Три, четыре, пять... я иду искать

      Стол, стул, четыре стены, темное пятнышко под потолком, паутина в углу. Обстановка уже начала действовать угнетающе. Подумать только, прошло всего несколько часов. А я уже, кажется, скоро сойду с ума. Или на это и рассчитывается? Типа я сейчас сойду с ума, и на меня полностью свалят вину. А что, план неплохой. Смотрите, он сумасшедший и поэтому расчленил мальчика, который просто оказался в ненужном месте в ненужное время. Гениальнее и придумать нельзя было. Только почему именно я? Что именно их не устроило в моем тихом и мирном существовании? И как там Алиса? Как я попаду к ней? Столько вопросов, столько всего, что нужно сделать, выяснить, но вместо этого я просто сижу и смотрю на паутину в углу!       И без того плохое настроение стало еще хуже. Я стал закипать. Из-за какой-то, извините, суки, я вынужден сейчас сидеть здесь, обвиненный в убийстве, которого не совершал! И почему именно я? Почему именно сейчас? Сейчас, когда я нужен был Алисе, ровно так же, как она нужна была мне? Она только что избежала ссылки в детский дом, и я был очень рад за нее. Но! Сейчас в полной жопе находился я. У судьбы определенно нет чувства юмора! В животе предательски заурчало. Только этого сейчас не хватало.       Я от злости ударил кулаком по столу. Чувство какого-то приближающегося безумия подобралось ближе. Закружилась голова, показалось, будто стены начали надвигаться на меня. Я крепко зажмурил глаза. — Эй, вы! — крикнул я. — Думаю, в скором времени у вас окажется второй труп!       Но вместо ответа тишина. Злость, паника, беспокойство, безысходность. Все смешалось в один большой ком. Все это сильно давило на мозги. Казалось, голову сейчас расплющит. Я лег на стол, надеясь уснуть. Но мыслей в голове было слишком много. Беспокойство за Алису и свою судьбу. Злость от того, что меня ложно обвинили. Ненависть к тому, кто сделал это на самом деле. Но усталость взяла свое. Я закрыл глаза.       Проснулся от звука открывающейся двери. В проходе стояла Ольга Дмитриевна. — Чего вам? — зло бросил я. — Я просто хочу с тобой поговорить, — миролюбиво сказала она. — Мне не о чем с вами разговаривать.       Возможно, я был сейчас совсем не в том положении, чтобы спорить и огрызаться. Но разве могло быть хуже? Хотя могло… Только сейчас до меня дошел один странный факт. Почему на место происшествия не приехала милиция? Расчленили ребенка, а тут все еще нет следователей, все еще нет никого. Все разруливают обитатели лагеря. Что-то тут все равно было не так. Предположим, Пискля сама убила ребенка, но во избежание неприятных ситуаций, не сообщила куда следует. Но почему бы это не сделать кому-нибудь другому? Например, кому-нибудь из вожатых или ребят старших отрядов. Хоть один-то, но должен был это сделать. Как ни крути, но странностей в этом деле хоть отбавляй. — Мне хотелось бы узнать, зачем ты это сделал? — тихо спросила она. — А мне хотелось бы знать, почему все еще никто не сообщил об этом в правоохранительные органы, и почему здесь все еще нет следователей и наряда полиции? — ответил я. Ее реакция на этот вопрос показалась мне слишком уж странной.       Глаза удивленно расширились, как будто она что-то вспомнила, рот открылся, пытаясь сказать хоть слово. Но ничего. Ольга Дмитриевна лишь удивленно хлопала глазами. Ее рука потянулась к дверной ручке, но остановилась на полпути. Удивленный взгляд пропал, и холодным, как будто не своим голосом, она произнесла: — Не лезь в это, ты уже и так натворил дел, — и после этого она вышла.       Из только что произошедшего я не понял ничего. Все казалось настолько странным, будто являлось нереальным. Я закрыл глаза в надежде, что это всего лишь дурной сон. Убийство, обвинение, все это окажется лишь кошмаром, и я проснусь рядом с улыбающейся Алисой. Однако, открыв глаза, стало ясно, что никакой это не кошмар, а суровая реальность. И рядом со мной не рыжая девушка, а черный паук в углу. — Вот такая вот жопа, дорогой друг, — сказал я ему. И только потом понял, что начал диалог с пауком. Докатились…       Счет времени был уже давно потерян. Я просто сидел, откинувшись на стуле и заложив руки за голову, смотря на паука, которому дал имя Гоша и рассказал историю своей жизни. Ну, а что мне еще было делать? За дверью что-то зашуршало. Я удивленно посмотрел на нее. За последние несколько часов я не слышал оттуда ни единого звука. И после дверь тихо открылась и показалась голова… Ульяны! — Без лишних вопросов, встал и вышел. Только тихо! — прошептала она.       Да кто я такой, чтобы ослушаться свою спасительницу?! Выходя из комнаты, я заметил привалившегося к стене Льва, который крепко спал. Значит, меня не только закрыли на ключ, но еще и охраняли. А я даже и выбраться не пытался. Эх, столько усилий и напрасно.       Выйдя на улицу, меня окатило волной свежего воздуха. Головная боль начала отступать. Был почти рассвет. Пожалуй, это единственное время, когда «Совенок» полностью успокаивался, и можно было незамеченным сбежать. — Слушай меня, несчастный, — начала Ульяна, когда мы оказались в лесу. — Сейчас, ты бежишь к Алисе и передаешь ей это, — она сунула мне в руку пакет. — А после, ракетой бежишь обратно. Тебя не должны заметить или понять, что ты сбежал. Ты просто возвращаешься в комнату и продолжаешь дальше все отрицать. Может, и сумеешь выкрутиться. Я-то знаю, что ты не убийца. Попытаюсь что-нибудь провернуть, чтобы тебя выпустили.       Она еще сделала парочку наставлений и убежала. А я же пошел к дырке в заборе. Ну как пошел, можно сказать полетел. Ведь сделать все нужно было быстро. И почему она не могла раньше меня вытащить оттуда? Хотя, чего я жалуюсь, нужно радоваться, что вообще выбрался. А то если бы не она, сошел с ума или умер от недостатка воздуха. Тропинку до домика я помнил хорошо. Все вокруг, как и прежде было знакомо. Я немного замешкал у двери, вспоминая сон. Странно, приснилось мне это давно, а помниться до сих пор. Яркое воспоминание, чего еще скажешь.       Я все же открыл дверь и увидел Алису, сидящую на кровати и потирающую глаза. Видимо, она спала. Ну конечно, на улице-то ночь. Это только я как ненормальный бегаю по лесу. — Семен! — воскликнула она, когда я зашел. — Привет, ты как? — спросил я, обнимая ее. — Я думала ты не придешь…       Рассказать ей про случившееся в лагере или же скрыть правду? Сложный выбор. С одной стороны врать не хотелось, но и пугать ее тоже. Все же она одна в лесу, вдруг убийца и до нее доберется. Но об этом думать не хотелось. — В лагере все на голове стоит, — все же решился рассказать я. — Утром обнаружили труп ребенка. Начали искать убийцу, перебрали кучу вариантов и в итоге остановились на одном… — я выдержал паузу, потому что не знал, как ей об этом сказать.- Точнее на двух. Сначала обвинили тебя, но так как ты сбежала, … убийцей сделали меня. Причем мастерски так подставили, что выкрутиться сложно будет. Так что сейчас сижу в комнате без окон с одним лишь паучком в углу.       Она смотрела на меня широко распахнутыми глазами. Повисло молчание. Я уже начал думать о том, что зря я все это задумал и казал ей правду. Но менять сейчас что-то уже поздно. Да и вообще, мне нужно уже бежать обратно. А то вдруг не успею, Лев проснется, а дверь открыта и меня нет. Вот веселье-то будет. Но мне такого пока не надо. Я решил довериться Ульяне и ее указаниям. Все же она как-то смогла вытащить меня, чтобы я сходил к Алисе. Значит, и оправдать вполне сможет. По крайней мере, я надеюсь на это. Очень сильно надеюсь. — А ты как тут? Ничего не происходило? — переменил я тему. — Ну да, что может произойти тут, в лесу, — пожала она плечами. — Только есть хочется.       Я вспомнил про пакет, который просила передать Ульяна. — Возможно, тут что-то есть.       И был прав. Конфеты, пара булочек, пакет кефира. Конечно, не царский обед, но Алисе хватит. Мой живот тоже заурчал. Как ни крути, я тоже не ел ничего уже почти сутки. Или может больше. Не знаю, сколько просидел в той комнате. Может несколько часов, может дней. Девушка, казалось, это поняла. — Садись, я же вижу, ты голодный, — сказала она, протягивая мне булку.  — Да мне уже бежать надо, — пытался отговориться я. — Ешь, — коротко ответила она. Что ж, ослушаться ее было сложно.       Мы молча сидели, уплетая за обе щеки букочки с конфетами, запивая все это кефиром. — Думаю, сейчас мы должники Ульяны, — первым нарушил молчание я. — Мне идти пора, светает уже.       Она посмотрела на печальными глазами, но удерживать не стала. Лишь поцеловала на прощание и попросила скорее возвращаться.