Ах, ты меня не любишь

Поздняя зима укрыла поля и леса волнистым снежным покрывалом, искрившимся в лучах заходящего солнца. Природа глубоко вздохнула и замерла, ожидая весеннего пробуждения, а звери недоверчиво водили носами, готовясь наконец сменить окрас. На середину января был назначен бал в доме Лариных в честь именин Татьяны. Окрестные помещики, не пресытившиеся балами в этих деревенских краях, как их знакомые в столице, с готовностью откликнулись на приглашение хозяйки дома. Столы ломились от угощений: дичь, пироги, жаркое, бланманже, брусничная вода и дорогое заграничное вино — все, что могло быть подано к столу, было подано. Гости прибывали на протяжении часа. Они были разодеты в свои лучшие наряды, и дамы осматривали друг друга, размышляя, пойдут ли им кружева как у соседки или нет. Матушка, как заметила именинница, нервничала, ожидая кого-то. Уж все приглашённые сели к столу, и к Тане подсела Ольга, печальным взглядом оглядывая собравшихся. — Его всё нет… Но он же должен приехать, ведь так? — спросила она у сестры. — Кого нет? — Сердце Татьяны пропустило удар. Неужель он? — Владимира, конечно! Он обещался быть. — Девушка огорченно вздохнула, переглянувшись с матерью, и та покачала головой. Таня украдкой перевела дух, чувствуя, как покраснели щёки. После объяснения с Евгением прошёл не один месяц, но воображение девушки, распаленное французскими романами, продолжало мучить её. Она раз за разом представляла, как его последний визит оканчивается совсем по-другому. Что он принимает её чувства, молвит, что тоже хотел этого союза. И эти фантазии терзали шестнадцатилетнюю девушку не хуже его речи, из объяснения перешедшей в наставление. Внезапно хлопнула дверь. Все гости оторвались от еды и разговоров и удивлённо повернулись к входу. На пороге возник Владимир, буквально осветивший столовую своей улыбкой. Ольга сразу расцвела, вспорхнув ему навстречу, и подвела к маменьке. А именинница же не могла оторвать глаз от Евгения, почти слившегося с тенью друга. Внешний вид его не мог вызвать нареканий даже при самом критичном осмотре: тёмно-синий фрак, бежевые брюки и начищенные чёрные туфли — всё по последней моде. На лице молодого дворянина была написана невыразимая скука, как будто он начал скучать ещё до того, как ступил за порог дома. Онегин бросил взгляд на гостей, и его глаза будто заледенели. Поприветствовав Прасковью Петровну, он оказался усажен ею напротив именинницы. Татьяна, не зная, как вести себя с ним, побледнела, чувствуя, как от избытка эмоций темнеет в глазах. Она даже порывалась уйти, но, собравшись с духом, всё же поприветствовала прибывших, не поднимая головы. Онегин, заметивший её порыв, также отдал предпочтение изучению стола и блюд, досадуя, что поддался на уговоры Ленского. После улаживания вопроса с признанием старшей Лариной, в его душе наступило странное успокоение, и он поистине наслаждался днями, летевшими, как тройка лошадей. Иногда, в часы раздумий, он вспоминал Татьяну, но подобные мысли не занимали его голову долго. За время жизни в Петербурге его сердце огрубело, как ему казалось, окончательно, и он иногда всерьёз завидовал своему другу, слушая его любовные излияния. Конечно, когда Владимир традиционно приехал к нему на обед, Онегин и представить не мог, что тот привёз с собой приглашение от соседей. От Лариных! И это после того, как Евгений вкратце рассказал ему ситуацию, произошедшую с сестрой его возлюбленной! Такого поступка он не ожидал от друга. Можно сказать, что он был в известной степени разочарован им. Но, скрепя сердце, всё же поддался желанию Владимира поехать вместе, уже заранее зная, что будет происходить на балу. Ведь какая разница: Петербург, Москва аль русская глубинка — люди везде одинаковы. Разнятся они лишь в масштабности своих желаний. Но портить вечер приятелю Онегин был не намерен. Владимир был юн и порывист — и это смягчало сердце Евгения. Он вспоминал свои юные годы, когда он только начинал познавать искусство светской жизни, главное правило которой гласило: не важно, кто человек, важно, что на нём надето. То есть, что в нём видит свет. Онегин совершенно не хотел, чтобы пыл юноши был растоптан суровой реальностью. И посему оберегал его, дискутируя с ним в часы досуга о том, о сём. Онегин не желал навязывать своё мнение другу, лишь обозначая его. Через полчаса объявили начало бала. Все гости поздравляли Татьяну с праздником, желали счастья, здоровья и много того, что принято желать в таких случаях. Девушка мягко улыбалась и благодарно отвечала на все тёплые слова. Когда же очередь дошла до бывшего последним Евгения, он произнёс что-то в духе своих предшественников. Но Ларина не слышала слов, очарованная выражением его глаз: в нем смешалась нежность, тепло и понимание. Татьяне даже на секунду показалось, что в них блеснула слеза. И кто знает, играл он или был искренен? Зазвучал вальс, и Онегин учтиво пригласил именинницу на танец. Они двигались плавно, будто танцевали вместе каждый день. Может, дело было в отточенном годами мастерстве кавалера, а может и в искусстве его партнёрши. Губы Евгения были изогнуты в улыбке, и во всех его движениях Татьяна ощущала расположение к себе. Почувствовав, что девушка устала, он предложил даме локоть и подвёл её к одному из стульев, стоящих у стен, после чего с поклоном удалился, прохаживаясь меж гостей. Настроение уже было не таким отвратительным как в начале, и Евгений даже понадеялся, что вечер не пройдёт зря. — Он фармазон… — …отменил барщину… — …и правда сумасброд. — Неуч… — Он рядом! Внешне ничем не показав своего раздражения, Онегин поклоном поприветствовал гостей и удалился в комнату с карточным столом. Она была пуста — все были заняты танцами. Сняв перчатки, он присел за стол, откинувшись на спинку стула и тяжело вздохнув. «И вот, вновь я слышу такие мерзкие сплетни о себе. Что ж, видно, такова моя судьба: почти что в любом обществе быть изгоем. Впрочем, поделом мне, — размышлял он, задумчиво водя рукой над пламенем свечи в канделябре. — Малодушно поддался желанию Ленского. И теперь этот “друг” веселится, позабыв обо мне. Надобно его отблагодарить, — в этот момент хитро усмехнулся, с ленивой грацией поднявшись со своего места. — Ах, Ольга… почему бы нет? Мои ухаживания взбесят Ленского, а другого мне и не надо…» Придя к этому плану, Евгений облизнул губы и, поправив манжеты, направился обратно в залу, ища глазами белокурую кокетку. Она нашлась стоящей рядом с сестрой и что-то той шептала на ухо, поглядывая на прохаживающихся то тут, то там мужчин. Старшая сестра робко улыбалась, держа Ольгу под руку. Молодой помещик уверенным шагом направился к юной прелестнице и буквально столкнулся перед ней с Ленским, желавшим танцевать следующий вальс со своей невестой. — Ольга, не откажите в любезности танцевать с вами, — опередил его Евгений, подав ей руку. Та взглянула на Владимира и с улыбкой приняла предложение Онегина, от чего тот кинул самодовольный взгляд на Ленского, увлекая девушку в вальс. Юноша смотрел, как его друг кружит в танце его невесту, и не мог ничего понять. Он не верил своим глазам. Татьяна также стояла, как громом поражённая. Неужто Евгений хочет быть с Ольгой? А как же его дружба с Ленским? Евгений же, подозревавший о роящихся в голове Владимира и Татьяны мыслях, прикрыл глаза, наслаждаясь свершающейся местью. Однако перегибать палку он не собирался — дружба поэта ещё была ему дорога. — Милая Ольга, вас уже можно поздравить с приближающейся свадьбой? — учтиво поинтересовался он, лукаво смотря на девушку. — О, да! — воскликнула та, отвечая на его улыбку. — Полагаю, что Володя уже надоел вам с тем, что дата уж обговорена. — Ничуть. Я рад за него. Три месяца — и союз будет заключён. Совсем недолгий срок. Ему очень повезло найти ту, которой он может принадлежать и сердцем, и душой. — Ольга польщённо рассмеялась. — Вы не будете против, если я приглашу вас и на следующий танец? Хочу успеть потанцевать с мадмуазель Лариной до того, как она станет мадам Ленская. Девушка зарделась, смущенно улыбаясь. — Если таково ваше желание, господин Онегин, я не имею ничего против. — Называйте меня просто Евгений, — поправил он её, — это привилегия моих близких друзей. А вы, думаю, скоро окажетесь в их числе. — Ольга лишь кивнула, потупив взор. — Скажите, вы слышали о новом модном романе?.. Их разговор длился не один танец. Оба получали от бала удовольствие и не имели никакого желания разойтись. Вальс сменился экосезом, мазуркой, снова вальсом, галопом. Раскрасневшаяся Ольга попросила проводить её до комнаты, смежной с залом, что Онегин и сделал. Пообещав вернуться в скором времени, он скрылся за тяжёлой портьерой, отделявшей помещение от залы. Ларина подошла к зеркалу, намереваясь поправить слегка растрепавшуюся причёску, и заметила в отражении Ленского, стоящего в тени со скрещенными на груди руками. — Ольга! Ужель я заслужил насмешку эту? — с болью спросил он, подойдя к невесте. — Почему ты так поступаешь со мной? — Не понимаю, что не так, Владимир? — отозвалась та, продолжая мечтательно улыбаться. — Неужели я в чём-то провинилась перед тобой? — Все танцы с Онегиным ты танцевала! А когда я намеревался пригласить тебя на следующий танец, оказывалось, что ты уже приглашена им! — Право, Владимир. Это же такой пустяк, чтобы сердиться всерьёз, — надула губки прекрасная кокетка. — Как? — воскликнул поэт. — Пустяк! Видя, как ты смотришь на него и смеёшься над его речами, мог ли я оставаться равнодушным? Именно этот момент выбрал Евгений для своего появления, но, услышав реплику друга, остановился, прислонившись к колонне, где было слышно всё. Он внутренне торжествовал, удовлетворённый своей маленькой местью. Напустив на себя скучающий вид, он продолжил чутко вслушиваться в происходящее за портьерой. — Я видел всё! И взгляды, и то, как он сжимал твою руку… — Владимир… Ты напрасно ревнуешь, — обиженно произнесла Ольга. Юнец вглядывался в милое сердцу лицо и не мог прояснить мысли. Он же видел, как Евгений наклонялся к ней слишком близко, шепча своими змеиными устами что-то ей, заправлял непослушный локон за ухо. Как Ольга краснела, смеясь. Что стало с ними обоими? В начале вечера у Ленского был друг и любимая, а теперь он не был ни в чём уверен. Словно спали маски, и два беса сговорились за спиной поэта, смеясь над ним. — Мы с ним лишь общались, — улыбнулась девушка, расправляя складки на платье. — Знаешь, он довольно мил! — Даже мил… — прошептал поэт, опустившись в кресло. — Не ты ли хотел, чтобы к твоему другу перестали относиться предвзято? — продолжила Ольга, приподняв бровь. — Вспомни, что ты говорил мне о нём. Евгений действительно умён и знает множество интересных книг, людей… Да и манеры на высоте. Ленский покачал головой и поднял пустой взгляд на кокетку. — Ольга, ты меня не любишь… Эта мысль, сорвавшаяся с губ, будто оглушила молодого человека. Как он был слеп! Почему не видел её истинную натуру раньше? Ах, его глаза застилала любовь и детские воспоминания. И где они теперь?.. Не было бы Онегина, был бы Трифон Петрович или какой-нибудь гусар… — Ты странный сегодня, — нахмурилась девушка, подойдя к любимому. — Ты меня не любишь, — уже твёрже повторил Владимир, отвернувшись. — Владимир, ты заболел? — На его лоб легла узкая ладонь. — Я здоров как никогда, — отозвался он, вставая. Последний шанс. — Скажи, ты приглашена на следующий танец? Может, я составлю тебе пару? Девушка уже было открыла рот, чтобы согласиться, но в комнату зашёл Онегин и с улыбкой поклонился Ольге. — Скоро начнётся котильон. Помнится вы дали мне слово, что этот танец тоже за мной, — вымолвил он, поглядывая на друга. Что-то в нём казалось Евгению странным, но он списал это на случившийся только что разговор и его недовольство невестой. — И правда. Слово надо держать, — Ольга подскочила к мужчине, беря его под руку, и повернулась к Ленскому, заявляя: — Пусть это послужит вам наказанием! — О, не волнуйтесь, милая Ольга. Я не расстроен вашим поступком, — заверил он её, глубоко вздохнув. — Прошу простить меня, что я обратился к вам с этим пустяком, — и с поклоном удалился, оставив друзей. Онегин нахмурился, не зная, что думать о такой реакции поэта, а Ольга побледнела. Она решительно не понимала такой резкой смены настроения юноши. Да, поэт не мог долго оставаться грустным или весёлым, но сейчас он будто заледенел, как снег после короткой оттепели. Сердце девушки кольнуло нехорошее предчувствие. Француз Трике, живущий у Харликова, изъявил желание поздравить именинницу, спев ей песенку собственного сочинения, и попросил младшую Ларину аккомпанировать ему на фортепиано. Онегин в этот момент отступил в дальний угол, издалека наблюдая за другом. Тот был абсолютно спокоен и невозмутим. Поймав взгляд приятеля, он еле заметно кивнул и развернулся, затерявшись в толпе. После начался котильон, но Ольга, сославшись на кружащуюся голову, попросила прощения у Онегина, что не сможет с ним танцевать. Тот проводил даму в комнату и принёс из зала её веер. Расхаживая меж гостями, он слышал обрывки уже знакомых сплетен и еле заметно морщился. Он хотел найти Ленского и поговорить. Неважно о чём, пусть даже объясниться в своём поведении. Но поэта не было видно: ни среди танцующих, ни среди пирующих. Отчаявшись, Онегин направился к Прасковье Петровне. — Могу ли я осведомиться у вас, достопочтенная хозяйка, не видели ли вы моего друга Владимира? — Как? Вы не знаете, уважаемый Евгений? — вскинула брови та. — Он только что уехал домой, принеся свои извинения. — Благодарю вас. Отойдя в сторону, Онегин повёл плечами, чувствуя пробежавшие по спине мурашки. Не слишком ли он жестоко пошутил над другом? Ему было сложно об этом судить, ведь Владимир был первым настоящим другом у него, и мужчине всё было в новинку. Его привычная жизнь состояла из театра, приёмов, фарса со сменой настроений и масок, а после переезда в деревню его досуг скрашивали лишь купание в реке, чтение книг и журналов да верховые прогулки с охотой. Ленский же привнёс в этот установленный распорядок ежедневные обеды, рассуждения о добре и зле, исторических событиях и жизнях друг друга. Все эти споры и суждения как-то оживляли рано закостеневшую душу Онегина, и теперь он переживал и за себя, не желая лишаться интересного собеседника, и за юношу, который мог, объятый гневом, совершить необдуманный поступок. Проведя следующий час, скучая, молодой дворянин откланялся и покинул дом Лариных.

* * *

Прошло два дня. Владимир носа не казал за пределы своего имения. Не появлялся он ни у Лариных, ни у Онегина. С другими же помещиками тесной дружбы он не имел. Онегин начал всерьёз беспокоиться за своего друга. Поэт, в каком бы настроении ни был, предпочитал в любых вопросах советоваться с приятелем, поэтому его отсутствие казалось Евгению подозрительным. На третий день он не вытерпел, велел снарядить сани и направился к Ленскому. Стоял ясный солнечный день, по небу пробегали редкие курчавые облака, а воздух, казалось, искрился, как и поскрипывающий под полозьями снег. Мужчину в доме Ленского встретила одна из служанок, и Онегин, кинув цилиндр и шинель на кресло, попросил её доложить хозяину о своём прибытии. Проведя в гостиной около десяти минут, он, не дождавшись девочки, направился на второй этаж. Он примерно помнил расположение комнат Владимира и решил действовать без раздумий и экивоков. Постучав в дверь, он зашёл в комнату, служившую поэту кабинетом. Сам хозяин восседал за широким столом, где он писал что-то, иногда опуская перо в чернильницу. Вся столешница была завалена бумагами, книгами, слева стояли небольшие портреты известных поэтов и писателей: Гёте, Байрона, Державина. Владимир подпирал голову рукой, лениво выводя каллиграфическим почерком буквы. — Владимир, — позвал его гость, чуть улыбаясь от радости встречи. — Евгений, — отозвался тот, даже не повернув головы. — Не думал, что ты приедешь сюда. — Отчего же? — вопросил Онегин. — Мы с тобой не в ссоре. Я волновался за тебя. Поэт замер, но уже через секунду продолжил что-то писать. — Даже не знаю, что должен тебе сказать, — будто нехотя начал он. — Начни с начала, — предложил Евгений. Он чувствовал, что эмоциональное состояние друга оставляет желать лучшего, и поэтому взвешивал каждое своё слово и движение. — Я наблюдал за тобой на именинах. Столичные привычки так трудно вытравить, да? Одной Татьяны оказалось мало для такого… льва, как ты. Удар Ленского достиг своей цели: улыбка мгновенно слетела с губ Онегина, и он нахмурился. А поэт тем временем продолжил, проведя по написанным строчкам промокательной бумагой: — Хороший план: окружить Ольгу своим вниманием, вызывать к себе её расположение, а затем смеяться над ней, как и над чувствами её сестры… Ах, это так честно, друг мой. — Что? Ты с ума сошёл? — ошарашено воскликнул Евгений, подойдя к Владимиру. Тот, сложив бумагу вдвое, встал из-за стола и повернулся лицом к Онегину. Тот резко остановился, точно налетев на стену. Лицо юноши заострилось, под глазами залегли тени. Но его глаза… Они лихорадочно блестели, будто под ледяной маской бушевал настоящий пожар. — Ты не дослушал, — резко произнёс поэт. — План действительно неплох. Благодаря этому я смог понять свои настоящие чувства. Но сперва скажи: зачем ты жал ей руку? Что ты говорил ей? — Владимир… — Ответь. — Ещё один удар. Онегин отступил на шаг, собираясь с мыслями. Неужели этот юнец так изменился за эти дни? — Как это глупо… — прошептал он, но всё же начал неспешно говорить: — Ты прекрасно знал, что было между мной и Татьяной. И вот когда я почти забыл об этом — ты приносишь приглашение и почти что заставляешь меня прийти. Но нет, я не винил тебя за это. Я знал, что нужен тебе. Но только тебе я и был нужен… Остальные на балу презирали меня, улыбаясь в лицо и сплетничая за спиной, стоило мне отвернуться. Не будь тебя с просьбой присутствовать на именинах, я бы этого не слышал. Но я был там, гонимый всеми, смотрел, как ты танцуешь, ешь и довольствуешься своим положением. Ленский дёрнулся, сжав кулаки, но Евгений вскинул руку. — И я решил сыграть с тобой злую шутку — один вечер посвятить Ольге. К Татьяне я не желал подходить, зная, что это породит новый круг сплетен. А остальные же девушки были на диво глупы. И своим поступком я убивал двух зайцев сразу. Доволен ли ты моим ответом? — он скрестил руки на груди, глядя на поэта тяжёлым взглядом. — Вполне, — он поджал губы и взял два сложенных листа, протянув их Онегину. — Здесь два письма. Вытяни одно. Так мы и решим, что делать дальше. Евгений нахмурился. Тон Владимира никак не располагал мыслям о том, что всё может кончиться хорошо. Он покачал головой, отступив на шаг. Ленский усмехнулся, глядя на насупившегося друга. — Я уже рассказывал Зарецкому о нашей ссоре. А ты знаешь, он так словоохотлив и речист… Просто диву даёшься, сколько в нём сил. Если бы Онегин не умел так тщательно маскировать свои порывы, он бы просто застыл, приоткрыв рот от удивления. Ленский пытается манипулировать им? Что случилось с тем юношей, которого знал Евгений? Поэт, видя смятение друга, качнул письмами, приглашая сделать выбор. Онегин заметил, что его руки подрагивают. Он нерешительно подошёл к другу и взял письмо справа, разворачивая.

Господин Онегин! Я оскорблён Вашим поведением и имею честь вызвать Вас на дуэль. Условия пусть обговорят наши секунданты.

Владимир Ленский

Онегин замер. Дуэль? С Владимиром? Он поднял взгляд и пересёкся с холодными зелёными глазами. — Я провожу вас до дверей, — чуть наклонив голову набок, отозвался Ленский подчёркнуто вежливо. — Если вы не против, я бы хотел собраться с мыслями, — ответил Евгений тем же тоном. — Могу я написать в вашем кабинете письмо? — Извольте, — нехотя согласился Владимир. — Я велю готовить сани. Чистая бумага справа от вас. С этими словами он развернулся на каблуках и вышел, притворив дверь. Онегин глубоко вздохнул, тяжело опустившись в кресло, которое ещё хранило тепло поэта. В мыслях мужчины была непривычная пустота. Он даже не знал, что и кому хотел написать. Нужен был секундант. Александр Талиев мог согласиться, но посылать за ним в Петербург… Однако это всё равно лучше, чем без него. В этих краях Онегин не имел друга, помимо Ленского, которому мог бы доверять. Как много проблем от простой шутки… Евгений взял чистый лист и начал писать резким почерком послание приятелю, с которым они обменивались письмами раз в месяц-два. Талиев был дворянином, сыном друга покойного отца Евгения. Мальчишки росли вместе, но Саша, имевший стремление преумножить свои знания, был направлен в Европу для дальнейшего обучения ремеслу композитора. Евгений же больше интересовался придворными играми. За несколько недель до отъезда Онегина в деревню Талиев вернулся в Петербург вместе с женой-полькой, но толком приятели смогли поговорить только в редких письмах. И вот нужно писать Александру по такому малоприятному поводу! Сложив своё послание втрое, Евгений запечатал его сургучом, поставил кольцом-печаткой свой знак и откинулся в кресле. Тут он заметил письмо, которое было вторым из предложенных Ленским. Онегин с интересом посмотрел на него. Видно, что это письмо составлялось на эмоциях: буквы были написаны с силой, буквально продавив бумагу. Евгений провёл пальцами по ровным строчкам. «Не теряешь изящества даже в порыве чувств, да?..» — мелькнуло у него в голове. Ему было безумно интересно, что же было в том письме, из-за которого Ленский так переживал, поэтому, поддавшись порыву и чувству любопытства, он без зазрения совести сунул письмо во внутренний карман. Поднявшись с кресла, он взял послание Талиеву и пошёл вниз. Владимир уже ждал его, нетерпеливо притопывая. — Мой секундант сможет прибыть в течение трёх дней. Прошу меня простить за эту вынужденную отсрочку, — уведомил его Евгений, принимая от слуги шинель и цилиндр. — Прощайте, Евгений. Увидимся на дуэли, — холодно кивнул тот и удалился. Молодой помещик на это пожал плечами и поехал в своё поместье. Достав уже в своём кабинете украденное письмо, он задумчиво покрутил его в руках. Открыть иль нет? Он поступил дурно, взяв письмо без разрешения Володи, но искренне раскаиваться в своём поступке Евгений тоже не собирался. В конце концов, он решил прочитать письмо потом, после дуэли, дабы не рушить тот хлипкий покой в своей душе. Прошёл день. Ответ Александра пришёл за чаем. Приятель уведомлял, что может приехать на неделю к Онегину, оставив композиторскую деятельность, и прибудет в обед тридцатого дня. Пока же Евгений, не любивший гласности, всё же написал записку врачу, жившему в соседней деревне с просьбой приехать. Дуэльный кодекс никто не отменял, а иметь репутацию человека, презирающего основополагающие правила, он совершенно не желал. К тому же, это было бы в глазах Ленского дополнительным оскорблением. Талиев появился на следующий день чуть позже трёх. Онегин только успел закончить свой туалет, как к нему зашёл служка с известием о прибытии гостя. Почувствовав прилив сил, Евгений велел просить его в столовую на обед. Александр был одним из типичных представителей дворянства, хотя профессия всё же оставила на нём свой отпечаток. Образ, который он создавал в первые — да и в последующие — минуты общения, был весьма приятен любому образованному человеку. Он был гладко выбрит по примеру своего тезки императора, одет в модную одежду европейского типа. Каштановые, вьющиеся на концах волосы чуть выше плеч были зачёсаны назад, открывая высокий лоб. Александр умел вовремя сказать комплимент или вставить острое словцо, после которого по привычке слегка усмехался и говорил: «Ну, полно из-за такой мелочи сердиться!». И действительно, долго пребывать в ссоре с ним было почти невозможно: так он притягивал людей, внушая жажду общения с ним. Но из-за этого он и страдал, окружённый толпой приятелей, которые, как он подозревал — смею заметить, не без оснований, — при малейшей трудности исчезли бы из поля зрения его как утренний туман под лучами жаркого солнца. И вот он нашёл отдушину в Онегине, который из-за небольшого перерыва в несколько лет долго не подпускал к себе музыканта, считая его ветреной особой, но впоследствии всё же проникся к композитору искренней симпатией, которую не смогла разрушить вторая поездка Александра за границу. Талиев подозревал, что Евгений видит его именно приятелем, пусть даже и близким, но ничуть этому не огорчался, зная, что при необходимости мог рассчитывать на него, независимо от тяжести положения, и отвечал Онегину тем же. Этим и объяснялось его быстрое прибытие в дом дворянина. — Евгений! — радостно воскликнул он, поднимаясь из-за стола навстречу хозяину. — Я рад, очень рад видеть тебя! — Взаимно, дорогой друг. Они обнялись. Пока длился обед, Онегин успел ввести Александра в курс дела. Тот слушал молча, не перебивая, то светя лукавым взором, то хмурясь. — И из-за этого пустяка вы собрались стреляться? Что за вздор! Полагаю, раз вы назначили меня своим секундантом, я просто обязан поговорить с секундантом вашего друга. — Изволь, — пожал плечами Евгений, попивая чай с бесстрастным выражением лица. — Однако не думаю, что у тебя выйдет что-нибудь дельное. Александр направился в поместье Ленского сразу после чая. Вернулся он спустя три часа, обескураженный, и сообщил, что дуэль всё же состоится. — Этот Зарецкий явно имеет личную выгоду с дуэли, — пробурчал он, садясь рядом с приятелем к камину и наливая в бокал вино. — Иначе зачем ему распалять Владимира? Я же вижу, что ему бы не составило труда усмирить пыл юного поэта. — Это пусть останется на его совести. Ради развлечения подстрекать человека к тому, чтобы он стрелялся… Он либо невежественен, либо глуп, — заметил Онегин, глядя на пляшущее пламя, отражавшееся на камнях. Талиев сослался на долгую дорогу и, рассказав условия, на которых они с Зарецким сошлись, удалился в свою комнату, оставив друга наедине с догорающим камином.

* * *

Дуэль была назначена на следующее утро. Условия были следующими: тридцать шагов и по выстрелу у каждого. Стрельба в воздух, как и положено правилами, запрещена. Проснувшись ещё до восхода, Евгений лежал в постели и, глядя в потолок, размышлял о том, что случится через несколько часов. Ему придётся наставить пистолет на Владимира. На своего друга. Единственного в этой глуши, кто был искренне рад Онегину. Тот уже сто раз пожалел, что поддался мелочной жажде мщения, но исправить ничего было нельзя. Поднявшись с кровати, Онегин начал свой утренний туалет. Несмотря на ранний подъём, он чувствовал себя до противного бодрым и отдохнувшим. Он нахмурился, пытаясь вспомнить свой сон. Кажется, ему снился бал в Петербурге. Один из многих, на которых молодой дворянин бывал до приезда в это поместье. Но что-то было не так. Какая-то деталь оказалась позабыта, прогнанная размышлениями о дуэли. Пожав плечами, Онегин спустился в трапезную, найдя там своего приятеля. Выкушав кофею, приятели отправились к старой мельнице, где и должна была состояться дуэль. Они немного припозднились. Ленский, Зарецкий и доктор были уже на месте, о чём-то переговариваясь. Когда Евгений и Александр подошли к ним, то мужчины тут же повернулись к ним. — Приветствую, господа, — откликнулся Зарецкий, приподнимая шляпу. — И мы вас, — кивнул Талиев и посмотрел на Владимира: — Друзья, ещё не поздно всё исправить. Пожмите друг другу руки и забудьте про этот инцидент. К тому же, мой друг готов принести свои искренние извинения непосредственно господину Ленскому. — Это не удовлетворит меня, — разрезал миг тишины звонкий голос поэта. — И будет восприниматься как уклонение от дуэли. Александр повёл плечами, отступив на шаг, чуть наклонив голову. — Дело ваше, сударь. — Я подготовлю место, если вы не против, — предложил Зарецкий и направился к ровному месту на вершине небольшого холма метрах в двухстах от мельницы. — Что ж, стоило попытаться, — вполголоса произнёс Талиев, приблизившись к Онегину. Тот скривил тонкие губы в усмешке и пошёл в сторону Зарецкого, ничего не ответив. Старый дуэлист уже всё сделал с присущей ему педантичной точностью, и Онегин нехотя был вынужден признать, что с формальной точки зрения всё устроено идеально. Врач, немолодой мужчина с седыми бакенбардами, был молчалив и пытался этим немым укором высказать своё мнение о глупости происходящего, но ни Ленский, ни Онегин не вняли ему. Бывшие друзья, скинув верхнюю одежду, встали на исходные позиции. Они поклонились друг другу и секундантам и по сигналу стали сходиться. Евгений стал неспешно поднимать свой пистолет. Куда выстрелить? Что скажет свет? А что имеет смысл в сложившейся ситуации? Ленский тоже поднял своё оружие, и спустя два шага прозвучал выстрел. Онегин дернулся и прикоснулся рукой к левой щеке. Белая перчатка окрасилась красным. Тридцать секунд, чтобы ответить, и одна пуля. Куда стрелять?.. Завывания ветра, уже предвещающего наступающую весну, разорвал грохот выстрела. Ленский замер и через секунду тяжело повалился на снег. К нему подбежал Зарецкий, ища пульс у Владимира. Онегин же стоял, застыв на месте, и смотрел на эту суету. Куда же он попал в итоге? Раздался стон, затем вскрик. Ленский пошевелился. Снег под ним алел, пропитываясь кровью из раненого бока. К его сопернику подошёл Талиев, кладя ему руку на плечо. — Всё закончилось, Евгений. Тот отстранённо кивнул и, пересекшись взглядом с Зарецким, направился в сторону саней. К Владимиру уже спешил доктор. — Онегин! — остановил уходящего крик. Он обернулся, глядя на тяжело дышащего поэта, сидящего на снегу при поддержке своего секунданта. Его лицо исказила гримаса боли, но он яростно смотрел на дворянина. — Верни то, что взял у меня тогда! — Ты бредишь, — крикнул в ответ Евгений. — Я навещу тебя, когда твой разум прояснится. — Господин Зарецкий, доктор, вверяю вам право составить протокол и выслать нам с господином Онегиным копию, — вставил Александр с лёгкой улыбкой. — Уладим все формальности позже: мсье Ленскому необходимы лечение и отдых. Провожаемые взглядами, приятели уехали в поместье. Онегин был хмур и молчалив, и Талиев не смел тревожить его. В доме они разошлись по разным комнатам и встретились лишь за ужином, где Александр напел мотивчик будущего романса другу. В это же время прибыл доктор и Зарецкий, привёзший протокол для подписи и уведомивший, что состояние Владимира неплохо: пуля прошла навылет, и рана не смертельна. Доктор обработал царапину на щеке Евгения и поспешил по своим делам. Обсудив ещё несколько формальных вопросов, Зарецкий уважительно пожал Евгению руку и удалился в своё имение. Его дуэлистская кровь была удовлетворена, и он намеревался рассказать соседям о достойнейшем поведении обоих молодых людей. Услышав, что с Ленским всё хорошо, насколько это возможно, Онегин немного расслабился, но менее задумчивым не стал. Александр заявил, что отправится в столицу через два дня, поскольку Фёдор Петрович не будет ждать боле этого срока, и предложил Евгению составить ему в поездке компанию. Тот обещался подумать. На следующий день Онегин нанёс визит Лариным и, попросив остаться с Ольгой наедине, поведал ей события прошедших дней. Девушка досадовала, что ничего не знала о дуэли и при неблагоприятном исходе дела могла больше никогда не увидеть возлюбленного. Вскользь упомянув, что больного лучше не тревожить ещё несколько недель, Онегин, сославшись на срочные дела, тепло распрощался с Прасковьей Петровной и направился в своё поместье, где занялся повседневными заботами. Наутро он отправился к Ленскому. Тот, как и велел врач, лежал в постели и без особого интереса листал какой-то дешёвый роман. Завидев Онегина, он сделал вид, что безумно увлечён чтением, но краем глаза всё же посматривал на светловолосого посетителя. Тот сел на стул, стоящий у постели, и оперся на трость, рассматривая друга. Перед ним сидел почти тот же Ленский, к которому Евгений привык. Этот был пока менее словоохотлив. — Владимир. Как твоё самочувствие? — Вашими молитвами неплохо. Доктор заявил, что от раны я не умру при всём желании, — отозвался поэт. Онегин хмыкнул, пытаясь сдержать улыбку. — Мне казалось, что все формальности улажены. Зачем ты приехал? — Как я говорил, я всё ещё считаю тебя другом, поэтому заехал справиться о твоём здоровье. — Разве друзья крадут что-либо у друзей? — вскинул брови Владимир, захлопнув книгу, отчего Евгений вздрогнул. — Где моё письмо? Ты его читал? — Нет, не читал. Оно в надёжном месте. Как только ты поправишься, сможешь сам его забрать. — Онегин заметил, что юноша слегка покраснел. «Ему нельзя переутомляться», — мелькнуло в голове. — А вообще, я хотел тебе рассказать ответ на один твой вопрос, который ты мне задал в мой последний визит. Что я говорил Ольге. — Это уже не имеет смысла… — промямлил Ленский. — Для меня имеет, — перебил его Евгений. — Я говорил мадмуазель Лариной, что ей очень повезло с женихом, который может ей открыться без страха быть непонятым. Владимир молчал, глядя куда угодно, кроме своего собеседника. Не дождавшись реакции, Онегин продолжил: — Разве это не счастье? Владимир? Что с тобой? — Со мной? Ничего… Свадьбы не будет, — прошептал тот, откинувшись на подушки и смотря пустыми глазами в потолок. — Она не любит меня, я не люблю её. Если бы я умер, Ольга бы уже через год была отдана за другого, я уверен, и совсем позабыла бы меня. Она — ветреная кокетка, не способная на глубокие чувства… Звук пощёчины прервал его монолог. Ленский с совершенно детской обидой смотрел распахнутыми глазами на кипящего от гнева друга. Он впервые видел Онегина в таком состоянии. Благодушная снисходительность, давящая хандра, равнодушие, циничность, язвительность — эти эмоции Евгения были привычны Владимиру и почти ассоциировались с ним. Но сейчас от того буквально ощущался жар негодования. Схватив Ленского за рубашку, Онегин дёрнул его вверх, заставив зашипеть от боли в раненом боку. — Я был вчера у неё. Видел её слёзы, когда она представила, что могла больше тебя не увидеть. Она рвалась приехать к тебе сей же час, и приехала бы, если бы я не сказал, что тебе нужен покой и отдых. Никогда не говори, что она не любит тебя. — Онегин говорил быстро, сквозь зубы. Закончив короткий монолог, он разжал руку, и Ленский упал обратно на подушки, ошарашено глядя на друга. Онегин презрительно усмехнулся и, поклонившись с ноткой издевательства, промолвил: — Буду ждать вашего скорейшего выздоровления, monsieur. Развернувшись, он стремительно вышел из комнаты, хлопнув дверью и оставив Владимира гадать, что тот имел в виду на самом деле.

* * *

Прошла неделя. Александр давно уехал обратно в Петербург, добившись от Онегина обещания навестить его в скором времени. Поэтому дворянин был занят улаживанием дел, чтобы месяц он мог пожить в столице без опасений за своё имение. Всё шло своим чередом. Когда вечерами Евгений заканчивал просматривать бумаги, коих немыслимым образом накопилось несметное количество, взгляд его падал на письмо Владимира, но что-то каждый раз останавливало руку, замиравшую над посланием, и чтение откладывалось на следующий раз, и ещё раз, и ещё… Владимир в это время медленно поправлялся, его состояние уже совершенно не вызывало опасений, и уже спустя пару недель начал выбираться на короткие прогулки вокруг поместья. Спустя полторы недели Онегину пришла посылка от Александра — комедия «Горе от ума», до которой Евгений не мог добраться несколько лет. Он с интересом прочитал книгу, сделав карандашом несколько пометок на полях, после чего, дабы больше не искушать себя, вложил в книгу письмо Ленского и поставил её на полку в шкаф. Через две недели он уже был в Петербурге на концерте Императорской придворной певческой капеллы, где исполняли несколько хоров Талиева. Друг принял Евгения хорошо, и тот провёл в гостях чуть больше месяца, навещая старых знакомых, приятелей. Начался март. С неохотой Онегин стал собираться обратно в деревню, намереваясь уже в начале июня отправиться путешествовать по Европе. Стоило помещику немного отдохнуть с дороги в своём имении, как на пороге совершенно неожиданно возникла Ольга Ларина. Видя, что девушка готова разрыдаться прямо в гостиной, Онегин быстро проводил её в свой кабинет, налив стакан воды. С запинаниями и слезами она рассказала, что Владимир разорвал помолвку и уехал на юг в Кисловодск — поправлять здоровье и искать вдохновение. Онегин чувствовал, как внутри поднимается раздражение. Почему он бросил невесту? Ведь никаких подозрений после объяснения Евгения не должно было остаться. Дело в Ольге? Онегине? Или в самом Ленском? «Благодаря этому я смог понять свои настоящие чувства», — прозвучала в голове петербуржца фраза, сказанная когда-то Ленским. Что же он имел в виду? Онегин аккуратно приобнял девушку, которая разрыдалась, уткнувшись в его грудь. Он чувствовал себя несколько некомфортно: Ольга не была ни его сестрой, ни невестой, и будь они в Петербурге, то их нынешнее положение могло трактоваться весьма и весьма двояко. Но в деревне, как успел почувствовать Евгений, все считали друг друга семьёй, и это было до жути непривычно молодому франту. Выразив свои соболезнования и утешив Ольгу, как мог, он велел готовить повозку, чтобы доставить девушку домой. Как только немного успокоившееся дитя скрылось вдали, Евгений направился в свой кабинет. Его мучило нехорошее подозрение, и надо было разделаться с ним как можно скорее. Открыв шкаф, он достал том Грибоедова и раскрыл на 86 странице, после чего сочно выругался. Письма не было. — Анисья! — позвал он ключницу, следящую за домом в его отсутствие. Женщина появилась через несколько минут. — Да, барин? — поклонилась она. — Скажи, кто-нибудь заходил в мой дом, пока я гостил в Петербурге? — поинтересовался хозяин, заложив руки за спину. — Молодой Ленский приезжал чуть больше недели назад. Сказал, что вы обещали ему что-то отдать, — простодушно ответила она, помявшись. — Я не должна была его впускать? — Нет-нет, всё хорошо. Можешь идти, — махнул рукой Онегин, ободряюще улыбнувшись женщине. Та просияла и, поклонившись ещё раз, вышла за дверь. Евгений глубоко вздохнул, потерев переносицу. Значит, забрал письмо… И как только догадался, где оно? На столе находились только чистая бумага и писчие принадлежности, а ящики были заперты. Онегин осмотрел шкаф с книгами и поморщился. Видимо Ленский изучил его лучше, чем Евгению казалось до этого. Ничего поделать уже было нельзя — не ехать же за Владимиром в Кисловодск ради какого-то письма? — и дворянин вызвал приказчика, чтобы рассказать ему планы на ближайшее время. Аркадий Степанович был серьёзным мужчиной в летах: ему не так давно исполнилось сорок два года. Плотно сложен, не шибко высок. Стрижен был коротко, но имел окладистую бороду, за которой тщательно следил. Служил при старом Онегине последние пять лет и зарекомендовал себя исполнительным и ответственным человеком, что было только на руку Онегину молодому. Евгений просветил его о своём желании съездить на год-два за границу, дабы развеять скуку и заняться самообразованием. Аркадий Степанович покивал и заверил, что в отсутствие хозяина ничего выходящего из ряда вон не случится. Отъезд назначили на начало июня, когда дороги будут более пригодны для поездок. Прошло несколько месяцев. Ничего выдающегося не происходило. Онегин время от времени ездил с визитами к Лариным, поддерживая тёплые отношения с Прасковьей Петровной и Ольгой. Татьяны он всё ещё несколько сторонился, чувствуя, что её чувства к нему всё ещё не прошли. До отъезда оставалось ещё несколько дней. Вещи были уже собраны, но Онегин решил разобраться с Лариной окончательно. Сев за рабочий стол, он сам очинил перо и приступил к сочинению письма.

Дорогая мадмуазель Ларина! Вероятно, мы с Вами вряд ли свидимся вновь, и осознание этого действует на меня двояко. С одной стороны, мне грустно покидать ставшие милыми края и Ваш уютный дом, а с другой я сознаю, что моё отсутствие пойдёт Вам на пользу. Я уезжаю в Европу, а Вы, скорее всего, за эти годы успеете выйти замуж. Я чувствую, что дорог Вам, и это взаимно, но хотел бы внести ясность. О, нет, я не собираюсь отчитывать Вас — на всё воля Всевышнего, и любые события, происходящие в нашей жизни, происходят не просто так. Но дать Вам обманываться в моей натуре я не могу. Поэтому к письму прилагаю список книг, которые советую Вам к прочтению. Если Вы пожелаете, можете приходить в мой дом и брать их — я предупрежу слуг. Может, Вы подметите, что я — лишь карикатура тех, кто описан в этих романах, а может и увидите что-то, недоступное мне. Что ж, прощайте, Татьяна. Даст Бог — свидимся.

Искренне Ваш, Евгений Онегин

После он составил список и на следующий день поехал к Лариным. Прогуливаясь с Татьяной по цветущему яблоневому саду, он отдал ей письмо и позволил себе вольность — поцеловать её руку. После этого, дабы больше не смущать девицу, он удалился домой, совершая последние приготовления. Утром он, оглянувшись в последний раз на поместье, на крыльцо которого высыпала вся челядь, и, улыбнувшись, сел в карету. Его ждали новые впечатления и знакомства!