Сейчас
Став столицей сопротивления, Каон изменился. Когда-то этот город воплощал собой порядок. Строгий, жестокий ко всем свободолюбивым мехам, жаркий и темный… он стал сердцем десептиконского движения. Мегатрон активировался в Тарне, но именно в Каоне нашел тех, кто поддержал его. Кто согласился с его словами, прислушался к его опыту, кто встал рядом – и помог превратить нелегальные собрания в партийную деятельность. В Каоне было сосредоточено все, против чего протестовали десептиконы. Город стоял благодаря рабочим, жил их трудом, вытягивал из них силы – и ничего не давал взамен. В лучшем случае тебя ждет скудный паек. В худшем – гладиаторская арена, штрафные часы… или ты исчезнешь, и никто не узнает, куда. У тебя нет права голоса; ты останавливаешь взгляд на возвышающихся над городом башнях администрации, элитных жилых высотках, и понимаешь, что никогда не приблизишься к ним. А мехи, которые живут там, даже не посмотрят в твою сторону. Им все равно, что творится в темных дистриктах, разделенных лавовыми реками, пока заводы работают. Не только Каон был таким. Весь Кибертрон подчинялся заветам Новы Прайма, которые заботливо поддерживал Сенат, называя драгоценными и мудрыми традициями. Но все же Каон – самый мрачный город из всех, где Мегатрону приходилось работать. Как-то он несколько сотен лет проторчал недалеко от Аякона, и Аякон показался ему прекрасным местом. Если удавалось выбраться туда на выходной, он старался игнорировать взгляды, которыми его одаривали местные жители, и впитывать то хорошее, что существовало на Кибертроне. Старался узнать получше, понять, запомнить мир, который мог бы принадлежать всем. Увидеть в нем что-то, что могло бы сблизить его блеск с чернотой шахт. Однако Мегатрон оставался для горожан грязным серым пятном на чистой улице. В лучшем случае ему позволительно было забиться в какой-нибудь бар, посидеть там не дольше положенного срока, не поднимая взгляда, и вернуться на смену. Однажды в «Старом Маккадамсе», баре в одном из не самых богатых дистриктов Аякона, Мегатрон вспылил и поставил на место зарвавшихся вояк… это был первый его арест. Потом был Тарн, где он впервые решился на осознанный конфликт с властью – и выучил, что попытки силового сопротивления приводят лишь к сжатию кулака, а не к прогрессу. С тех времен он успел отсидеть столько, что в голове не укладывается. И вот военные салютуют ему. У них нет выбора. Каждый раз, когда они приветствуют его, он видит в их оптике недоумение и презрение. Почему этот тип с толстыми гусеничными траками, с шахтерской разметкой на броне отдает приказы? Разве сенатор Протеус не обвинял его во всеуслышание в убийстве Сентинела Прайма? Чем он лучше самозванца? Ох, фраг… да не лучше он Оптроникса. В руководстве армией, по крайней мере, точно. У Оптимуса Прайма, как Оптроникс отныне называл себя, получилось в считанные циклы сгрести пол-Кибертрона в кулак и сдавить так, что каждая новая трещина пролегала, задевая его врагов. А Мегатрон чувствует себя буфером, выставленным вперед каждой из сторон, и до сих пор не может совладать с собственными офицерами. Джеты, главное военное преимущество над автоботами, смотрят на него свысока, а «свои» недоумевают, почему он просто не поставит их на место. Когда-то Мегатрон с сожалением думал, что ему придется прогнуться под правила элиты и изменить раскраску. Он решил, что будет бороться открыто и официально, он убедил Сентинела Прайма признать десептиконов партией, он даже успел добиться места в Сенате, прежде чем все полетело к Юникрону. Необходимость работать с мехами высших классов требовала жертв. Мегатрон обсуждал это с Тандеркрекером, который всегда давал дельные советы перед публичными выступлениями, с Рэтбэтом, который отлично знал, как устроен Сенат. Они сходились во мнениях, пусть и без особого энтузиазма: нужно будет убрать желтые полосы со светло-серой брони, возможно, даже «пригладить» грубый альтмод. В Сенате Мегатрону потребовались бы союзники, а их не найдешь, если будешь выпендриваться… Теперь, казалось бы, не с кем играть в дипломатию. Мегатрон избран народом – мехами, которые помогали ему добиться признания и ради которых он его добивался. Он избран и сенаторами – теми, кто выжил и сбежал от автоботов в Каон, под защиту оперативно мобилизовавшихся десептиконов. Представители старой власти признали его не потому, что он им нравился – у него единственного осталась централизованная сила во многих городах, тысячи преданных мехов, возможность руководить ими. Так что – да, ВВС Кибертрона теперь подчиняются ему. Но это – лишь фикция. Прошло меньше месяца с тех пор, как Оптимус Прайм объявил себя новым преемником Матрицы, и Кибертрон раскололся на два лагеря. Каонский и Восский флоты принесли присягу Мегатрону, однако остальные джеты пока колебались, пусть и защищая не сдавшиеся автоботам города, но и не торопясь принимать алый знак. И то – с восским командиром, Скурджем, Мегатрон даже еще не встречался. Хватало и Каона – он требовал более изощренных дипломатических навыков, чем любые дебаты в Сенате. Поскольку в нем больше не было порядка. Десептиконы принимали всех. На этом Мегатрон настаивал – и был рад, что теперь за названием его партии действительно стоят все, кто пожелает, равные и объединенные общей целью. Однако на практике красивые слова о равной борьбе с общим врагом значили мало. Каон – как и другие города, которые десептиконы отстаивали, – погрузился в хаос. Костяк сопротивления составляли те, кто носил алый знак десептиконов еще тогда, когда за это легко можно было загреметь в тюрьму: рабочие, «одноразовые», изгои при старом режиме. Военные, смиряясь с новым порядком, принимали инсигнию с подчеркнутой неприязнью, ни на клик не забывая, что это символ низших классов, возомнивших себя равными настоящей элите. Уже этот коктейль казался взрывным; а ведь еще в Каон стекались беженцы, которые раньше и не ступили бы на промышленную территорию. Представители бывшей элиты, чудом уцелевшие в учиненной автоботами резне, искали защиты у мехов, которых принижали миллионы лет. Они требовали убежища и не особенно считались с новой реальностью, где Прайм больше не подчинялся Сенату, а официально правителем планеты объявлен какой-то там шахтер. Мегатрон понимал тех, кому тяжело было протягивать им руку. Мысль о равенстве нельзя навязать щелчком пальцев. Принятие должно стать сознательным выбором. Как убедить мехов выбирать правильно? Старый порядок разрушен, но он сохранился в блоках памяти, въелся в подпрограммы, высечен на камерах искр. С тех пор как Нова Прайм основал общество, в котором привилегии зависели от альтмода, классовое расслоение прошило весь Кибертрон. Мегатрон хотел расплавить этот первозданный металл и выковать из него мир, в котором все искры будут равны. Оптроникс – Оптимус Прайм – разрушил его надежды. Он тоже выступал от лица тех, кого ни во что не ставили прежде, но не предлагал примирения. Новый мир Оптимуса Прайма принадлежал победителям, а прошлому уготовано было сгореть в плавильнях. Категоричность, с которой он воплощал свой план, потрясала Мегатрона. Десептиконов часто подозревали в желании начать бунт. Когда-то они действительно были на грани, загнанные в угол, презираемые и преследуемые. Сенат боялся их тогда, боялся позже, когда Мегатрон уверенно протискивался между классовыми границами. А оказалось, за всей этой политической возней зрел военный переворот. О восстании Оптроникса как будто никто не знал, пока однажды взрыв в Сенате не уничтожил старых правителей – почти всех. Выжившие бежали прочь с планеты или искали спасения у тех, кого презирали в прошлом. Мегатрон собирался вести тихую бюрократическую борьбу с Сенатом. Он не рассчитывал на то, что ему удастся продвинуть серьезные законопроекты хотя бы в ближайшие десять тысяч лет. Но Рэтбэт был на его стороне, Шоквейв готов был подать руку… он верил, что найдет еще союзников, сможет сколотить блок, равный по весу величайшим консерваторам – Протеусу, Доминусу и их сторонникам. Он готовился к дебатам. Не к войне. Не к тому, что мех, о котором никто ничего не слышал, явит всем истинную Матрицу лидерства в прямом эфире. Что он транслирует на весь Кибертрон гибель Сената – и зажжет огонь в искрах, жаждавших отмщения. Не к тому, что – окажется – не Сенат мешал Мегатрону, а Оптроникс плел интриги, из-за которых десептиконов обвиняли сначала в мелких терактах, потом – в гибели Сентинела Прайма. Что – окажется – Мегатрон был слеп, а его достижения ничего не значили для тысяч мехов, терпение которых кончилось. Даже среди товарищей Мегатрона нашлись те, кто считал Оптимуса правым. Импактор так и сказал, уходя: зачем играть в политику, если мы можем взять все, что заслужили, силой. Он был не одинок в своем мнении: «Оптимус нас обдурил, но, по крайней мере, при новом Прайме твой альтмод и правда не играет роли». Да! Все равны – и обязаны подчиниться. Автоботы продолжали уничтожать непокорных. Они взорвали Гармонекс, город, не присягнувший Прайму, когда тот потребовал, и не имевший почти никакой военной силы. Мегатрон вел переговоры с Гармонексом, предлагал защиту… но правительство города не желало слушать бывшего шахтера, заключенного и, возможно, убийцу последнего избранного Сенатом Прайма. И город погиб. Потому что Мегатрон не был достаточно собран, решителен и… силен. Не смог убедить их. Не смог защитить хотя бы и против их воли. Когда авиация десептиконов прибыла к Гармонексу, бомбы уже сделали свое дело. Мегатрон обещал себе, что больше не сдаст Оптимусу без боя ни один клочок Кибертрона, но… как он может давать такие клятвы? Они все еще не понимают, как сражаться с организованной армией. Они – промышленники и строители, грузовозы и бывшие рабы… Не вся армия поддержала Оптимуса Прайма, верно. Джеты, например, без исключения выступили против него, сохранив верность присяге. Были и военные части, не подчинившиеся приказам самозванца. Но ошибочно считать, что планета раскололась на два лагеря. Мегатрон все еще отчетливо видел три. Он и без советов Рэтбэта понимал, что пока военные смотрят на десептиконов с презрением, они не могут сражаться на одной стороне. Захват Каона десептиконами, которым Мегатрон восхищался, который ставил в пример, оказался случайностью. Вынужденным сотрудничеством. Успешной операцией, которая не состоялась бы, скажи Траст, нынешний авиакомандующий, и Мотормастер, руководивший десептиконами в Каоне, друг другу хотя бы пару слов, не касавшихся плана захвата администрации. В этой башне когда-то останавливался Сентинел – первый Прайм, решивший пустить в Сенат меха с альтмодом рабочего. Здесь умер Праул, истинный убийца Сентинела, когда Мотормастер и Траст отбили у автоботов Каон… Отсюда Мегатрон смотрел на город и видел хаос. В хаосе им нечего противопоставить автоботам. Под руководством Оптимуса те действовали последовательно, слаженно, быстро и безумно жестоко. И пока: они преуспевали, а Мегатрону приходилось разбираться с последствиями номинально достигнутого «равенства». Какому-то сенатору не уделили достаточно просторные покои. Боевые звенья не слушают приказы, если их передает флешка. Джет с офицерскими полосами на крыльях снова оскорбил конструктикона – и после драки нескольких случайных зрителей пришлось спасать из лавы и менять им корпуса. А безбашенные солдаты Оптимуса тем временем готовятся осаждать Каон! Фрагов хаос. Звук чужой вентиляции отвлек его. Он спохватился, отворачиваясь от окна. Сколько уже Старскрим стоит рядом? – Траст здесь, – сказал тот. – Ты уверен, что он готов… к твоему предложению? Старскрим – тоже сторонник дипломатии. Он так внимательно относится к словам, будто за каждым стоит формула. Но еще он джет, начинавший свой путь в военной среде, так что он куда лучше Мегатрона понимает, как тяжело Трасту и его подчиненным смириться с новым порядком. Никакая ненависть к Оптимусу Прайму не пересилит гордость офицера кибертронской авиации. У джетов, как и у десептиконов, были личные счеты к Оптимусу Прайму. Автоботы как-то сумели заминировать все крупные авиабазы, чтобы подорвать их одновременно с Сенатом. Выжило не так много джетов – те, что патрулировали, находились не по месту службы… Но Каонский флот уцелел полностью. Их успел предупредить Мотормастер, а Мотормастеру сказал Шоквейв, а Шоквейву – неизвестный информатор, чье имя так и осталось тайной. Другие флоты пострадали сильнее. Траст, старший по званию среди выживших, стал командиром Кибертронских ВВС. Но несмотря на желание отомстить Оптимусу, теплом к новому правительству он не проникся. Рэтбэт, Кросскат и другие сенаторы, бежавшие в Каон, сняли с Мегатрона обвинения в убийстве Сентинела Прайма. Они даже Шоквейва, успевшего отречься от места в Сенате, убедили участвовать в этом фарсе. Но пусть Мегатрону и выданы особые полномочия, в оптике Траста он мало чем отличался от самозванца с Матрицей. Только у него еще и Матрицы нет. Неопытный главнокомандующий, недоделанный политик, буровая установка и бывший заключенный – вот кого поставили выше опытных офицеров и героев войны с Консорциумом. Разумеется, Траст не готов к его предложению! – Ему придется проявить гибкость, – отозвался Мегатрон. – Чем дольше мы ждем, тем меньше у нас шансов что-то изменить. – Пойти с тобой? Мегатрон улыбнулся: – Не обязательно. Я не боюсь с ним говорить… После всех переговоров, которые Мегатрон провел, медленно, но верно двигаясь к месту в Сенате, его не смущал очередной серьезный разговор с мехом, который смотрит на него сверху вниз. Он научился гасить презрение ответным взглядом. Научился говорить так, чтобы его слушали мехи, чья полировка стоила дороже годового шахтерского пайка. Одна работа в администрации Каона чего стоила! Старскрим, конечно, почти не заставал его за словесными дуэлями, они общались в совсем иной обстановке, и все же ему не о чем беспокоиться. – Я предлагаю, потому что знаю его, – настоял Старскрим, сохраняя серьезность. – Он уважает закон, но… джеты предпочитают иметь дело с джетами. Если даже я просто постою рядом, это смягчит обстановку. Пусть я не солдат, но… Но – он мех одного с Трастом класса. Погрузившись в науку, Старскрим пал в оптике бывших сослуживцев, но не так низко. Мегатрон, не будь он лидером сопротивления, никогда бы не встал на одну ступень даже с джетом-ученым. А Траст – ведущий первой триады Кибертрона. Если кого-то и беспокоит аудиенция с Мегатроном, так это его, а Старскрим лишь хочет сделать беседу если не приятной, то хотя бы сносной для всех. – Тебе виднее, – согласился Мегатрон. – Спасибо. Офицеры авиации – гордые мехи. Мегатрон знал это, потому что общался с Тандеркрекером – причем видел его не только травящим веселые байки в окружении кассетконов Саундвейва. Видел, каким становится его фейсплейт, когда беседа затрагивает вопросы чести. Когда речь заходит о других джетах, о его боевом прошлом. И Траст – часть прошлого Тандеркрекера. Он последовал за Старскримом к лестнице. Лифты в башне администрации до сих пор не восстановили после боев за город, придется подниматься пешком. Для Старскрима это, должно быть, мучение. По Кристалл-сити он передвигался исключительно по воздуху, предпочитая полет возможности пройтись. Хотел бы Мегатрон знать, что он чувствует, когда поднимается в небо. Что любой крылатый мех чувствует едва ли не с момента активации… Но он прикован альтмодом к поверхности Кибертрона. Старскрим однажды пообещал ему, что когда-нибудь и он взлетит. Сказано это было слегка в запале, и Мегатрон не воспринял обещание всерьез, но иногда вспоминал его. Старскрим, наверное, не помнил. Сложно не завидовать его крыльям – чистым, белым, широким… Наверное, поэтому все джеты такие гордецы. Их мало – и каждый хотел бы побывать в их корпусе. Чем не повод гордиться собой? Если бы Старскрим был офицером авиации, ему нанесли бы полосы по краю с каждой стороны, красного цвета – символ его принадлежности к инженерному подразделению, подчеркивающий навыки и заслуги. Но Старскрим не принадлежал к ВВС, он выбрал науку, а позже – символ десептиконов, и если когда-либо и жалел об этом, то не рассказывал Мегатрону. – Есть новости из Кристалл-сити? – спросил Мегатрон. Мысли о небе его не угнетали. Когда приходится решать столько проблем, про свой корпус думаешь в последнюю очередь. Но все же – стоило сосредоточиться… – Кварк не ответил на несколько моих сообщений, – с тревогой в голосе поделился Старскрим. – А Френзи говорит, город не занят, по крайней мере, на открытых частотах автоботы об этом не толкуют. Если бы не осада, я бы слетал к ним, узнал, в чем дело, но… – Попроси Скайварпа, – предложил он. – Или можем сделать коридор… – Вроде как Скайварп бы тут пригодился, – краем губ улыбнулся Старскрим вполоборота. – Да и я тоже, надеюсь, буду полезен. Он шел немного впереди. Он всегда двигался быстрее Мегатрона – легкий, стремительный, словно ему предназначено было носить черные полосы скоростного подразделения, а не красные – инженерного. – Я найду способ отправить кого-нибудь на разведку, – пообещал Мегатрон.***
Белые полосы по периметру крыльев говорили о принадлежности Траста к ударным силам. Всегда на острие атаки. Не разведка, не поддержка, а тот, кто летит в самое что ни на есть пекло. Паттерн деталей подчеркивал боевые заслуги: чем больше сражений ты прошел, тем больше плоскостей корпуса выделены контрастным цветом. Траст красился в серый с желтым, а стекло кокпита поблескивало темно-красным. Мегатрон только недавно подробно погрузился в детали, из которых состояла жизнь джетов. Изучение сенатских порядков, на которое он потратил столько времени не так давно, оказалось бесполезным, а вот общаться с собственной авиацией теперь приходилось часто. Пришлось просить Тандеркрекера, и тот прочитал не одну лекцию о значении полос на крыльях, об отметках о пройденных боях, обращениях, жестикуляции… он рассказывал, и Мегатрон не был уверен, скучает Тандеркрекер по старой жизни – или презирает ее. Казалось, что маскирует первое вторым. Говорят, – сам Тандеркрекер говорил, – для джета нет ничего важнее полос на крыльях. Они определяют роль в отряде, характер, поведение. Не без нюансов, но: глядя на джета, можно узнать все о его службе. Траст был боевым ветераном. Каждая лопасть винтов на широких крыльях покрашена в два цвета. А вот оттенок линз – багровых, утопленных глубоко, – ничего не значил. Взгляд у Траста был пустой, когда он пожимал руку Мегатрону. Вошедший следом Старскрим и то вызвал больше заинтересованности. Настоящие эмоции в оптике Траста вспыхнули, когда Мегатрон озвучил свое пожелание. – Нет, – отрезал авиакомандующий. Мегатрон продолжил смотреть ему в оптику, показывая, что одного «нет» недостаточно. Возмущение он считал, и не по каким-то там движениям крыльев, а по тому, как зазвенел голос. Траст взорвался, едва Мегатрон договорил. Он возразил коротко, но рьяно, явно ожидая, что выискавшийся военачальник-шахтер отступит сразу же. Но Мегатрон и так знал, что услышит. Разговор только начинался. – Траст, я ценю все, что ты делаешь для десептиконов, – не лишне напомнить, что инсигния здесь у всех одна. Джеты забывали это чаще других. – Ни у кого из нас нет такого боевого опыта, как у тебя, и я всегда прислушаюсь к твоему мнению. Но ты должен признать, что сейчас руководствуешься не благом для всех нас. Ты не можешь игнорировать то, как важно сплотиться. Это могло бы стать первым шагом. Важным шагом. Траст не перебивал и, пожалуй, даже слушал. Теперь стало похоже, будто он поглядывает на Мегатрона снисходительно. – Тандеркрекер лишился офицерского звания за неподобающее поведение. Скайварп – дезертир. Они доказали делом, что не имеют права носить полосы на крыльях, – он снизошел до объяснений, и это, наверное, хороший знак. Мегатрон собирался выслушать все его аргументы. По характеру Траст определенно относился к мехам взвешенным. Для того, кто должен в бою принимать решения в считанные наноклики, способность переключиться в совершенно иной модус – ценное качество. Мегатрон верил, что ему повезло с авиакомандующим. Но, увы, его авиакомандующий был пуристом и все то, что касалось «чести джета», считал священным. – То, из-за чего их осудили, больше не преступления… – Дезертирство? – уточнил Траст, сужая оптограни. Сарказм – хороший знак? Если это, конечно, сарказм. По крайней мере, диалог стал живее, и это неплохо. И с сарказмом тоже можно работать. Мегатрон покачал головой: – Если бы Скайварп не сбежал, от его чести ничего бы не осталось, Траст. Быть аутлаером – не преступление. Тандеркрекер и Скайварп – воины, у которых отняли часть жизни, важную для них. Я знаю их обоих уже давно. Храбрые искры, благородные, неравнодушные к несправедливости. Как бы ни сложилась их судьба. По крайней мере, они оба упрямы как истинные джеты. Мегатрон старался не судить мехов по альтмоду, но некоторые черты словно и правда заложены в искре. А может, складываются со временем, под влиянием того, как тебя воспринимает общество. Да, официальная позиция функционалистов такова: когда формируется корпус, создается единство между внутренним и внешним. Ты не можешь быть иным, не можешь желать иного – кроме того, что диктует тебе альтмод. Но Старскрим и Тандеркрекер, например, не выкованные. Они из последней партии джетов, собраны накануне войны с Консорциумом Черного Блока. Один – ученый, другой – солдат. Страшно твердолобые, если хочешь свести их с выбранного пути. Так что происхождение поистине не имеет значения. Тандеркрекер, Скайварп и Старскрим фантастически упрямы без какой-либо видимой причины. – Хорошо, что ты знаешь их такими, – отстраненно заметил Траст. – Но Тандеркрекер очернил другого офицера. Скайварп дезертировал. Они ненадежны, – он очень серьезно посмотрел на Мегатрона, и тот понял, что за этими словами стоит не только личная неприязнь. В подтверждение этих мыслей Траст отсек последние сомнения: – Никто не примет их в свою триаду. Он ведь говорит за всех. Среди джетов, летающих под его началом, и Эйр Варриор, и Блитстрим – постоянные герои новостей о склоках в десептиконских рядах. Кто для них – Тандеркрекер и Скайварп? Пустит ли Эйр Варриор их под свое крыло, станет ли Блитстрим летать с ними? Мегатрон помрачнел. Нет, он думал об этом. Он слышал, с Населлом, одним из выживших звеньевых командиров, ни у кого не было проблем. Что Дирдж, ведомый Траста, славный малый. Но не учел, что эскадрильи – устоявшиеся, сбитые команды. Что Траст не будет реорганизовывать их ради единиц, которых считает недостойными. Он сказал «очернил офицера». Не «якшался с отбросами», в конце концов! Траст пытается показать, что пусть социальный строй изменился, это не умаляет вины Тандеркрекера даже в его оптике. Что уж говорить о других джетах. – Тогда они могут составить свою, – проронил Старскрим. Все это время он не вмешивался в беседу, просто стоял у края посадочной площадки, и только сейчас обернулся. – Для триады нужны трое, – начал Траст слегка снисходительным тоном. – Нас трое. Мегатрон внимательно следил за выражением его лица. Старскрим смотрел в фейсплейт Траста, не отвлекаясь, не интересуясь, есть ли у Мегатрона мнение на этот счет. – Прости, если покажусь тебе резким, – Траст скрестил руки на кокпите. Он выглядел скорее заинтересованным, чем закрывшимся. – Но идет война. У тебя нет опыта боевых столкновений. Я слышал, ты хороший ученый. Не стоит отказываться от своего выбора ради… «Тех, кто этого недостоин». Траст не договорил. Он не знал, что Скайварп и Старскрим стали близкими друзьями, откуда ему?.. Но он явно прочел во взгляде Старскрима ледяное осуждение и не стал разогревать конфликт. – Я проходил боевую подготовку, прежде чем улететь в Кристалл-сити, – Старскрим развел руками. – Все протоколы в моей прошивке, надо только освежить рефлексы. Я могу быть лидером триады. У тебя будет еще одно боевое звено. Мы все не в том положении, чтобы отказываться. Пожалуй, Старскрим слишком прямолинеен сейчас. А еще в его словах звучало что-то… болезненное. Он упоминал, что должен был стать ведущим. Что даже ведомых ему почти назначили. Он получал дополнительную специализацию, стал бы инженером: как Дарквинг, ветеран войны с Консорциумом – и летун, и умник. Но из Кристалл-сити в авиацию Старскрим не вернулся. Его слова так напоминали вызов, что Мегатрон осмелился подать голос: – Ты не обязан… Можно представить, с каким осуждением Старскрим столкнулся, когда выбрал «неправильный» путь. Ему ведь пришлось бороться. Собирать подписи руководства исследовательского центра, убеждать командующего… Функционалистскую систему сломать было непросто, но ему удалось. И вот он отказывается от своей борьбы. Может ли Траст вообще оценить такой шаг? – Нет, ты прав, – перебил Старскрим, бросая на него короткий взгляд. Мегатрон закрыл рот. Что ж, Старскрим уверен в том, что делает, не стоит сбивать его с толку. – Мы должны объединиться. Превратиться в цельную армию. Все мы, и не важно, что мы раньше делали. Мы не победим, если будем цепляться за прошлое. Траст, признай, вы не вернули бы Каон без нашей поддержки на земле! – На земле, – повторил тот сухо. Старскрим сделал несколько шагов к нему: – Мы станем полезным отрядом. У Тандеркрекера есть боевой опыт. У Скайварпа подавно. И он телепортер, может попасть в тыл, и огонь на себя отвлекать не понадобится. Нам нужно будет время, чтобы слетаться, но вам мы не помешаем. Это решит проблему? Траст молчал. Мегатрон видел, что он не раздумывает. Ответ у него готов, и он откажет все равно, если только не вмешаться… Вот что такое – власть? Возможность решать за других? Мегатрон искренне желал, чтобы джеты перестали задираться и взялись за общее дело; он понимал, что интеграция будет болезненной еще долго, но пройдет время, и они адаптируются, все адаптируются… в этом суть кибертронцев. Да, ему хотелось бы увидеть прогресс поскорее, но давить все равно неправильно. И все же: Траст может отказать Старскриму, обесценив его непростое решение. Тот озвучил почти безумное предложение для меха, который однажды покинул авиацию, но только не в рамках действительности, в которой Праймом стал коп, а законным лидером – шахтер. Старскрим мечтал продолжать исследования. Перестройка корпусов занимала его сильнее всего на свете. Он изучал возможности искр… жаль, кузнецов уже не обучали, когда его собрали. Жаль, что его собрали для войны, и многие возможности были для него закрыты. Он стал бы замечательным кузнецом, будь у него шанс… будь у всего Кибертрона шанс. Но когда искры почти перестали рождаться на «горячих точках», отпала нужда и в тех, кто будет сопровождать формирование новых кибертронцев. Однако вот к чему Старскрим ближе: к чуду созидания. Не к военным операциям. Не к муштре. И – вот зачем он пришел с Мегатроном. Он знал, как пойдет разговор, и планировал предложить свою кандидатуру в ведущие тройки с самого начала. Мегатрон вскользь улыбнулся. Такое решение можно принять, только хорошенько обдумав… это же Старскрим. Он думает, даже когда перезаряжается. – Так ты примешь их в воздушные силы, Траст? – спокойно спросил он, подходя ближе. Тот, уже явно собиравшийся повторить «нет», шумно стравил воздух. – Ты главный, – мрачно произнес Траст. – Раз ты приказываешь, я подчинюсь. Хорошо же снимать с себя ответственность!.. Он зол. Мегатрон напомнил себе, что несмотря на сдержанность Траст – из тех же импульсивных вояк, что наводили шороху среди десептиконов, если кто-нибудь случайно переходил им дорогу. Он понимал больше самых неприятных крылатых задир, но не считал Мегатрона своим лидером в глубине искры. Он подчинялся приказам и едва ли позволял себе делиться возмущением с другими джетами за спиной Мегатрона, но точно не одобрял решение выживших сенаторов. Мегатрон сам настоял на чрезвычайных полномочиях. Рэтбэт поддержал, а больше никто не спорил. Все были слишком напуганы. Конечно, его хотели оставить на поводке, но если бы приходилось слушать политиков старого режима, сопротивление точно бы загнулось. Они мыслили искаженно. Консервативно. Их мир рассыпался, а Мегатрон собирался побороться за нечто новое. Спасти идею свободы, которую Оптимус Прайм опорочил. – Ты привык, что все решается приказами, – Мегатрон перезапустил вентиляцию, смиряясь с необходимостью разъяснять. Получился шумный выдох. – Так делал Сенат: приказывал – и вы следовали приказам. Но Сената больше нет. Я привык обсуждать. Принимать решения вместе. Я могу приказать, Траст, но мы оба знаем, как поступают с формальными распоряжениями. Их формально исполняют. А мы – союзники, и мы должны постараться, чтобы стать одной армией, – он расправил плечи. – Но я не буду уговаривать. Ты все и так знаешь. – И что, Тандеркрекер хочет летать под моим началом? – хмыкнул Траст совсем иначе, живо, с насмешливой заинтересованностью. – Я хотел сначала поговорить с тобой. Это ведь… твой флот. Твои правила. Было бы нечестно строить планы за твоей спиной. Было бы жестоко посеять в Тандеркрекере и Скайварпе надежду на полноценное возвращение в небо – и столкнуться со стеной непринятия со стороны Траста. О, у Мегатрона теперь много рычагов: он мог приказать, сформировать независимую эскадрилью, дать своим ставленникам особые полномочия. Но создавать новое воздушное подразделение из десептиконов без одобрения действующего авиакомандующего, официально принявшего знак, – нажить себе врагов. Меньше всего Мегатрон хотел внутренних конфликтов такого масштаба. Или лишиться авиации вовсе: в конце концов, даже не все флоты пока на его стороне. Траст кивнул, как показалось, более… тепло. По крайней мере, располагающе. – Я готов пойти навстречу, – сказал он. – Но мои джеты предвзяты сильнее, чем я. В армии не бывает демократии, Мегатрон. Я прикажу им. Однако не жди от нас большего, чем формальность. Тандеркрекеру и Скайварпу тоже придется стараться, чтобы заслужить наше уважение снова. Из-за его слов идея наконец-то сформировать полноценное боевое подразделение из истинных десептиконов, бывших в движении чуть ли не с самого начала, превратилась в неприятную подставу. Мегатрон с сожалением подумал, что, видимо, пошел не с того конца. Но, по крайней мере, он был честен с Трастом. И Старскрим с ним согласен. «Заслужить уважение»? Они потеряли его, когда восстали против несправедливости. Когда попытались отстоять права тех, кого угнетали более сильные и наделенные властью. Или даже сохранить свою свободу – как Скайварп. Траст видит мир совсем иначе. Но он старается. Приятен ему Мегатрон или нет – не важно. Хотя бы со Старскримом у него не должно быть проблем. – Спасибо за честный ответ, – Мегатрон протянул Трасту руку. – Я обсужу эту возможность с Тандеркрекером и Скайварпом. Старскрим немного нервно щелкнул крыльями, перестраивая плоскости. По его темному, отливающему голубым фейсплейту скользила странная, немного болезненная улыбка. Возможно, когда-то он представлял, как становится командиром триады… уж точно – совсем не при таких обстоятельствах. Что ж, Мегатрон тоже иначе представлял свою жизнь после избрания в Сенат. Они разошлись. Траст покинул башню – ему еще предстояло вернуться на совет по обороне Каона, но пока они ждут донесений с разных фронтов, день-два у них есть. В том числе – на то, чтобы вернуть Скайварпу и Тандеркрекеру их полосы на крылья. – Старскрим, – когда они остались наедине, Мегатрон аккуратно коснулся ладонью белого локтя. – Самая безумная идея, какую ты от меня слышал? – спросил тот взволнованно. – Да знаю я! – Я не ожидал, но… благодарен тебе. И это не безумие. Старскрим недоверчиво взглянул на него: – Тогда почему ты сам мне не предложил? Ты как будто не знал, что Траст не согласится мешать своих с чужаками! Пришел говорить о Тандеркеркере и Скайварпе, а… Мегатрон сжал на локте пальцы, не слишком сильно, но уверенно: – Не по той причине, о которой ты подумал. Тандеркрекер и Скайварп хотели бы, чтобы все сложилось иначе. Их выбросили против их воли, а ты… ты нашел свое место в Кристалл-сити. Я не хотел предлагать тебе то, против чего твоя искра. Даже в разгар войны. Старскрим отвел взгляд. Некоторое время он молчал, а потом негромко поделился: – Это было непросто – уйти из авиации. Мне казалось, я подставляю всех. Меня протаскивали через унизительные тесты. Мне казалось, я ущербный. Что я собран неправильно, понимаешь?.. Теперь я так не считаю. Я джет, я ученый, я могу не выбирать, а совмещать. Кто лучше меня докажет это другим, а? Я хочу доказать. Хочу изменить их. У меня был… учитель, – добавил он после короткого сомнения. – Он утверждал, что никогда не поздно сменить оболочку. Я думаю… никогда не поздно измениться внутри. – Согласен, – Мегатрон кивнул. – Просто имей в виду, что ты не подставишь нас всех, если не станешь жертвовать своими принципами. – Не переубеждай меня, – строго возразил Старскрим. – Извини, – Мегатрон задержал руку еще на полклика и убрал. – Спасибо за помощь, Старскрим. Не знаю, что бы делал без тебя. Они не сговаривались, когда расходились в разные стороны. Обоим было очевидно, что с Тандеркрекером сможет объясниться только Мегатрон и что Скайварп прислушается к Старскриму. Эти беседы не проще переговоров с Трастом несмотря на то, что со Скайварпом и Тандеркрекером их связывают долгие тысячелетия борьбы на одной стороне. Напротив, Мегатрону казалось, что самое простое он сделал первым, а действительно сложное оставил под конец.Ранее
Их собрали в одно время. Они налетали вместе столько часов, что Хотлинк называл их не иначе как «будущая первая тройка»: они сработались на самом старте. Конечно, им никогда не светило стать первыми. Для начала, они по умолчанию немного хуже, ведь их корпуса созданы на конвейере, а не выкованы кузнецами. И потом, их выбрали для дополнительной специализации: авиации требовались инженеры и разведчики, а первая эскадрилья – всегда ударные или сверхскоростные джеты. Это лишь традиция, но когда джеты нарушали традиции? И все же – после экзаменов в Кристалл-сити им предстояло вернуться на базу. Принять полосы. Старскриму с Хотлинком должны были нанести красные, отмечающие инженерную специализацию: техподдержка, оперативная медпомощь на поле боя, оснащение временных баз и квалифицированные аналитики. Консорциум Черного Блока обладал самыми разными технологиями и развивался типично органическими темпами, то есть быстрее, чем неторопливые кибертронцы успевали подстраиваться. Инженерная консультация все чаще требовалась прямо в разгар операции, поэтому Каонскому флоту понадобилось два специалиста. Блитстрим ждал синих полос: как разведчик, он тренировал навыки скрытности и взлома самых разных систем. Ему даже установили здесь неплохой стелс-генератор. Он оказался не самым терпеливым хакером, но очень старался интегрировать новые протоколы, чтобы не тратить время на обращение к ним. Им троим предстояло стать очередным звеном поддержки в Каонском авиационном флоте. Теперь – не станут. Старскрим не мог смотреть в их фейсплейты. Он подводил их прямо сейчас. Он только что сказал, что остается в Кристалл-сити. Что не примет полос, не будет салютовать Номинусу Прайму вместе с остальными джетами накануне нового сражения с Консорциумом… – Но… ты же – наш ведущий, – Хотлинк недоуменно уставился на него. – Мы еще не стали отрядом официально, так что… меня нельзя так назвать, – он не очень понимал, как подобрать верные слова. – Я не бросаю вас. То есть… я не стану вашим ведущим, да. Но будет кто-то другой. – Это ерунда какая-то! – отрезал Блитстрим. – Ты джет! Ты солдат Кибертрона! – Траст подписал мое увольнение… Блитстрим оказался рядом так стремительно, что Старскрим даже увернуться не успел. Однако он не ударил, а схватил за броню у шеи и хорошенько встряхнул: – Ты! Ты провернул это за нашими спинами! – Я не хотел расстраивать вас! – оправдываясь, Старскрим вцепился в его руку, но высвободиться не смог. – Мне могли и не дать разрешение! Он был уверен, что не дадут. В конце концов, не за этим на него перевели столько sentio metallico, когда война с Консорциумом потребовала больше боевых единиц. Чудо, что Траст вошел в его положение и прислушался к кучке каких-то ученых, которые едва ли казались ему мехами, имеющими право определять судьбы джетов. Старскрим был рад этому чуду… И жалел, что Блитстриму так больно от того, что ему, напротив, принесло счастье. – Ты боялся признаться, что хочешь нас бросить! – рявкнул Блитстрим. – Да ты просто трус, Старскрим! Идет война! – И я могу так много сделать здесь! – перебил тот, в отчаянии повышая голос. – Я вижу столько возможностей… – Ты кинул нас, и ради кого! – не позволил ему продолжать Блитстрим. – Ради… микроскопов?.. Фраг, да они не стоят крыла настоящего джета! Хотлинк потянул его за плечо. Заметно, что он тоже расстроился, но вспыльчивостью, к счастью, никогда не отличался, поэтому не орал, как Блитстрим. Старскрим, виновато потупившись, молчал. Он бросает свою эскадрилью, пусть даже она существовала только в их воображении. Он принял это решение, хорошо его обдумав. Он потратил много времени, упрашивая Кварка дать разрешение на анализ его процессорных мощностей, чтобы доказать, что несмотря на «искру джета» может стать полезным здесь. Он прошел, наверное, втрое больше тестов, чем Блитстрим с Хотлинком. Он загружал в свои базы больше знаний, чем они, иногда до ужасных помех в мозговом модуле, непривычном к обработке такого количества информации. Но ему важно было подтвердить, что он достоин, чтобы хотя бы трое из научного совета Кристалл-сити подписали его прошение Трасту. Эту маленькую войну он вел практически один. Он победил. И те, кто должен был стать его звеном, не радовались этой победе. – Ты точно того… ну… хочешь торчать тут? – спросил Хотлинк, оттаскивая Блитстрима. – В отделе военных разработок хотя бы? Я бы залетал к тебе за ап… Блитстрим сверкнул в его сторону гневным взглядом, и Хотлинк кисло пожал плечами. – Я не буду заниматься вооружением, – извиняющимся тоном произнес Старскрим. – По крайней мере, пока. Это… коррекционная инженерия. – Фраг! Слышать ничего не хочу, – Блитстрим не перестал бушевать. – Променять нас на возню с этими… стационарниками! Ты позор флота, Старскрим! – Ну, хватит, – резче одернул его Хотлинк. – Хватит? Я хотел летать с ним! С этим… ущербным… а! – он махнул рукой. И, подняв взгляд, замолк. Старскрим тоже обернулся: к ним приближалась темная массивная фигура. Скайфайр заставил Блитстрима заткнуться одним своим появлением. Он был действительно мощным джетом: высоким, массивным, с уникальным молдом. По крыльям и очертаниям носовой части, понятным по робомоду, можно было сделать выводы о том, как он быстр. По размерам – бомбардировщик, не иначе. И при этом даже без вооружения он выглядел как боец ударного подразделения. Когда Блитстрим увидел его впервые, то предположил, что это наблюдатель от флота, несмотря на невоенную раскраску. Потом выяснилось, что Скайфайр – один из исследователей здесь. Старскрим был очарован им. Он и не думал, что так можно: уйти в науку, имея военный альтмод. В отличие от будущих ведомых, ему нравилось в Кристалл-сити, но если бы не Скайфайр, он бы никогда не решился остаться. Скайфайр был… фантастическим джетом. Кузнецом, в Кристалл-сити ищущим ответы на действительно важные вопросы: почему искры перестали появляться; можно ли для слабых искр, что иногда вспыхивают, создавать полноценные корпуса. Словом, он участвовал в появлении новой жизни. Старскрим боялся заговорить с ним, ощущая себя крошечным и бессмысленным – джетом, собранным с невероятно узкой и бесполезной функцией. Блитстрим и Хотлинк такого благоговения не испытывали; но их и не особенно интересовало, чем Скайфайр занимается. Они развивались в специальностях, назначенных им командиром флота, и со Скайфайром просто не сталкивались. А вот Старскриму предстояло стать полевым ремонтником – не полноценным медиком, нет, но он должен был знать больше, чем азы. Врач – профессия почетная, и джету получить ее непросто. Особенно собранному. Тебя точно сочтут грубоватым для тонкой работы. Старскрим оказался на стажировке у Скайфайра и осознал, какая это глупость. Руки Скайфайра лепили корпуса. Помогали sentio metallico принять нужную форму, обрести гармонию с искрой. И при этом он – огромный джет. И руки его тоже огромные: широкие ладони, сильные пальцы, абсолютная уверенность в каждом движении… Старскрим наблюдал за ним, слушал его – и понимал, что именно это важно для Кибертрона. Добиваться совершенства, преодолевать системные ошибки самой планеты… Скайфайр отнесся к энтузиазму стажера без презрения, не выразил сомнений в том, что из собранного джета может получиться толк, и Старскрим едва перезаряжаться не перестал, думая о том, что не хочет возвращаться во флот. Чтобы преодолеть невидимую, но существующую границу, нужна не только смелость. Нужно увидеть: между миром, где ты готовился жить, и миром, что для тебя закрыт, на самом деле существует коридор. Скайфайр отыскал его. После знакомства с ним Старскрим перестал осознавать себя ведущим; он чувствовал, что хочет лететь за этим джетом. Узнать все, что знает он. Погрузиться в исследование возможностей, которые открывают корпуса, в их усовершенствование, в борьбу, которую никто не видит, но которая необходима, чтобы их вид не вымер, когда погаснут «горячие точки». Блитстрим и Хотлинк не поймут. К сожалению. – Ущербным? – громко и насмешливо переспросил Скайфайр. Блитстрим поперхнулся вентиляцией: – Я не… я не имел в в-в-виду, сэр… Тяжело не заикаться перед Скайфайром, пусть он и ученый. – Можешь не звать меня «сэр», я не часть вашей армии, – подчеркнул тот и продолжил уже без ухмылки: – Старскрим, ты мне нужен. Рука легла между крыльями, и Старскрим невольно вздрогнул. Кузнецы – особенные мехи. Их знания сокрыты и по-своему сакральны – хотя Скайфайр никогда не выказывал какой-либо религиозности, Старскриму казался уместным этот термин, пусть он сам и не успел еще разобраться в своих отношениях с Праймусом. Кузнецы проходят обучение обособленно, они не делятся своими тайнами и работают только в кузнях под «горячими точками». В Кристалл-сити Скайфайр жил как исследователь, не как кузнец, он не работал здесь с живыми искрами, только с теорией – эксперименты на искрах запрещены, но технологии самого крупного исследовательского центра дают простор для имитации и моделирования. И тем не менее нельзя было забыть хотя бы на клик, что эти руки создают корпуса. Что с их помощью искра обретает физическое воплощение. Аккуратные… Фантастически подвижные. Старскрим всегда смотрел на них с восхищением. Скайфайр обычно относился к его эмоциям снисходительно. Кажется, ему даже льстил слегка наивный восторг, с которым стажер наблюдал за его работой. Прилив энтузиазма, который Старскрим испытывал от слов «ты мне нужен», оттеснял сожаления о расставании с несостоявшейся триадой на второй план. – Прощайте, – прошептал он. Хотлинк помахал ему рукой. Блитстрим отвернулся.