение как свое. Кровь, приливающая к щекам все сильнее, случайно вырвавшиеся тихие стоны, слышные лишь тому, кто с каждой секундой становится все более родным… «Нет, на такое не должны смотреть», — еще больше смущаясь от собственных мыслей, подумал Рит.
— Яо-ой… — душевно затянула Роза со своего места. — Я, конечно, догадывалась, что Дэн на многое способен, но так здоровски научить Рита танцевать — фантастика! Налюбоваться не могу.
— Дэн, подожди… — Анна отпустила руку своего возлюбленного и постаралась выровнять дыхание — слишком тихое, слишком медленное и вязкое.
— Тебе трудно дышать? — Яссен бережно усадил Короля на пол. — Корсет туго затянут?
— Нет, нет… все в порядке. Я посижу немного, сделаем перерыв, хорошо?
— На сегодня все! — крикнула Роза и захлопала в ладоши. — Хотя кого я оповещаю: все актеры уже ушли, только мы втроем и остались. Даже Зак ушел. Он сказал, что ты, Рит, знаешь, куда надо повесить костюм и где ключ от гримерки. До завтра, мальчики. Я домой.
И колыхающийся розовый сарафан скрылся из вида.
— Ну? Как ты? — Дэн продолжал поддерживать Рита за талию. — Подняться можешь?
— Да, все уже нормально, спасибо… — Хайвел виновато опустил глаза: «Этот простофиля за меня переживает… Смешно. А ведь раньше я готов был на что угодно пойти, чтобы выставить его перед всей школой в дурном свете. И он это знает, а все равно бежит ко мне сразу же, как я оступлюсь… как будто я ему родственник или ребенок, к которому он успел сильно привязаться, вот теперь и заботится о нем, искренне и безвозмездно». Нечто смутное и совершенно неясное подталкивало Рита делать то, что, казалось бы, он совсем не хочет — не может хотеть…
Приближение к запретному не может не возбуждать хотя самую малую каплю интереса. А сейчас для Рита райское яблоко — только губы Дэна Яссена… «А он не сторонится… и, вероятно, никогда не будет. Почему? Почему он так податливо разрешает мне делать все, что я захочу? Сказал, я избалованный ребенок, самодур, а сам идет у меня на поводу. Или это я делаю все, чего бы он ни пожелал?..»
— Братик, познакомь меня со своей девушкой!
Рит отпрянул от Дэна и всмотрелся в темноту зрительского зала. К сцене подходила Энджела, опять на вид чистая и невинная. Хайвел отвернулся, пряча лицо: даже в этом маскараде она может его узнать, если подойдет совсем близко, к тому же сегодня он одевался сам и Анну не красил, лишь схематично обозначив свое женское амплуа платьем и париком. Рит поправил подол, пряча кроссовки и джинсы под тяжелую ткань.
Дэн тем временем спустился со сцены и подошел к сестре.
— Привет. Репетиция уже закончилась, так что ты опоздала.
— Жаль, конечно, но я пришла за Ритом. Где он? — начала озираться Энджела.
— Он уже ушел домой.
— Ой, какая жалость… — театрально вздохнула девушка, но только Рит уловил фальшь.
«Нужно сматываться, быстрее, пока она не подошла сюда зачем-нибудь…»
— Тогда познакомь меня со своей девушкой. Ты у нее пропадаешь по ночам? Красавица… еще и в театре играет…
— Да-да-да.
Дэн постарался выпроводить сестру, но она уходить явно не собиралась.
— Братик, ты меня прогоняешь? А у меня к тебе разговор, очень серьезный, к твоему сведению. Удели мне хотя бы минутку.
— А потом нельзя?
— Можно, но… это касается Рита.
Дэн перестал выталкивать Энджелу из театра и навострил уши.
«В голосе Анны она мой точно не узнает».
— Дэн, я пошла домой, там увидимся! — крикнул Рит натуральным девичьим голоском и поспешил в гримерку, чтобы скорее вылезти из этого наряда и проскользнуть домой, притом не столкнувшись, случайно или намеренно, с Энджелой.
Он скинул платье, рывком сорвал корсет и выглянул на сцену: Дэн все еще беседовал с сестрой, в полголоса, периодически отстраняясь от нее. Борясь с желанием подойти поближе и послушать, о чем идет речь, Рит вышел вприсядку с другой стороны занавеса, незаметно сполз со сцены по лестничке и с ловкостью кошки и грацией гуся прошмыгнул, прячась за рядами сидений, на выход. Вздохнув за дверью свободно, он выпрямился и пошел по коридору, ведущему на улицу. Не стоит задерживаться, неизвестно ведь, когда Энджела закончит болтать с братом. «Интересно, Дэн меня заметил, когда я крался через зал?»
У здания школы пачка сигарет сама легла в руку.
— Точно… я же пообещал не курить столько, сколько смогу. Зато потом Дэн ничего плохого не сможет сказать о моей силе воли, — объяснил Рит сигаретам, уносящимся в водоворот урны. — Я вас буду вспоминать очень часто…
Сунув осиротевшие руки в карманы джинсов, Хайвел, пиная заодно попадавшиеся на дороге камни, поплелся домой. Вечер. Остатки солнца где-то далеко, в конце улицы. Дети, гуляющие с их родителями. Ленивые машины… В такие вечера всегда тянет задуматься о чем-то глобальном, но чересчур философском: думай, не думай, а все равно ничего не изменится. «Что творится в моей голове?» — Рит попытался проследить за ходом своих мыслей, но они сразу разбежались кто куда, как антилопы от хищника. И выпускник тут же пожалел, что попытался это сделать — на место растворившихся мыслей втиснулись воспоминания о первом дне в этой школе. — «Да… здесь намного лучше, чем в прошлой. Помню, что в первый день это подумал. А по сути, в чем разница? В той школе я старался, всегда делал домашнее задание, готовил доклады… лез из кожи вон. А в этой перестал, мне надоело выделяться на фоне обычных детей, мне захотелось скрыться. И я изменился: перестал придавать всему происходящему большое значение, отстранился ото всех, стал эгоистом и пофигистом. Сначала приходилось притворяться, потом все само по себе стало получаться… Но странное дело: мне полегчало. Все любят холодных, не обращающих ни на кого внимание засранцев — кто бы мог подумать?.. А… точно… в прошлой школе знали, откуда у меня все эти шрамы, — вспомнил Рит разговор с бывшим объектом своего детского обожания. — Вот почему я Король — именно из-за них, из-за репутации, которую шрамы мне создают в глазах окружающих, не ведающих правду».
В ушах прозвучали перемолы об их происхождении:
«
— Я слышал, что он часто встревал в драки в переулках —
не мог терпеть несправедливость, вот его и резали каждый раз…
— А я слышала, что кто-то из его родни
занимался дрессировкой животных,
какой-то жуткий зверь вырвался из клетки,
убил всех, кого встретил, а Рита только ранил…
— А я слышал…
— А я…»
Однако ни одна из теорий не учитывала, что когти оставляют следы куда толще, а чтобы накопить такую коллекцию боевых ранений, нужно на лесопилке лежать вместо бревна. Но ведь слухи и не должны быть логичными, продуманными — на то они и слухи.
Рит не заметил, как сменил быстрый шаг на прогулочный, и теперь ускорил ход — уже совсем стемнело, надо торопиться домой…
Детский голос донесся до ушей Хайвела, и он остановился как вкопанный. «Так знакомо». Рит прислушался, чтобы понять, где ребенок, так пронзительно кричащий что-то, и звуки приобрели смысл:
— Не хочу! Пустите! Я не хочу!
«В переулке!» Не раздумывая о последствиях, Рит со всех ног помчался к источнику криков — маленькому мальчику, отчаянно рвущемуся из незнакомых рук и нуждающемуся в помощи. «Нельзя допустить повторения истории… и я ни в коем случае не могу опоздать!»
Крутой поворот за угол, и Рита чудом не занесло в мусорные баки. Вот он, силуэт в плаще, тянущий ребенка в безвыходную неизвестность. Боже, какая знакомая Риту картина! Как и тогда, ноги вросли в асфальт, сердце выколачивалось в груди, да так, что ускорься оно еще хотя бы на миллисекунду — лопнет, взорвется или остановится в болезненной судороге. Но нельзя просто стоять и смотреть, как коверкается еще одна жизнь…
Резко набрав воздух и чуть не захлебнувшись им, Рит прокричал как можно громче:
— Оставь ребенка, сволочь!
Тень дернулась и замерла, не отпуская проливающего слезы мальчика. Незнакомец тщательно рассмотрел Рита, и в свободной руке блеснуло лезвие. Рит пошатнулся, но устоял на ногах: «Так не бывает… этот плащ… эта бритва… не может этого быть! Не может…»
Но отступать Хайвел не собирался: «Все равно, что будет со мной…, но этот мальчик…» Испуганный белокурый ангел с мольбой в глазах взирал на Рита как на последний кусочек суши в океане. Недопустимо предавать такие глаза, нельзя посмотреть в них и убежать, подгоняемый страхом за собственную жизнь. Непростительно быть как те ублюдки, что видели семь лет назад такого же ребенка, слышали его мольбы о помощи, но отворачивались в сторону ярких витрин или надевали капюшоны.
Рит сделал шаг вперед, тень дернулась назад, мальчик застонал — его ручку сжали еще сильнее. И случилось то, чего Хайвел боялся больше всего: лезвие метнулось к детской шейке и замерло, как хищник, обнюхивающий беспомощную жертву прежде, чем убить.
— Плохая идея. — Сейчас главное — сохранять спокойствие, тогда Рит сможет мыслить яснее своего врага. — Если ты тот, о ком я думаю, то знаешь,
на что человек, переживший с мое, может пойти под влиянием злости. Я не пожалею друга, если дело коснется самозащиты или мести, а уж незнакомого мальца — тем более. И особенно я не пожалею тебя, если ты что-нибудь сделаешь с этим ребенком. Я мысленно наслаждаюсь, перерезая тебе глотку твоей же чертовой бритвой, омывая руки в твоей еще теплой крови… Думаешь, такой псих на всю голову, как я, будет только трепаться или осуществит задуманное, м? — Рит использовал весь свой актерский потенциал, чтобы ни голосом, ни взглядом, ни позой не раскрыть свой страх перед призраком прошлого, а ведь ноги и руки его дрожали… Стоит ему немножко перегнуть палку — мальчишка умрет, и в этом будет виноват не кто иной, как сам Рит. Одно неверно выбранное слово, и убиты будут двое, зато совесть долго мучить не будет. Играть… играть как никогда. «Это… театр…», — повторил про себя Хайвел слова, сказанные Розой в их первую встречу. Да, только теперь он согласен: даже самый элементарный театр никогда не будет кружком — это пародия, не существующая отдельно или вплетенной в жизнь; она соединяет две крайности, не способные без театра взаимодействовать в полной мере, — фантазию и реальность. Притвориться, сделать вид легко, но говорить то, что не является правдой и при этом не солгать — вот это искусство. Вовремя отделиться от реальности и перейти в воображение, и обратно, — это уже талант. А смотреть в пустые глазницы самой Смерти и убеждать, что не каждого она в конце концов коснется… это истинный театр: реальный, но скрученный в один вихрь со сновидением, с порывом бреда, как спасающий жизни, так и забирающий их. — Отпусти ребенка. Тогда, так и быть, я дам тебе уйти. А знаешь, почему я так поступлю? Ты захочешь со мной встретиться, и это желание будет сильнее того, для удовлетворения которого тебе нужен этот мальчик. Я заинтересовал тебя, ведь я тебя не боюсь, а играть с тем, в кого страх нужно вселить, куда веселее, правда?
Тень усмехнулась, но Рит понял это лишь по движению капюшона. «Это значит «да»? Или же…?» Взмах широкого рукава… и мальчик отлетел от своего похитителя к мусорным бакам. Это значит «Да». Рит выиграл эту партию: рискнул собой и в итоге получил награду — жизнь этого ребенка.
Фигура в плаще развернулась и пошла дальше, спокойно; шаги больше походили на медленный танец, ужасающий, но красивый. «Даже в смерти есть красота», — попрощался со старым знакомым Хайвел. Это было не «Прощай», это было «До скорой встречи»…
Мальчик привстал с асфальта. На правой щеке выступили капли крови из ссадины, полученной при падении, но слезы тут же смыли их. Рит опустился на колени перед спасенным.
— Что болит? — Он не знал, что нужно спросить, без толку ставя себя на место малыша — Рит не хотел бы ни с кем говорить, он бы лежал, не шевелясь, ожидая дождя, что смыл бы всю боль и горечь. Но он — это он, а на грязном асфальте лежит совсем другой человек.
— Запястье болит, — всхлипнул мальчик, — и щека…
— Я отнесу тебя в больницу, там тебя осмотрят и дадут лекарство от боли. Хорошо? — Рит без резких движений протянул ребенку руку. — Меня зовут Рит. А тебя?
Хайвел приготовился долго сидеть в этой позе, не отдергивая руки, ожидая чужого доверия, но мальчик сразу протянул ручку в ответ.
— А меня Тоби. Я хочу к доктору, — проплакал он, но уже и без намека на страх.
— Обхвати меня за шею здоровой рукой, — улыбнулся Рит, — я возьму тебя на руки.
