Долгий путь

Леголас прижался спиной к скале, закрыл глаза и начал отсчет. На цифре "Три" он резко выглянул из-за уступа и выпустил подряд три стрелы. Орки повалились на землю, не издав ни единого звука, и Леголас выступил вперед, шагая быстро, но, по привычке, тихо. — Ты цел? — приглушая собственный голос, спросил он. Впрочем, он давно разучился говорить громко: нынешний мир был миром полумер и полутонов — постоянных сумерек, теней и шепотов. Любой громкий звук мог сделать тебя мишенью. Фигура, скорчившаяся перед ним на коленях, медленно распрямилась. Эльф смотрел напуганным, недоверчивым взглядом, и Леголас ощущал жалость, пока ждал ответа. — Я освобожу тебя, — добавил он, опускаясь на корточки. Кандалы, сковавшие ноги эльфа, протерли плоть до кости, и, не видь Леголас подобное на протяжении многих десятилетий, ужаснулся бы столь чудовищной картине. Нынешний он спокойно вставил колышек в звено цепи и ударил по нему камнем. Звон отдался в ушах, но звено разошлось, отцепившись от соседнего. Леголас подхватил эльфа под локоть и отвел за уступ. Он не боялся, что звон будет услышан: от лагеря орков, находящегося под горой, шел такой шум, что впору было затыкать уши. Велев освобожденному ждать, Леголас вернулся обратно — нужно было избавиться от тел. В лагере еще оставались пленники, которых он планировал освободить, поэтому не хотелось быть раньше времени раскрытым. Столкнув тела в расщелину, Леголас забросал их камнями и мусором — благо, его было много: теперь земля была сплошным нагромождением мусора. Почти ничего не росло, и деревья стояли мрачные и поникшие, с бедной, пожухлой листвой. С тех пор, как дымы Мордора заполнили небо, Анар больше не пробивалась сквозь густой сизый слой, и мало что могло расти на этих некогда плодородных землях. Лишь там, где земли касалась магия эльфов, еще сохранялась кой-какая растительность. Но такой магией теперь обладали немногие. По крайней мере, из знакомых Леголасу лишь отец еще сохранял власть над животными и растениями, но сила даже такого могущественного создания, как король эльфов, была ничем по сравнению с чудовищной силой темного властелина. Закончив дело, Леголас вернулся обратно. Эльф сидел неподвижно, прикрыв глаза тяжелыми опухшими веками. Леголасу пришлось наклониться и дотронуться до его плеча, чтобы обратить на себя внимание. — Кто ты? — спросил он. — Откуда? Скажи мне свое имя. Эльф молчал, и Леголас уже смирился с тем, что вряд ли услышит от него хоть слово, но тот хрипло попросил: — Воды. Пожалуйста. Леголас вытащил фляжку и поднес к его губам. То, что у эльфа сохранился язык, вселило некоторую надежду. — Я Эанер, — просипел эльф, вдоволь напившись. — Как много тут еще эльфов? — Около дюжины. Хочешь освободить и их? Леголас не ответил. Десятилетия скитаний научили его молчанию: даже эльф мог стать предателем. Искажение коснулось всех: кого-то больше, кого-то меньше. Кто-то был одержим неестественными желаниями, другие перешли на сторону врага — открыто или же скрытно, и это было в разы страшнее. Он не мог противиться желанию освободить от рабства как можно больше сородичей, но после того, как один из приведенных им эльфов выхватил у стражника меч, кинувшись на Трандуила, Леголас зарёкся приводить кого-то в Эрин Ласгален. Отец тогда выпад отбил, но Леголас навсегда запомнил испытанное им цепенящее чувство ужаса. С тех пор прошли многие десятилетия, как, впрочем, и с последней встречи с отцом. — Следует уйти отсюда, — тихо проговорил он. — Можешь двигаться? Эльф кивнул, но Леголас все равно обхватил его за пояс, подставив под руку плечо. Неподалеку в пещере Леголас устроил убежище, вход в которое густо зарос карагачом. Впрочем, орки нечасто поднималась в горы и ни разу не подошли близко. В их лагере постоянно царили шум и хаос, нещадно шел дым и горел огонь. Вонь стояла такая, что Леголаса спасала лишь повязка, которой он неизменно обвязывал нижнюю часть лица. Глаза, к сожалению, он завязать не мог, и от едкой гари они обильно слезились. С какой целью орки вытащили в скалы пленника, Леголас не знал, но как только представилась возможность, сразу его освободил. Правда, теперь не знал, к лучшему или к худшему: чувствовать на себе его руки было неприятно и, несмотря на очевидную слабость освобожденного, Леголас постоянно ощущал на себе его осторожный внимательный взгляд. Хотя, может, он просто стал чересчур мнительным. Разжигать костер было нельзя: слишком близко они находились от вражеского стана. Но долгие годы сделали свое, и зрение стало почти таким же обостренным во тьме, как и при свете. — Ты ранен? — глухо спросил он. — Голоден? Что они хотели с тобой сделать? На лице эльфа промелькнуло непонятное выражение, впрочем, мгновенно подавленное. Он не ответил, лишь отрицательно качнул головой. — Давно ты у них? — не сдавался Леголас. — Многие годы. — Как ты сумел выжить? — Делал, что велели. Леголас сжал челюсть, подавляя раздражение. С каждым разом находить общий язык не только с людьми, но и с сородичами становилось все тяжелее. Те, кто сумел выжить, скрывались в горах и иных убежищах и любого чужака воспринимали за врага. Законы нынешнего мира были таковы, что ты везде был чужим и для тебя все были чужими. Любой мог предать. Любой мог выдать тебя врагу, чтобы выжить. Но, ведомый теплящейся в душе надеждой, Леголас продолжал верить, что не все потеряно и не все светлые создания Эру подверглись искажению. Настаивать дальше он не стал и, устроившись у стены, откинул назад голову, закрывая глаза. Легкое подрагивание аванире в очередной раз напомнило, что до него уже в который раз пытаются дозваться. Он вымученно вздохнул, борясь с противоречащими друг другу желаниями: продолжить молчание и до дрожи в пальцах желать слышать Его голос. Те самые низкие бархатные переливы, способные заставить вибрировать струны его faer и ron [синд. "души" и "тела"] — он отказывался слышать их так давно. Едкое чувство вины однако в этот раз победило, и принц открыл свой разум. "Леголас". Почему это было всегда так сложно и больно: отвечать Ему? Чувствовать его боль и страх и все же медлить с ответом. Желать продлить свои и его мучения. Леголас глубоко вздохнул и все же отозвался: "Все хорошо, Aran nin" [мой король]. Последовавшее за его ответом молчание было не менее напряженным и долгим. Леголас чувствовал Его облегчение, неуверенность и страх снова утратить контакт. "Где ты?" Леголас снова вздохнул и потер переносицу. Осанве с отцом всегда давалось ему с трудом. "Я далеко, Aran". "Вернись". "Однажды, Adar" [отец]. Леголасу мерещилось, как отец уронил свое лицо в ладони, скрывая исказившую прекрасный и осунувшийся лик муку, как дрожат его длинные тонкие пальцы, нервно отводя от лица светлые пряди — будто осанве внезапно дало Леголасу возможность видеть, что происходит за многие лиги. Принц видел, как Трандуил встал со своего походного стула, и пламя стоящего на столе эльфийского светильника тревожно дрогнуло и погасло, осветив последним бликом шатер. Король не обратил на это никакого внимания. Он быстро прошелся туда-обратно, метя шлейфом давно недостойную его землю, и сжал в кулаки ладони, будто не позволяя себе пасть духом. — Aran nin... — беззвучно прошептал Леголас. Что-то коснулось щеки, и, ведомый давно укоренившимся инстинктом, принц отшатнулся и, резко перевернув обоих, набросился на противника. Он почти вонзил ему в глотку лезвие, когда очнувшееся сознание подало сигнал, кто перед ним. Эанер смотрел на него испуганными глазами, упираясь руками в грудь. — Зачем ты это сделал? — прошипел Леголас, еще не в силах заставить себя ослабить нажим. — Я… я лишь хотел помочь — ты стонал во сне... — Я не спал! — Леголас резко отпрянул. — Никогда не приближайся ко мне без моего ведома! Он вскочил на ноги и вышел наружу. Злость смешалась в нем с беспокойством и чувством вины, ощущением подрагивающей струны где-то под сердцем. Его руки теперь тоже тряслись, как у короля в его видении, и он все никак не мог справиться с собой. Сердце билось быстро и гулко, и Леголас ничего не слышал кроме этого тревожного, отдающегося в ушах эха. Король был в своем королевстве, укрытый безопасными каменными сводами. В воспоминаниях Леголаса галереи сменялись переходами, а переходы — садами. Даже в самые мрачные годы в чертоге всегда цвели деревья и давали свои плоды многочисленные растения. Анар не могла пробиться сквозь каменные стены, но эльфийская магия поддерживала свет и жизнь и без живительной силы солнца. Когда же Саурон завладел кольцом и орки огромными ордами кинулись на оставшиеся свободными королевства, сжигая и сметая на своем пути все живое, именно в королевском чертоге Лихолесья многие эльфы обрели дом. С помощью магии был разрушен мост, ведущий к вратам дворца, лианами и разросшимися до непроходимых дебрей кустарниками и деревьями был скрыт сам вход. Лесные эльфы превратились в пещерных, годами не видя дневного света, но это была цена жизни. Лишь немногие покидали дворец через потайные выходы, чтобы узнать о ситуации в мире. И только это: знание, что его король находится в безопасности, хоть и относительной — помогало Леголасу жить и бороться. И... быть от него как можно дальше. Отбросив в сторону снедающие его мысли, Леголас вернулся в пещеру, присел рядом с Эанером и сжал ладонью его плечо. Он не ощущал вину за свою вспышку, но и сразу же сеять между ними обиды не желал. — Прости, — тихо сказал он. — Это привычка. Без нее не выжить. Эанер кивнул, и Леголас предложил разделить с ним скудную трапезу. Растительности сейчас оставалось немного, и чаще всего он питался корнями и корнеплодами. Иногда удавалось найти ягоды и орехи, но такая удача подворачивалась все реже. Пока они ели, завязался какой-никакой разговор. Эанер рассказывал, как и где размещались пленники: мужчин держали в яме, женщины прислуживали и жили с главарями. — С орками? — переспросил Леголас, не поняв ироничной усмешки, появившейся на губах собеседника. — Не то, чтобы у них был выбор. — Ни одна эльфийка не пошла бы на подобное! — Откуда ты знаешь, на что приходится идти в плену? Леголас не успел ответить: до слуха донеслись приглушенные звуки борьбы, женские вскрики и орочья ругань. Он вылетел из пещеры, в мгновение ока оказываясь на уступе. Внизу, в лощине, орки пытались окружить отбивавшуюся от них мечом и стилетом эллет. Леголас оттолкнулся и прыгнул вниз, сразу уложив двоих. Вместе они расправились еще с тремя, последний же неожиданно пал сам, пронзенный кинжалом. Из-за деревьев показался метнувший его Эанер. — Бежим! — бросила эльфийка, взмахом показав им следовать за ней. — Сейчас здесь будет жарко! До них действительно уже долетали звуки шагов и орочье переругивание. Леголас выдернул кинжал — его кинжал, и они бросились бежать в сторону леса. Только углубившись в чащу и взобравшись как можно выше на деревья, Леголас позволил себе выразить свое изумление и раздражение. — Кто ты такая? — приглушенно зашипел он. — Как умудрилась попасться на глаза оркам? Теперь они удвоят охрану за пленниками! — За пленниками? — она рассмеялась, но тут же осеклась, прикрывая рукой рот. — Только не говори, что ты хотел их освободить. Что, да? — теперь она смеялась тихо и как-то горько. Леголас настороженно ждал продолжения. — Им не нужно спасение. Я наблюдала за одной из эльфиек, работающих на окраине — ее было проще всего увести за собой. И, знаешь, что она сделала? Она начала кричать! Кричать и размахивать руками, указывая на меня. Если бы не она, орки бы сейчас за мной не гнались. Орки рыскали поблизости, и какое-то время они молчали, прильнув к стволам. Леголас обдумывал услышанное, чувствуя на себе любопытные осторожные взгляды. Он отвернулся, поправил лук и вновь вернулся к своим мыслям. Он помнил, как много лет назад видел то, что больше никогда надеялся не увидеть. Она ползала за Ним по ступеням, по переходам. Спутанные волосы падали на ее лицо, скрывая глаза, горящие злобой и болезненной страстью. Она хваталась за Его шлейф, пыталась целовать Его ноги. Король пытался лечить ее, каждый раз жалея и желая спрятать чужой позор от других глаз. И только Леголас видел, как Трандуил старался: успокаивал ее, прижимая к груди и отводя с лица волосы, клал королевскую ладонь, унизанную кольцами — сильнейшими магическими артефактами — ей на голову, начиная шептать очищающие заклинания. Но эльфийка была уже настолько искажена, что никакой свет не пробивался к ее сердцу. Ее сжигала изнутри болезненная страсть и одержимость. Она молила Его взять ее — так, как никогда бы не позволили себе даже подумать эльфы. Она скидывала перед ним свои наряды, являя эльфийскую наготу всем присутствующим, просила брать ее так, чтобы она наконец больше не смогла встать. Тогда принц впервые увидел в Его глазах слезы, отчаяние и понимание безрезультатности всех попыток. Король убил ее сам: проткнул сердце кинжалом — забрав ее боль и навсегда возложив на себя вину за чужую загубленную жизнь. Леголас же навсегда зарекся тогда приводить чужаков. Из задумчивости его вывели копошения. Девушка рылась в своем заплечном мешке, пока не извлекла небольшой, заполненный чем-то шелестящим, кожаный мешочек с торчащей оттуда толстой нитью. — Что это? — Бомба. — Ты же не собираешься использовать ее здесь? — осторожно спросил он, вспомнив битву у Хельмовой пади. — Почему нет? — Мало того, что все орки сбегутся сюда с округи, так еще и загорятся деревья. — Она смотрела на него большими глазами, и он задумался о том, сколько ей было лет. Минула ли ей хоть одна сотня? — Лучше использовать их при более удобных обстоятельствах. Попробуем спасти заключенных. Она сердито передернулась, но опасную вещицу убрала обратно в котомку. — Ты не понял еще? Они сдались своей судьбе и рады быть заключенными! — Тихо, — подал знак Эанер. Они вынуждены были замолчать, и Леголас переключил свои мысли на орков. Шансы уложить их здесь были невелики: у эльфийки почти не было стрел, у Эанера — лука. Да и доверять последнему он едва ли мог, учитывая историю с кинжалом. Так они и просидели до вечера и на землю спустились только тогда, когда орки исчезли из виду окончательно. — Ты еще не сказал свое имя. — Леголас, — отозвался принц. — А я — Лис. Куда ты направляешься? — Обратно к лагерю. — Но..! Леголас резко развернулся, заставив ее замолчать. — Послушай! Я иду спасать пленных, и мне все равно, со мной ты или нет. — Я с тобой, — отозвался Эанер, подойдя ближе. Леголас просканировал его недоверчивым взглядом, однако не стал ничего говорить, отвернулся и пошел дальше, пока Эанер высказывал свои соображения насчёт плана действия. После случившегося орки усилили охрану, и тот нуждался в доработке. — Жаль, что эльфийка не оставила тебе бомбы, — вздохнул Эанер. — Справимся без них. Почему у тебя был мой кинжал? Эанер замолчал, растерявшись. — Прости. Тебе не понять, каково это: годами быть пленником и не иметь ни единой возможности защититься. Это было неосознанное решение. Леголас сощурил глаза, но не захотел продолжать тему и, оставив Эанера в убежище, отправился осмотреть позиции. — Почему ты еще здесь? Эльфийка подпрыгнула от неожиданности и раздосадовано показалась из-за дерева. — Ты же не думал, что я брошу тебя с ним? — с вызовом бросила она. — С Эанером? — уточнил Леголас, отвернувшись и продолжив свой путь. — Он свой. — Он из них. Я видела его в лагере среди заключенных! — И что?! — Я же говорила тебе: он может быть предателем. — Ты тоже можешь. Разве нет? Лис долго молчала, следуя за ним по пятам. — А что потом? Куда ты их поведешь? Леголас сжал зубы: если бы он знал! Несколько лет назад он мог с уверенностью ответить, что поведет освобожденных в Лотлориен. Но сейчас он не был уверен ни в чем. Он вспоминал, как они покидали Минас-Тирит: в спешке, в панике, пытаясь спасти немногих уцелевших. Люди бросали дома и пожитки, истерично метались по улицам в поисках детей. Город был наполнен воплями, плачем. С востока двигалась новая невиданная по своей мощи орочья рать, и единственным путем для отступления оставался север. Назгулы то и дело с жутким воплем проносились над головами, сея еще большие страх и панику, и пока Гэндальф отводил их священным светом Анар, Арагорн пытался поднять людской дух. Друг надеялся на объединение с эльфами — увы, надежде на это так и не суждено было сбыться, но именно в Лотлориене, бывшей вотчине Галадриэль, выжившие люди смогли образовать лагерь и прожить в относительном спокойствии многие последующие за теми собыитями годы. Первое время после того, как Леголас покинул Эрин Ласгален, он часто приводил в Лотлориен людей и эльфов, сумевших выжить и сохранить свою свободу. Но мог ли он рисковать целым народом, приведя туда искаженных? А мог ли оставить сородичей в лагере орков? Леголас предпочел пока не думать об этом, сосредоточившись на подготовке. Они готовились к нападению молча, с мрачной сосредоточенностью, изредка перебрасываясь приглушенными фразами. Лис готовила стрелы и поделилась бомбами. Перед самым рассветом они сняли нескольких часовых, и в то время, пока Леголас с эльфийкой отвлекали на себя толпу сбежавшихся на битву орков, Эанер пробрался в лагерь, чтобы, не поднимая шума, увести за собой пленников. Бомбы также сделали свое дело: когда все закончилось, лагерь был усыпан кучей ошметков. Леголас натянул тетиву и добил ползущее по земле харкающее кровью тело. Ему хотелось пойти вперед и еще не раз проткнуть кинжалом каждую из тварей Моргота. Но каждый раз он беспощадно давил в себе это снедающее его чувство жестокости. — Ты идешь? — осторожно спросила Лис, озадаченная написанной на его лице свирепостью. — Нет, — кратко бросил Леголас, мотнув головой. — На этом наши пути расходятся. Я не могу взять на себя ответственность за жизнь освобожденных, но и оставить с орками я их не мог. Думай, что хочешь. И прощай, Лис! Решение далось ему непросто. Как бы он не хотел помочь, рисковать народом Лориена он не мог. Что уж говорить об Эрин Ласгалене. Вместе с тем, не обладал он и силой и волей короля эльфов, и у него не было магических способностей для исцеления хоть одного искаженного. Все, что он мог для них сделать, он сделал, и теперь они сами вольны были выбирать свою судьбу. Хотели ли они этого, Леголас этим вопросом не задавался. Он шел долго, не фиксируя, куда несли ноги. Кажется, даже не присел за несколько сменивших друг друга суток и не брал в рот ни кусочка пищи. А когда наконец очнулся от своих мрачных дум, обнаружил себя у великого Андуина. Впереди был Лотлориен, а по правую сторону — Дом. Но как бы не болело сердце, и как бы сильно не стремилась душа под темные величественные своды родного чертога, Леголас в очередной раз принял малодушное решение обойти его стороной. Он устроился на ночлег с видом на реку, защищенный со спины наваленными валунами. Рассеянно пожевал несколько стеблей, устало откинулся на спину и закрыл глаза. Он недооценил свою усталость и уже через несколько минут погрузился в настолько глубокий сон, что не слышал ни одного постороннего звука, пока не очнулся от удушья. И как бы он не дергался, как был не перебирал ногами и не пытался разжать сомкнувшиеся на своей шее руки, все его попытки были напрасны. Только одно успело зафиксировать его угасающее сознание: Эанер. Тот потащил его по камням за волосы, но передышка была слишком краткой, чтобы Леголас успел собраться с силами. Уже в следующий миг его окунули в воду, держа с такой силой, что он не мог выбраться. — Ты думаешь, я не знаю, кто ты? — шипел Эанер, вытащив его, едва полуживого, из воды. — Думаешь, я не слышал, как ты в своем сне называл имя короля эльфов? Отца? — Эанер... — его снова окунули в воду. — Короля-предателя! — снова кричал ему в лицо Эанер, дернув наверх. — Пославшего свой народ на гибель! И ты такой же! Попытавшийся сделать вздох Леголас вновь захлебнулся водой. Легкие начали гореть, а тело терять силу. И если бы Эанер в очередной раз не вызволил его из воды, он бы отдал душу Намо. — Сейчас я покажу тебе, Леголас, сын Трандуила, каково в плену и что делают орки с эльфами! — и впился в его губы своими. Леголас забился, задушенный чудовищной силы захватом. Его мозг начал отключаться... — Леголас! Кто-то давил на его грудную клетку, и он мучительно закашлялся, изливая воду из своих внутренностей. Какое-то время он так и лежал на берегу, свернувшись калачиком, пытаясь отдышаться. Лис сидела рядом, гладя его по плечу. Тело Эанера уносили воды Андуина. Леголас медленно выпрямился и сел. Его ужасно трясло, и он обнял себя руками. Лис накинула на него свой плащ. — Спасибо! — тихо выдавил Леголас. — Квиты, — отозвалась девушка. Она не решалась спросить, о чем говорил Эанер. Радовалась лишь тому, что успела вовремя. Леголас же тоже думал об этом. Мог ли он не узнать лесного эльфа? Кого исказила тьма: его или Эанера? И как он смел называть Короля предателем? Принц крепче обнял себя руками и сжал веки, не давая проступить непрошеной влаге. Король-предатель. В те далекие годы они расстались с Арагорном в месте впадения Келебрант в Андуин. Наследник Исилдура стремился к Галадриэль, а Леголаса страх гнал в Эрин Ласгален. Несколько десятков лет он бродил с Арагорном по землям Средиземья, лишь изредка удосуживаясь перекинуться с отцом парой слов в осанве, а теперь не мог до него дозваться. "Отзовись, Adar nin", — снова и снова призывал он, но аванире отца никак не поддавалось. Много дней потребовалось, чтобы пересечь бескрайние лиги темного леса, но врата чертога тогда еще не были заперты, и стража сразу же пустила его внутрь. Он не замечал мрачности и траурности чертога, не видел, с какой болью и горечью смотрели на него появлявшиеся на пути эльфы. Он стремился увидеть отца и нашел его у него в покоях, распластавшегося на полу. — Adar bain, — Леголас бросился к нему, упав на колени, притягивая и заключая в объятия. Он никогда не видел Трандуила таким сломленным и далеким. Он смотрел перед собой абсолютно мертвыми выцветшими глазами и, кажется, даже не понимал, кто был с ним рядом. — Что с тобой, Aran nin? — шептал Леголас, отводя назад его пряди. — Meleth nin! [Любовь моя]— Он сам испугался сказанного, но, кажется, сейчас было совсем невозможно держать в себе подавляемое тысячелетиями чувство. А Трандуил все также не реагировал, и Леголас почувствовал, как сам начинает трястись и поддаваться истерике. Он резко тряхнул короля за плечи и ударил его по щеке. Сознание, кажется, начало возвращаться к королю эльфов. Непонимание происходящего сменилось на его лице гневом, но как только Трандуил понял, кто именно пытался привести его в чувство, на его лице отразились сначала недоверие, а потом облегчение и робкая неуверенная радость. — Листик, — прошептал он, подняв руку и осторожно проведя пальцами по щеке Леголаса. — Ты ли это? — Я, Adar nin, — всхлипнул Леголас, и теперь уже сам подался вперед, зарывшись носом в теплый бархат. Хотелось совершенно по-детски разрыдаться. Теперь его самого бил озноб, и он дрожал, прижимаясь к отцу крепче. Все пережитое вылилось в бессвязный поток слов, в которых он изливал боль и горечь поражения, страх за будущее и боязнь не найти отца живым. Трандуил молчал, гладя его по волосам, и изредка оставлял на его голове долгие поцелуи. Когда слезы и поток слов наконец иссякли, Леголас бессознательно ткнулся губами в межключичную ямку у отца на шее. Трандуил вздрогнул, но не отстранился, только прижал к себе Леголаса покрепче. — Спасибо, что вернулся, ion nin, — прошептал он. Они сидели так долго, пока Леголас полностью не успокоился и не вспомнил, что король и сам был в подавленном состоянии. — Что случилось, отец? — Он наконец взял себя в руки и слегка отстранился. И пожалел, что спросил: казавшееся почти живым лицо Трандуила вновь превратилось в мертвую маску. — Adar? Отец рассказывал тихим безжизненным голосом. Рассказывал, как победа в битве была уже близка, когда стало ясно, что все потеряно, и полурослик не справился. Саурон захватил кольцо, и, чувствуя возросшую силу Темного властелина, все созданные им твари снова подняли головы. Эльфы спешно отступали, а Галадриэль призывала сразу идти в Лотлориен, чтобы оттуда двигаться к Серебристым гаваням, но в Лихолесье оставалось слишком много эльфов, чтобы король мог принять подобное решение. Собрав своих эльфов, он повелел всем, кого ничто не держало в Эрин Ласгалене, сразу же следовать за Галадриэль. Армия эльфов была разбита на подступах к Золотому лесу. Эльфы Лотлориена и ушедшие вслед за ними подданные Ласгалена были убиты или уведены в плен, а что сталось с владыками Золотого леса, и по сей день оставалось загадкой. — Твой отец — король? — все же решилась спросить Лис. — Да. Лис больше не решалась спрашивать его об отце, ибо видела, что любое упоминание короля бередило в душе ее спутника глубокие раны. Она дала Леголасу поспать, карауля его покой, и не раз улавливала, как сквозь нервный и поверхностный сон принц несколько раз шептал: "Трандуил". Наутро они молча отправились в путь. Леголас больше не гнал Лис от себя, но и не сокращал дистанцию. В душе разлилось теплое чувство доверия к эллет и ощущение сродни тому, что, должно быть, чувствовали старшие братья к своим младшим сестрам, поэтому ее присутствие было почти приятным. К вечеру они пересекли границы Лотлориена. Эльфийское волшебство давно не защищало этот лес. Однако обосновавшиеся в нем люди рьяно охраняли границы, а потому Леголас шел осторожно, прислушиваясь к каждому шороху. Тем не менее, даже его обостренное восприятие не уловило момент, когда он был окружен, и на него были направлены по меньшей мере стрелы дюжины луков. — Suilad, aranen Legolas! [Привет тебе, принц Леголас!] — Ai, Feren! [Здравствуй, Ферен!]— отозвался Леголас, с трудом справившись с замешательством. — Что ты делаешь в Лотлориене? Ферен вышел вперед, подав знак опустить луки. — Давно не пересекались наши пути, мой лорд, и мое сердце радуется тому, что это наконец-то произошло, — отозвался он. — Король будет рад видеть своего принца. — Я не собираюсь в Ласгален, Ферен. — В Ласгален? — переспросил Ферен. — Король в Лотлориене, мой принц. Как и мы все.