У каждого пса свой пастырь

И это ты называешь любовью? Тяню медленно и верно загоняют иголки под ногти каждый раз, когда Рыжий проходит мимо. Может это звучит излишне претенциозно, но так Тянь себя чувствует. Каждый раз, когда Рыжий сбрасывает ладонь с мастерки. Когда здоровается за руку не с ним. Когда посылает его нахуй, называя конченым, больным обмудоебком. Каждый раз, когда Рыжий находится так близко и далеко в один момент. Тяню хочется выть бешеной гиеной от разрывающей боли в кончиках пальцев. Он и воет, заливается на школьном дворе под глупый лающий смех Тао, силясь свести все в шутку. Так просто улыбаться, когда сердце заходится в истеричной тахикардии от невозможности прикоснуться к человеку, который знать тебя не хочет. И н и к о г д а не хотел. В этом Хэ Тянь за последние месяцы стал просто мастером. В основном пьяным. Они увязли в каких-то безумных плясках. Один шаг вперёд, тринадцать пируэтов, восемь падений, двенадцать сломанных рёбер, одно разбитое сердце, бесконечность шагов назад. Тянь утыкается носом в шею Рыжего. От него пахнет специями и хозяйственным мылом. Хватается за плечи, как за спасательный круг. Мокро лижется. Обнимает до хрустящего позвоночника. Целует. Целует. Целует. Тихо, ласково, бешено, как в последний раз. Как будто этот неотесанный быдлан весь в синяках и ссадинах, веснушках и ожогах его ебаный кислород. Чистый, стопроцентный. От этого Рыжего пьянит голову сильнее, чем от Маотай. Тянь трогает, прикасается, хрустит тонкой утренней корочкой льда, словно этот парень — единственный его способ напиться. Точно всю воду в мире выкачали, испарили, уничтожили. А этот Рыжий его личный океан с пресной водой. С идеальным минеральным составом. Тянь умер бы за Рыжего. С удовольствием. Не задумываясь. Тао говорит ему, что Хэ пора с этим завязывать. «Это уже какая-то нездоровая поебень, чувак. Выдохни, блять, не Шанем единым». Хэ улыбается, стучит Тао по плечу и думает, в каком из каналов ему утопиться. В его голове Рыжий тихо уходит в ночь.