Time Capsule

      В дороге меня разморило. Сказался хронический недосып и банка ледяного пива, опорожненная на заправке. Сам того не желая прислонился к дребезжащему окну универсала, и был таков. Сон подстегивала музыка: что-то из Velvet Underground*, перемежающееся со Swans*. Гремучая смесь, то убаюкивает, то возвращает к реальности.       Разбудил меня, правда, никакой не Swans. Наш водитель, Вронский, был классическим польским мудаком, неумело косившим на техасского реднека. Его необъятное пузо вечно торчало из-под засаленной майки. Большую часть пути он пребывал в поисках зажигалки или пачки American spirit, односложно матерился и жаждал какого-то своего особенного общения. Но разговаривать с ним никто из нас, случайных попутчиков, не желал.       При первой встрече с ним я очень разочаровался. Я очень хотел увидеть на месте проводника кого-то хоть отдаленно похожего на Роберта Де Ниро из «Охотника на оленей»*. Вместо молодого и сурового Вронского из старого кино мне достался какой-то бракованный Вронский — из несмешного ситкома или жопной комедии. Но отказываться от поездки было уже поздно.       Я проснулся из-за того, что Вронский вдруг громогласно рявкнул:       - Блять!       В тот же момент меня вжало в противоположную дверь универсала, да так, что я чуть не пробил головой стекло. Голова потом гудела всю неделю.       Слышал лишь, как Вронский, чертыхаясь, давит потной ладонью на сигналку. Автомобильный гудок у его машины был такой же омерзительный, как сам водитель. Если вы когда-нибудь слышали, что собаки похожи на своих хозяев — подумайте еще раз. Может на самом деле ничто так не передает внутренний мир человека, как его автомобиль?       Когда машина выправилась, а я наконец взял себя в руки, то увидел, как Вронский высовывает левую руку в открытое окно, демонстрируя кому-то (вестимо — горному массиву и изуродованным деревьям) жирный средний палец.       - Научись ездить, овца!       - Что произошло? - спросил я.       - Ебаные мародеры. Наверняка приехали в город поживиться, а теперь улепетывают. Выскочили из-за поворота, на своем мудацком пикапе. Какая деревенщина вообще ездит на пикапах?       Отвечать я не стал, ведь у моего отца тоже был когда-то пикап. Обернувшись, не увидел ничего примечательного. Встречная машина уже исчезла за поворотом.       - Вам повезло, что за рулем такой профессионал как я, дружки, - похвастался поляк, непохожий на Де Ниро — с Вронским не пропадете. Мы почти приехали, так что готовьте вторую часть оплаты.       У меня с собой была небольшая сумка со всем необходимым. Пара носков, два объектива к Leica, и собственно, сама камера. Еще путеводитель по местности, пресс-кард корреспондента Washington Liberty Magazine и четыре тысячи долларов наличными на непредвиденные расходы. Одну тысячу я условился отдать водителю, как только он доставит нас в Аркадия-Бэй. Одну - уже отдал.       Вы, конечно, слышали об Аркадии-Бэй. Только вчера это была тема всех новостей. Никто и никогда даже не знал, что этот город вообще существует. Кажется, кто-то из моих родственников упоминал его давным давно, но мне могло и причудиться, мало ли на побережье таких вот забытых богом мест.       Звездный час Аркадии-Бэй случился — теперь уж ее точно запомнят. Никто и никогда не видел здесь торнадо, да и вряд ли теперь увидит. Кто видел — наверное, никому уже не расскажет. Смерч стер здесь все за десяток минут, оставив от городка только каменные надгробия.       Мне было не до конца понятно, почему медлят власти. Пошел второй день после трагедии, а на месте не было ни одного спасательного расчета. Зато Национальная гвардия перекрыла все шоссе в районе, потому забраться в город стало практически невозможно. Если вы, конечно, не Вронский. Вронскому неведомо слово «невозможно». Оно слишком длинное, чтобы тухлый польский мозг смог его переварить.       Мы встретились несколько часов назад на границе штата. В попытках пробраться в город одним из первых я перебрал множество вариантов. К сожалению, только Вронский вселял мне надежду на успех. За две тысячи баксов он обещал протащить в Аркадию-Бэй хоть сотню голов скота, хоть атомную боеголовку.       Он знал какие-то тайные «охотничьи тропы». Универсал съехал с автострады за сорок миль до города, и мы поехали кружным путем по грунтовке. Мелькали фермы и непроходимый лес. Скучнейшее зрелище.       Сейчас, когда до города оставалось совсем немного, я наконец понял, в какое дело вляпался. Справа от нас простирался буйный пенистый океан — целиком черный. Дорога была испещрена трещинами шириной, должно быть, в мой кулак. Вронский лавировал между вырванными кусками асфальта.       Второй пассажир, сидевший на переднем сиденье, при виде всего этого, подпер рукой седеющую щетину и могуче шмыгнул носом. Всю дорогу он просидел ровно, я выучил его залысину наизусть.       Его взгляд было сложно с чем-либо спутать.       - Бывали тут раньше? - спросил я его.       Он был среднего возраста, ну или чуть выше среднего. В общем, еще не старик, но уверенно приближался к этому. Он бросил на меня быстрый взгляд.       - Приходилось. А вам?       - Я тут впервые.       - Поверьте, неделю назад тут было немного лучше.       Мы сразу условились, что не будем лишний раз допытываться: зачем нелегкая понесла нас сюда. В конце концов, предприятие изначально было незаконным. Я не стал рассказывать о своей профессии: по Вронскому было видно, что он сторонится репортеров. Еще бы, никто не хочет увидеть свою рожу в вечерних новостях. Но мне было все интересно, и мой попутчик — не исключение.       Что можно было обо мне сказать: молодой дурак, решивший быстрее всех полюбоваться на разрушение. Всех этих яппи и доморощенных хипстеров вечно тянет к особым местам. Пока на останки Аркадии-Бэй не хлынут туристы, потом — уже неинтересно. Но что тут забыл этот мужчина — другой вопрос. У него могла быть очень хорошая история. Может, вернулся на развалины своего давно покинутого дома.       Это было бы очень занятно. Такой сюжет тянет на "Нью-Йоркер"*.       Тем временем, универсал сделал последний поворот.       - Джентльмены, добро пожаловать в Аркадию-Бэй!       Я раскрыл глаза пошире, несмотря на омерзительный сигаретный дым, давно въевшийся в велюр салона. Вронский выкрутил руль влево, и за лесопосадкой открылся поразительный вид. Мы въезжали на территорию Хиросимы.       Только с Хиросимой это и можно сравнить. Дорога была усыпана мокрым мусором, а невысокая застройка окраины превратилась в декорацию к «Войне миров»*. Шикарно и пугающе одновременно.       «Вы въезжаете в Аркадию-Бэй» - поведал знак, чудом уцелевший в происходившем аду. Кругом не было ни души.       - Аркадия-Бэй, - прошептал я — Население: ноль.       Тут и там попадались брошенные автомобили и раскуроченные тяжелым ненастьем предметы. По некоторым было и не определить, какое предназначение они несли в себе позавчера. И было, конечно, очень тихо. Я уверен, стук мотора универсала было слышно за пару миль.       - Все, - сказал Вронский, останавливаясь посреди дороги — Я свое дело сделал. Тонна зелени, и идите куда хотите. Катать вас тут я не намерен. Когда закончите свои дела — позвоните мне. Я пока, хе-хе, перекушу.       Поляк имел ввиду, очевидно, ту придорожную закусочную неподалеку — типовое здание американского фаст-фуда. С них еще «Макдоналдс» начинал. Как и прочие в округе, оно было безнадежно разбито. Стекла вылетали прямо с рамами, часть торцевой стены лежала неподалеку, оголяя внутренность: бурые влажные диванчики, блестящие осколки. Даже стойку, рассчитанную на пьяную драку (а значит — свободную пережить даже выстрел из гранатомета) вывернуло и расположило тупым углом посреди помещения.       - Там наверняка остались пироги, - мечтательно промычал Вронский — Так что выметайтесь. Когда потребуюсь — звоните.       Мы отсчитали каждый по тонне зелени и покинули машину. Вронский, задраив окна, рванул вперед, обдав нас обоих из лужи. Его машина, и без того убитая и неухоженная, отлично замаскировалась неподалеку от закусочной.       - Хороший у него бизнес, - заметил я, отряхивая джинсы — На горе людей.       К счастью, нигде я так и не увидел ни одного трупа. Если тела и были, то под обломками — так их не мог утащить за собой смерч. Вот будет потеха где-нибудь в Канзасе, когда на голову заспанного мексиканца-нелегала рухнет скрюченный покойник.       Меня передернуло. Во-первых, потому что картинка, нарисованная воображением, вышла слишком жуткой. Во-вторых, потому что я сам удивился своему цинизму.       Мы остались стоять на дороге вдвоем: я и мой попутчик. Ничего не предпринимая, пялились вокруг в растерянности.       Мужчина закурил. От его сигарет несло еще сильнее, красные Lucky, я ни с чем не спутаю этот запах. Этой вонью десять лет назад пропиталась моя школьная форма.       - Вы не будете так добры? Я бы попросил у кого-нибудь еще, но с этим есть трудности.       Он угостил меня сигаретой и огнем. Я не курил уже более года, но Аркадия-Бэй предрасполагала сегодня к вредным привычкам. Так и стояли, пуская дым, и не делали ни шага.       Почему-то мой попутчик вызывал доверие. Он походил на Фрэнка Капру*, а это, согласитесь, личина вызывающая самые дружелюбные чувства.       - Вы сказали, были тут раньше. До этих событий.       - Я жил здесь. Перебрался подальше от воды пятнадцать лет назад и с тех пор хотел проведать старые места. Все время думал: поеду на выходных. Так и не поехал.       Мужчина усмехнулся:       - Ну, лучше поздно, чем никогда.       - Это будет звучать немного странно, - я замешкался, стряхивая пепел и подбирая слова — Но мне тут совсем ничего неизвестно. Вы не будете против, если я похожу тут с вами?       - Нет, нисколько. Проведу вам маленькую экскурсию. Нам, старпёрам, надо держаться молодых. К тому же, если подумать, так будет даже лучше.       Бросив окурок, мужчина сделал приглашающий жест рукой.       - Как насчет начать со смотровой площадки? Дорога там, насколько помню, плохая, а сейчас — совсем никакой. Не боитесь перепачкаться?       Я опустил взгляд, изучая свои грязные, видавшие лучшие времена, кеды.       - Нисколько. Пойдемте. Как вас зовут?       - Фрэнк Гаррис.       - Почти как Капра.       - Да, мне это раньше часто говорили.       Чтобы не показаться невежливым, я тоже назвал свое имя. Мы пожали руки.       - Как тут было раньше? - спросил я, на ходу извлекая из сумки камеру.       Фрэнк Гаррис пожал плечами.       - Как везде, наверное. Мало ли на побережье таких вот городков. Везде одно и то же: нет толковой работы, нет особенных перспектив. Тут раньше была рыболовная промышленность, но она стала дряхлеть еще при моей молодости. А это было очень давно.       - Фрэнк, не такой вы и старый.       - Да нет, уже старый. Пора в могилу.       Я так и не понял, шутит он или всерьез.       Мы пошли вперед быстрым шагом. Я изредка фотографировал. Не удержался, и направил камеру на машину Вронского. Тот, оскалившись из-за стекла, как бабуин, прикрыл свое толстое лицо не менее толстым «факом».       - Да, детка, - съязвил я — Покажи мне все что можешь и немного больше.       Ну знаете — как в «Фотоувеличении»*. Признаться честно, хоть это и не имеет отношения к делу, я очень любил тогда кино. Потом оказалось, что в жизни бывают сюжеты получше.       И вот. Скоро мы углубились в частную застройку. Здесь я наконец ощутил, что такое тоска брошенного города. Никакая закусочная не передаст той грусти, какую испытываешь при виде хорошего ладного дома с садом. Особенно если вокруг ни души, а в гараж впечатался тупомордый автобус.       - Как вы думаете, почему спасатели до сих пор не прибыли?       - Не знаю. Но то что говорят по новостям — полная чушь.       В утреннем выпуске передавали, что Аркадия-Бэй стоит на неустойчивом сколе тектонической плиты, и потому в любой момент может уйти под землю, стоит приземлиться здесь хотя бы одному вертолету. Они даже вызвонили какого-то заикающегося профессора, который неуверенно промямлил это в эфире. Отговорка и не более.       - Такое чувство, что власти знают что-то, - предположил я — что некого спасать. Или незачем.       - Скорее второе. Помните «Катрину»*? Все было совсем иначе.       Навряд ли было что-то страшнее «Катрины». Я помню эти фотографии с изломанными телами, эти реки на улицах, грязные размытые берега, забитые мусором. В сравнении с Новым Орлеаном образца 2005-го, здесь не произошло ничего сверхъестественного. Простой денёк после провала на Суперкубке.       Я издалека разглядел покореженный маяк на утесе. Фрэнк Гаррис вел меня именно к нему. Плохая дорога сменилась невозможными препятствиями. Мы перелезали через деревья. Поразительно, как хорошо это давался моему спутнику. Сам я, изнеженный городом, обязательно бы сдался на полпути, если бы был один. В конце концов, я пару раз упал и утонул по щиколотку в грязи. Заляпал объектив камеры каким-то дерьмом, и сам себе усмехнулся. Отдал бы все деньги мира, чтобы посмотреть на себя стороны. Как можно, спрашивается, оказаться настолько неподготовленным к трудностям?       - В городе не был пятнадцать лет, а сюда не поднимался все тридцать, - пояснил Фрэнк, будто извиняясь за то, что повел меня по пути испорченных шмоток — Но видок открывался раньше хороший.       Наверху было отвратительно. Я вяз ногами в дерьмовом киселе и все пытался отчистить рукавом объектив. Это небольшое испытание вдруг явственно показало, что я ни на что не способен. Страшно представить, что произойдет дальше.       Но вид и впрямь вышел классный. Кусок утеса сполз вниз вместе с оградой смотровой площадки. И даже маяк, очень на первый взгляд устойчивый, несколько покосился, а в его основании разрослись трещины.       Мы с Фрэнком присели на скамейку, и он великодушно угостил меня еще одной сигаретой.       - Я куплю вам пачку, - пообещал я — то есть, не куплю, а просто зайдем в магазин и украдем парочку. Старое-доброе мародерство.       Прокуратура никогда не станет заводить дело ради пары пачек не самых хороших сигарет.       - Вид потрясный, Фрэнк. Спасибо!       Береговая линия изломилась причудливыми формами. Там, где раньше стояли кварталы — теперь плескались миниатюрные бухты. С другой стороны, где-то выросли полуострова, усыпанные оторвавшимися от пирса лодками. И город внизу — только отсюда можно было рассмотреть всю трагедию. Разрушение. В энциклопедии рядом с этим словом должна быть моя фотография, сделанная в тот день.       - Я представляю себе, как тут было спокойно раньше. Не как сейчас, а то, извините уж, сейчас тут как в склепе. Я же имею ввиду обычную провинциальную тишину.       - У Аркадии-Бэй были проблемы со спокойствием, - Фрэнк вздохнул, пряча руки в глубокие карманы дорожного плаща — Тут было очень много плохих людей. Их сюда тянуло как магнитом. Поверьте, уж я то знаю о чем говорю.       Фрэнк Гаррис встал и, обойдя скамейку, уставился куда-то в пустоту. Небо только начало проясняться после колоссального шторма. У горизонта вода переливалась перламутром.       - Аркадия-Бэй… Я сам ужасаюсь тому, что хочу сказать. Но только сейчас, глядя на эти развалины, где, возможно, погребены тысячи людей, я окончательно верю в Бога.       - Какой же тут Бог?       - Ветхозаветный. Тот, который к чертям собачьим стер с лица земли Содом и Гоморру. Теперь он стер и Аркадию-Бэй. Поделом. Тут не было ни одного человека, который не был бы по уши в грязи.       Я посмотрел на Фрэнка с плохо скрываемым разочарованием. Он, казавшийся мне до того образцом рассудка, размяк и раскололся, прямо как вот этот утёс.       - А как же дети? Тут же были дети.       - Были. И они тоже заслужили всё это. Но, надеюсь, они не чувствовали боли.       Фрэнк Гаррис заиграл желваками, точно у него от эмоций заболела челюсть.       - Не надо было отсюда уезжать. Надо было остаться здесь. И сдохнуть тоже здесь, вместе со всеми. Чтобы все крысы были тут к ряду.       - За что вы так? - наконец спросил я.       Фрэнк Гаррис недолго молчал: раздумывал, стоит ли. Но потом все-таки начал свой рассказ.       Это началось в августе восемьдесят шестого. Черт, я тогда еще даже не родился.