У Бриньольфа не было выбора

У Бриньольфа не было выбора. Так уж вышло, что эта смешная девочка с магическим посохом за спиной и простеньким топориком на поясе должна была стать их спасением. Кто шепнул ему эту глупость в ухо — он уже не вспомнил бы. То ли Векел за чаркой меда отшутился о новенькой, то ли Векс съязвила, подсчитывая убытки, а может и сам Мэллори грустно качая головой, произнес «Последний шанс, Брин. Последний» И Брин вслушался и поверил. И в девчонку, и в идею, и в себя. Может зря? Малышка не была прирождённым вором. Не умела заговаривать зубы, таскать кошельки, вскрывать сложные замки и варить сонные зелья. Не было у нее филигранной точности в движениях, не было тонких чутких пальцев, не было способности уйти в тень в момент опасности. Ей бы к магам в Пределы, с таким запасом маны и силы, подставлять лицо холодным снежным порывам и рыться в темных подземельях нордов. Ей бы к бардам, с этим ее зычным голосом, глухой «р» и ярким зелёным взглядом, слагать легенды о Довакине и петь о далёких странах. Ей бы к убийцам в Братство, с ее этой непонятной холодной расчётливостью и безразличием к смерти, резать неповинных людей и нелюдей. Но пришла она в смердящий рыбой и медом Рифтен. То ли боги толкнули ее в спину, направляя в самый центр площади, то ли Даэдра прошипели «иди, иди, не пожалеешь»… И она пришла к нему. И снова И снова. В подземелья, на пасеку, в замок. Куда бы не звал, куда бы не отправлял, приходила обратно. Выполняла задания, играла со смертью и стражей в прятки, улыбалась так, что кровь в жилах стыла, а потом снова возвращалась в гильдию. Живой. Нетронутой. С сухими обветренными губами, прямой спиной и обрубленной вполовину косой. Не стесняясь, раздевалась при всех, чтобы протереть грубую кожу брони и очистить от грязи мелкие кольчужные звенья. Плавила наконечники для стрел, точила кинжал и меч. Изредка говорила с Сапфир и Руном, усмехалась украдкой, глядя на негодующего эльфа. Чокалась с Могильщиком приторно-сладким «Хонингом» и лениво торговалась с Томиллой. А еще смотрела. На Брина. Тёмными глазищами, почти не моргая и чуть хмуря брови, ворожила его, как любая женщина ворожить умеет. Принося очередную расписку о выполнении порученного, аккуратно касалась пальцами запястья. Укрывала ночью длинным — явно не с своего плеча, — плащом и оставляла на тумбочке настойку от кашля. Но Брин отворачивался. Не до того было. Гильдия на уме: заказы, клиенты, комендант рифтенской тюрьмы — с длинными седыми усами и протянутой за мздой рукой, Раненый Херди, что-то таящее темное братство… Закружило-завертело… Да так что стало непонятно кто, где и когда снова шепнул в ухо: «Не упусти, глупец». Пришлось оторваться от бумаг, пройтись по цистерне, спросив у Делвина и Векс, мол, не видел Детку никто? Ему отвечали: «Не помнишь что-ли? Сам же отпускал.» И Брин, вот засада, не помнил. Ссылался на загрузку, уходил в кабинет, ероша грязные волосы и снова забывал. А потом она не вернулась. Фрей хлопнул его по плечу, сказав, что очень жаль, она была очень способной, и ушел в сокровищницу. Человеком больше — человеком меньше, — какая разница? Сейчас новичком навалом, — благодаря кому? — гильдия выбирается со дна, все налаживается. И в ярко-рыжих волосах от чего-то засверкал иней. Брин не знал что делать, куда бежать и с кого требовать ответ. Кому как не ему знать, что вторая сторона удачи — смерть. И что если подбросить монетку, то один к одному выпадет лик императора. А она… эта маленькая вертлявая девчонка с темными глазами и тихим голосом… Она обманула. Скинула карты, закрутила кости так, чтобы выпало две четверки и, наугад ткнув ножом в стол, ушла победительницей. Вернулась другим человеком, чужим и незнакомым. С крепким луком за спиной и острыми эльфийскими стрелами в колчане, улыбаясь кроваво-красной от снежегоягодника улыбкой, и сжимая в руке длинный стеклянный меч, она ворвалась в зал победительницей. Всех сделала. И Мерсера. И Меллори. И короля. И древних фалмеров. И Брина. В вонючих подземельях Рифтена снова забурлила жизнь. Гильдия цвела и пахла протухшей рыбой. А у Соловьиной брони вновь появились хозяева. Детка больше не смотрела — хрипло стонала ему в рот, поддаваясь всем телом навстречу. Улыбалась в поцелуи и жадно просила «Еще». Благословенная Ноктюрнал, чей путь лежит в тени, звонко смеялась в свете двух полных лун, наблюдая за переплетёнными на кровати телами. У Бриньольфа правда не было выбора.