Мальчик с характером

Нервы были ни к чёрту. Когда Отабек в третий раз за тренировку едва не влетел лбом в бортик, Фельцман подозвал его к себе. – Золото от тебя никто не ждёт, –сказал он. – И серебро, пожалуй, тоже. – Но Яков Абрамович… – возмутился было Отабек. – Помолчи, – рявкнул тот. – Не смей перебивать старших! Анна Васильевна когда вернётся? Отабек поколупал лезвием конька лёд. – Мама уже прилетела – на время чемпионата, а потом обратно. – Очень хорошо, – кровожадно улыбнулся Фельцман. – Вот я приглашу её и спрошу, как так вышло, что Анна Васильевна не научила тебя уважать старших. – Яков Абрамович… – взмолился Отабек; сзади проскользил Никифоров. Послав ему лёгкую улыбку, он разогнался, заложил длинную дугу и, будто шутя, прыгнул тройной лутц – Отабек насупился. Фельцман, как нашкодившего малолетку, ухватил его за ухо и развернул к себе. – Золото от тебя никто не ждёт, – повторил он. – Но ты должен показать Европе – всему миру показать! – что в России растёт достойная смена Виктору Никифорову. – Лучше бы вы, Яков Абрамович, от меня золото ждали, – вздохнул Отабек, потирая пальцами пострадавшее ухо. – Поговори мне ещё, – побагровел Фельцман. – А теперь свободен. И чтобы до завтра духу твоего на катке не было. Выспаться, отдохнуть, сосредоточиться. Программа у тебя отличная, исполняешь достойно. Если не перенервничаешь, войдёшь в первую тройку, я тебе гарантирую, – он отвернулся, показывая, что разговор закончен. – Всего доброго, Яков Абрамович, – выдохнул Отабек и покатил вдоль бортика к выходу. Никифоров на периферии зрения отрабатывал и без того идеальную дорожку шагов. *** Отабек долго сидел в раздевалке, остывая. После нетипично тёплого для Москвы декабря ударили крещенские морозы, но снег так толком и не выпал – от лысой земли промораживало до костей, а слечь с температурой под тридцать восемь накануне начала Чемпионата Европы не входило в планы Отабека. Привалившись спиной к стене, он просмотрел скудные обновления в социальных сетях, бережно убрав коньки в рюкзак, хотел достать книгу, но тут в раздевалку ввалился Никифоров. – Ты ещё здесь? – удивился он. – Ухожу уже, – буркнул Отабек, потянувшись за берцами. Никифоров подошёл к нему и, бесцеремонно ухватив за подбородок, заставил поднять голову. – Волнуешься, – не спросил, констатировал очевидный для всех факт. Отабек, вписавшись затылком в стену, вырвался из цепких пальцев и принялся обстоятельно шнуровать берцы. – А мальчик-то с норовом, – снисходительно улыбнулся Никифоров. – Это хорошо. Но не точно. Отабек промолчал в ответ, и Никифоров отвернулся к своему шкафчику. Застегнув куртку, Отабек едва не до самых глаз обмотался шарфом, надёжно спрятав уши под мягкими шерстяными петлями, натянул перчатки и, закинув рюкзак на плечо, сделал было шаг к двери, но Никифоров снова перед ним будто из-под земли вырос. – Фернандеса ты не обойдёшь, даже не думай об этом, – он ласково погладил пальцами тёмно-синюю махру банного полотенца, – у тебя пока ещё уровень не тот. А вот остальных, если не сглупишь, с лёгкостью сделаешь. Услышь меня, Алтын: сосредоточься на бронзе. – И, мурлыкая под нос какой-то мотивчик, Никифоров направился в душевую. «Дались мне твои советы», – подумал Отабек. От всего сердца пнув дверь, он вывалился из раздевалки, постоял несколько секунд в коридоре, выравнивая дыхание, и поплёлся к выходу. *** За прошедшие несколько часов с начала тренировки на улице, казалось, стало ещё холоднее. Отабек с грустью посмотрел на ограждение метростроя – «Стройка на время – польза навсегда!» – за которым мужик в оранжевой каске, перекрикивая завывания ветра, матом орал на экскаватор, и повернул в сторону «Динамо». Решение открыть станцию метро на Ходынском бульваре было принято в далёком две тысячи восьмом, когда Отабек ещё только учился стоять на коньках. Но, как говорится, скоро сказка сказывается, да не скоро дело делается. На информационных плакатах об окончании строительства «ЦСКА», которые даже не удосужились сменить, значилась минувшая в старом году дата, и это до поры до времени вселяло в Отабека надежду, что успеют хотя бы к началу чемпионата – иностранцы снимут апартаменты в Москва-Сити, будут ездить до «Мегаспорта» по прямой ветке. Зря. Станцию так и не открыли – то ли боялись, что МОК всё-таки добьётся переноса Чемпионата Европы по фигурному катанию в другую страну, и не стали спешить, то ли просто деньги в очередной раз разворовали. Поёжившись, Отабек спрятал руки в карманы – мёрзли даже в перчатках – и ускорил шаг. Он миновал парковку «Мегаспорта», раздумывая, не схитрить ли – сесть на бесплатный автобус «Авиапарка» и в тепле, со всех сторон зажимаемый пенсионерками и баулами с продуктами из «Ашана», доехать до метро, но автобус ходил по строгому расписанию, которое Отабек не знал. Нащупав задеревеневшими пальцами телефон, он хотел было достать его, но в этот момент увидел впереди девчонку. Она стояла на тротуаре, тощая, одетая в слишком короткую для такого мороза и явно дешёвую куртку; из-под трогательно-голубой шапки с большим помпоном выбивались светлые пряди; шнурки «патрулей» – один чёрный, другой ярко-оранжевый – подметали асфальт. Дорогу ей преграждала дорогая иномарка, в окне с опущенным стеклом которой виднелось холёное лицо владельца; его похотливая улыбка и масленый блеск глаз не оставляли сомнений в том, что происходило. Поза девчонки была обманчиво расслабленной, однако Отабек заметил, как напряглись её плечи, когда мужчина что-то сказал. Он подошёл уже совсем близко, поэтому расслышал, как девчонка – да нет, не девчонка, парень! – раздельно и чётко произнёс: – На хуй. Пошёл. Мудак. Усмехнувшись и надменно приподняв бровь, мужчина продемонстрировал пухлое кожаное портмоне. – Я тебе сейчас ебало о руль разобью, – с угрозой выдохнул парень, и Отабек почему-то сразу поверил: разобьёт. А тот стукнул ногой по стоявшему рядом скейтборду, который Отабек сначала не приметил, и, выбросив руку вбок, отточенным движением пальцев поймал подлетевшую доску: – С дороги съебал. Мужчина открыл рот, намереваясь что-то ответить, но Отабек встал за спиной парня и, набычившись, спросил: – Проблемы? Мужчина, раздосадовано посмотрев на него, мазнул взглядом по берцам, поглядел на увесистый – не новомодный пластиковый, а деревянный – скейтборд, который парень сжимал посиневшими от холода пальцами, и отвернулся. Плавно поехало вверх стекло; машина сдала назад и, взревев мотором, укатила в сторону Авиаконструктора Микояна. – Чтобы ты под КАМАЗ влетел, – пробормотал ему вслед парень и, не оборачиваясь, дёрнул плечом, едва не задев Отабека: – А тебе чё надо? – Ничего, – растерялся Отабек. – Я просто помочь хотел. Резко обернувшись, парень скривился; невысказанное: «Чурка», – повисло в воздухе. Отабек не обратил внимания, потому что привык. Самым забавным оказалось то, что он даже в классе не вписался, хотя дети нацменьшинств давно уже составляли процентов тридцать от московских школьников. Парень сверлил его зеленоглазым, недоверчивым, словно у одичавшего дворового кошака, взглядом и нервно покусывал чётко очерченную нижнюю губу – рот у него был соблазнительным, сочным, и Отабек неожиданно для себя залип. «Красивущий», – пронеслось в голове. Парень хищно раздул тонкие крылья прямого, покрасневшего на морозе, носа и недобро прищурился. Отабек сообразил, что у него сейчас наверняка все мысли на лбу будто написаны, и ничем он, защитник хренов, не лучше давешнего мужика, но перестать пялиться не мог. «Наверно, ему с такой внешностью тяжело приходится», – подумал он. И дело было не только в яркой, какой-то яростной, дикой красоте, но и чувствовавшейся в этом парне силе, которую Отабеку захотелось приручить, заполучить в союзники, а кому-то наверняка – прогнуть под себя, сломать. Резкий порыв ветра швырнул волосы парню в лицо, и он, в раздражении смахнув прилипшую к губе прядь волос, ненавязчиво намекнул: – Я в помощи гостей из стран Средней Азии не нуждаюсь. – Я по национальности казах. Казахстан – не Средняя Азия, – улыбнулся Отабек. – А не похуй ли мне? – пожал плечами парень. – И, вообще, я москвич, – обиделся Отабек. – Автомобилестроительный завод, ныне почивший, что ли? – криво улыбнулся парень. – Понаприезжало вас тут таких москвичей и напонапрописывалось. – Я здесь родился. – Ну, поздравляю, чё. Парень швырнул скейт на землю, и Отабека выстегнуло осознанием: сейчас уедет. Но этого никак нельзя было допустить, потому что его уже зацепило, словно рыбу крючком под жабры – даже если, с мясом выдрав, сорваться, так все одно уже сдохнешь, – и тащило вслед этой силе. – Постой, – схватив его за рукав, Отабек ляпнул первое, что пришло в голову, – я думал, ты моя фанатка. – Чё сказал? – рывком отбросив его руку, парень развернулся; из-под расстёгнутой молнии куртки зло оскалилась напечатанная на толстовке тигриная пасть. Прикинув, сколько зубов можно выбить скейтом с одного удара и смогут ли стоматологи сотворить до завтра чудо – по всему выходило, что нет – Отабек выставил ладони в примирительном жесте. – Я тебя со спины за девчонку принял. Прости, был не прав. Главное ноги мне не ломай. – Почему? – Я фигурист. – Ты труп, – сжал кулаки парень. – Нет, я, правда, фигурист. Я завтра здесь, – Отабек мотнул головой в сторону «Мегаспорта», – буду катать за честь России. – Ага. А я прима-балерина, – смерил его недоверчивым взглядом парень. Отабек глубоко вдохнул и, храбро расстегнувшись на минус пятнадцати, достал из-за пазухи пропуск: – Вот. Взяв карточку двумя пальцами, брезгливо, словно склизкую лягушку, парень покрутил её: – Ну, ты беспизды москвич, Отабек Алтын. А пропуск такой за пару минут склепать можно. – Можно, – порывшись во внутреннем кармане, Отабек протянул ему билет. – Приходи завтра на соревнования. Увидишь, как я катаю – такое за пару минут точно не склепаешь. – Зачем мне? – хмыкнул парень. Он стоял, засунув руки глубоко в карманы, напряжённый, готовый ударить в любую минуту – такие всегда бьют первыми, – Отабек растерялся, но затем всё равно ткнул билет ему под нос. – Бери, до завтра подумаешь, вдруг всё-таки придёшь. А если нет – можешь его продать. Знаешь, сколько он стоит? Парень нахмурился – между пшеничного цвета бровями пролегла тонкая вертикальная складка – и спросил: – Почему думаешь, что я его не загоню? – Я не думаю, – ответил Отабек, – но надеюсь. Да и мне всё равно больше приглашать некого. Парень поглядел на билет. – Я не пидор. – Я тоже, – кивнул Отабек. – Пидоры это те, кто по подъездам ссут и кнопки в лифтах поджигают. Парень шутки не оценил. – Ты понял, о чём я. Думаешь, не вижу, как на меня пялишься? Если рассчитываешь потрахаться, лучше пригласи кого-нибудь другого. – Я не рассчитываю, – от напряжения рука начала противно подрагивать, и Отабек, стиснув пальцы, практически смял отливавший глянцем яркий прямоугольник билета. – Просто хочу познакомиться, и это мой единственный шанс Они с парнем посверлили друг друга взглядами. – Ещё скажи, что завтра будешь катать только для меня одного? – нахмурился тот. – Я буду катать для России. Но да, ты мне нравишься, – честно признался Отабек. – И ты не пидор – это я тоже понял. Парень погрыз губу; медленно вытащив руку из кармана, забрал билет. – Это плохое начало для чего бы то ни было. Отабек просто протянул ладонь и спросил: – Будешь со мной дружить? Да или нет? – Ты ебанулся что ли? – отшатнулся парень; в его расширившихся зрачках плеснули ужас напополам со смятением. Вскочив на скейт, он сильно оттолкнулся ногой и покатил к парковке «Авиапарка». Отабек смотрел ему вслед до тех пор, пока голубая шапка не скрылась из виду, а затем бегом припустил в сторону метро.