Погадай на моих костях

       Стефан всегда слышал биение сердца брата.        Возможно, всё дело было в одном даре — или проклятии — на двоих. В самые тёмные часы, когда смерть уводила за собой ещё одну душу, он закрывал глаза и тянулся к брату. И чувствовал гулкие и энергичные удары.        Когда Драгош заплутал в призраках, Стефан всё ещё слышал их, мерные и живые. Тогда у него не было сомнений в том, что тот жив.        Теперь с каждым днём оно билось медленнее, пропуская один-два удара. Драгош в такие моменты сердито и недовольно дёргался, досадуя на неприятные помехи.        Кто-то за глаза называл его некромантом. И неудивительно — Драгош говорил с мертвецами, зажигал свечи вокруг случайно найденного черепа и мог изгнать злого духа из стен дома.        А потом он получал письма-приглашения провести спиритический сеанс, чтобы передать весточку недавно почившему родственнику. Драгош с досадой восклицал:        — Как им объяснить, что с ними уже не выпить чай? И не поболтать о здоровье внуков? Тайны мертвецов не для живых.        Для Стефана он оставался младшим братом. С тёмным и давящим бременем призраков за спиной.        Любой дар требует платы.        Возможно, в случае Стефана она обернулась проклятием для брата.               — Приехали, — выдохнул Стефан, толкая брата в плечо. Тот вздрогнул всем телом, распахнул сонные глаза, явно не до конца понимая, где находится. Карета дёрнулась в последний раз под утихающий цокот копыт и твёрдые команды Симона. За окнами плыл туман с запахом фиалок.        — Как же болит голова. И холодно, — устало и понуро заметил Драгош, не торопясь на свежий мартовский воздух. Пальцы в вязаных перчатках в отчаянии теребили пуговицы тёплого пальто.        Драгош выглядел бледнее, чем обычно, с тёмными синяками под глазами и будто с истончившейся кожей.        Призрачнее.        За поездку Стефан его осмотрел — и не раз. Брат не был чем-то болен. Из него просто уходила жизнь.        В детстве Драгош часто болел и рос едва ли не самым хрупким среди своих ровесников. Даже простые царапины и ссадины затягивались дольше, чем у остальных. Он злился и будто назло рвался в новые приключения.        Стефан быстро узнал, где в их доме лекарства и бинты. Находил брата взобравшимся на несусветно высокую ветку яблони в саду и устраивался внизу с книгой сказок.        — Стефан, почему?! Почему у меня всё наперекосяк? Шрамы даже от ссадин остаются!        — Драгош, слезай.        Стефан был до тошноты терпеливым, Драгош невыносимо упёртым.        Но даже Беатрис не могла уговорить младшего выпить какой-нибудь горький отвар. И только суровый взгляд Стефана в итоге имел силу.        Теперь брат постоянно мёрз, быстро уставал и тянулся к любому теплу: к каминам, к крепкому грогу со специями и даже шерстяным шарфам, в которые кутался так, что торчали одни тёмные глаза.        — Держи, — Стефан достал из саквояжа маленький пузырёк из тёмного стекла. Лимонная трава, базилик и кое-что ещё. — По две капли на виски и затылок. Отгонит не только боль, но и сонливость.        — Мы же написали матери, что приедем?        — Я ещё в Бухаресте отправил телеграмму.        Нахлобучив на голову котелок, Драгош резко распахнул дверь экипажа. Упруго выпрыгнул на хрустящий гравий, потягиваясь затекшим телом.        Стефан выбрался следом, с некоторым подозрением оглядывая потемневший от времени камень стен.        Дом Антонеску тихо дремал в сизой колыбели тумана.        Старые дома хранили свои истории и тайны — и порой их лучше не тревожить.        У их семьи их тоже хватало. Их мать была не первой женщиной с потусторонним даром, которая связала себя с Антонеску. Бабка по отцовской линии верила, что видит будущее и оставила после себя дневники. Драгош и Стефан даже пытались в них разобраться, но тёмно-бордовые неровные каракули, так похожие на подсохшие следы крови, оставались бессмысленным набором символов.        Прадед вообще женился на девушке, которая оказалась безумной и считала, что умеет летать. Однажды она шагнула в окно, оставив мужа вдовцом, а детей — сиротами.        Антонеску просто везло не на тех женщин.        Драгош с любопытством оглядывал всё вокруг, как в первый раз. На самом деле, высматривал призраков в обрывках тумана на ветвях деревьев. Души тех, что замерли на пороге между мирами.        Возможно, он сейчас ощущал себя слишком близко к этой грани. И Стефан не собирался позволить ему шагнуть за неё.        В дом они вошли вместе, едва не толкаясь плечами, как бывало в детстве по возвращении с очередной шальной прогулки.        Драгош любил гулять по ночам.        Стефан с рассветом ждал у ворот, заспанный и немного хмурый. Каждый раз боялся, что тот не вернётся — его утащат призраки. Драгош в ответ лишь смеялся, щуря возбужденный после тайн ночи взгляд, и шёпотом обещал показать дорогу обратно.        И время от времени, когда туман редел, он шёл за братом. Лампа в руке, запасные свечи и спички. Стефан всегда считал брата смелее, сам шарахаясь от давящей тяжести кладбища.               Беатрис в домашнем платье фисташкового цвета и в окружении сладковатого запаха ладана нетерпеливо ждала обоих в просторной и светлой столовой с уже накрытым ужином. Шурша юбками, она вскочила им навстречу, чтобы крепко обнять обоих, Стефана — чуть дольше, Драгоша — с неловкой попыткой пригладить тому волосы и с едва заметным вздохом:        — Совсем бледный стал.        За ужином она расспрашивала о Бухаресте, последних светских новостях (как будто Стефан разбирался!) и тревожно наблюдала за молчаливым Драгошем.        — Где отец? — Стефан оставался спокоен, по крайней мере, для матери. Он надеялся хотя бы в этот приезд застать его, но матушка лишь качнула головой. Блеснули тусклым золотом серёжки в ушах.        — По делам в Берлине. Пишет, что всё хорошо, скорее всего, скоро вернётся.        Их семье принадлежало дело по добыче цветных металлов, которое приносило немалый доход. И отец всего себя посвящал бизнесу, надеясь однажды передать его сыновьям. И пока Стефан осваивал спасение человеческих жизней, Драгош не только прогуливался по кладбищам, но пытался хоть что-то понять в ведении дел. Получалось не очень.        — Драгош, как ты убедил брата приехать в гости? — Беатрис улыбнулась, как только умеют матери, чьи сыновья сидят рядом и в кои-то веки не торопятся ни растрепать души, ни разбить коленки.        — Мы решили навестить Элен, — ответил за него Стефан. — Надо посоветоваться по одному вопросу.        Элен была их кузиной по матери. В отличие от Драгоша, который легко видел призраков, она лишь подмечала их следы, зато умела видеть ауры и гадать.        Возможно, она подскажет что-нибудь.        — Что-то случилось?        — Вовсе нет, — внезапно встрял Драгош. — Просто иногда приятно возвращаться домой.        Стефан понимающе хмыкнул, вертя в руках хрустальный бокал с густым вином с привкусом летних ягод. Его даже не смутил пристальный взгляд матери, которая прекрасно знала, что бесполезно спрашивать старшего сына.        Спать все разошлись почти сразу после ужина — Беатрис и так не любила вечерние часы, а Драгош и Стефан вымотались после тряской поездки.               Под твоей кожей что-то притаилось.        К нему тянулись обрывки мёртвых мыслей, скребли острыми коготками по затылку. Драгош погружался в них всё глубже и глубже, перебирая одну за другой.        Он искал ответы.        Что у тебя за спиной, Драгош?        Он резко обернулся — и не увидел ничего. Только мрак.        Драгош медленно падал назад в туман, полный призраков и их голосов. Студёные прикосновения текли от шеи вниз, жалили сквозь тонкую рубашку, назойливо лезли под кожу.        Въедались сыростью в сами кости.        Кто ты?        Он — тёмная сторона жизни. Шепчущийся с мертвецами. Зачем ему быть живым?        Впервые у него не было сил вынырнуть из их объятий. Его ждал вечный сон под тяжёлым надгробием.        Драгош падал в собственную могилу.               Стефан проснулся от толчка. В камине тлели угли, как оранжевые зрачки притаившегося зверя. Что-то было не так.        Он быстро вылез из кровати и чуть не бегом бросился в сторону комнаты брата. Пусто. Чертыхаясь и одевшись впопыхах, Стефан рванул вниз, кубарем скатился по лестнице и выскочил в непроглядную ночь.        — Драгош!        Вместе с криком изо рта вырвались облачка белёсого пара. Зря он не прихватил хоть какой-нибудь фонарь.        Кожа под тонкой тканью рубашки покрылась колкими мурашками от призраков вокруг.        После той ночи на кладбище Стефан не научился их видеть или слышать, но чутьё на их враждебное присутствие обострилось.        Шаг, другой. В босые ступни больно впились мелкие камушки. Стефан не обращал внимания.        — Драгош!        Он шёл напролом сквозь густой воздух, ощущая, как тянет зажившие порезы на руках.        — Ты где?        Эхо разошлось волнами в разные стороны. Возможно, ему показалось, но из тумана донёсся чей-то тихий смех. Дурной морок.        Драгош нашёлся у старой высохшей яблони. Неподвижный, в тёмном пальто и шарфе поверх одной рубашки, с застывшим матовым взглядом, он сидел в выпирающих корнях. Среди деревьев распахивались сладковатые клубы тумана, вертясь в фантасмагории расплывчатых фигур.        Сердце еле билось.        Стефан распахнул ворот рубашки Драгоша и быстро растёр ладони, призывая дар исцеления. Тёплые руки легли на ледяную кожу, пульсирующая энергия хлынула в какую-то чёрную дыру внутри брата.        Острая боль пронзила Стефана от кончиков пальцев до самого сердца, и он почувствовал, как темнеет в глазах, а тело наливается тяжестью. Взгляд Драгоша оставался неподвижным.        Голова закружилась от слабости, но сердце билось уже ровнее и увереннее.        Хватит ли у него сил пробиться сквозь мрак внутри Драгоша?        Я умираю, Стефан.        Нет.        — Драгош, я держу тебя. Давай, примени своё упрямство! Борись!        Стефан надавил сильнее, стискивая зубы. Тошнотворная слабость утягивала его куда-то вслед за братом, как вдруг тот с хрипом дёрнулся вперёд, откашливаясь, как висельник, чья верёвка оборвалась.        — Наконец-то!       Тяжело дыша, Стефан без сил откатился от брата на твёрдую землю. Он чувствовал себя вымотанным и выжатым досуха. Мелкие веточки неприятно вжимались в спину сквозь мокрую от пота рубашку. Пальцы подрагивали от накатившей дурманящей слабости.        Драгош тяжело мотнул головой и уставился на брата. Во мраке ночи в глубине зрачков блеснуло нечто чужеродное. Острое, как кончик кинжала. Яд, от которого кипит кровь.        — Как же плохо, — тут же охнул Драгош, согнувшись пополам. — Прости, Стеф. Они звали… и я надеялся узнать хоть что-то.        — И как?        Стефан не злился — ему просто было страшно за брата, растерянного и испуганного.        — Их слова тише примятых трав. А мне не хватает сил сконцентрироваться.        — Вот поэтому мы завтра едем к Элен, — Стефан с трудом поднялся на ноги, отряхивая с измятых брюк налипший мусор. — Пойдём, я уже замёрз до чёртиков. Нам не помешает добрая порция грога.        — Ты ещё и босиком! Ох, только не простудись…        — Ну, пожалуй, это лучше, чем уходить к призракам.        Драгош цепко схватился за крепкую руку брата, и Стефан едва не вздрогнул от его ледяного прикосновения.        Ему показалось, что она будто истончилась и вот-вот выскользнет из пальцев.        Я удержу тебя, Драгош. Прорвусь сквозь любые кошмары.        Пока бьётся твоё сердце.