* * *
Прошло несколько дней по совершенно одинаковому плану: завтрак в девять, небольшая прогулка по Петербургу, фехтование с Талиевым. Затем композитор удалялся в капеллу, а Онегин развлекал себя чтением или попытками сочинять глубокомысленные стихотворения. Впрочем, ничего дельного у него не выходило: латынь и рифмы упорно ускользали из разума, а один ритм был никому не нужен. Евгений даже думал, что он лишился чувства юмора, но эпиграммы сочинялись легко и непринуждённо. Однако он оказывался неудовлетворён своим бумагомарательством, и написанные строчки оказывались сожженными ещё до возвращения Александра домой в седьмом часу. После обеда они беседовали вместе с Талиевыми об общих знакомых, модах, витающих мыслях — то есть ни о чём серьёзном. В десятом часу они собирались и ехали на бал, на которые Александр был часто зван. Там Евгений искал взглядом Владимира, но тот словно провалился сквозь землю или, что более вероятно, просто уехал обратно в Москву. Онегин опять начинал скучать в обществе, прилёжно играя свою роль светского льва и сцеживая частые зевки в кулак. Так прошла неделя. Близилось девятое декабря — дата премьеры оперы. За день до этого, пятничным утром, Онегин неожиданно получил послание от князя Гремина с приглашением посетить бал, устраиваемый ими вечером. Он написал записку, что будет, и отослал её с ожидающим слугой. Известив Талиева, что вечером идёт к своему родственнику на вечер, он узнал, что у композитора дела в капелле, и он не сможет поехать вместе с Евгением, а Анастасия, слегка простывшая, пока что нехорошо чувствовала себя для светских мероприятий. Пожелав мадам скорейшего выздоровления и пожурив друга за большую занятость, Онегин отправился на прогулку по Петербургу. Дойдя до улицы С***, Онегин задумался: почему князь, так долго молчавший, вдруг решил написать брату? Источников, из которых князь мог узнать о прибытии Онегина в столицу, было несколько: могла рассказать Прасковья Петровна, Ольга или же один из супругов мог заметить Евгения на балу. Впрочем, не было никакой разницы, как они узнали. Евгений не собирался отказывать себе в удовольствии увидеть родственника, пусть и не самого близкого по крови. Главное, что они были родными по духу. Николай был третьим в их детской компании с Талиевым. На его совести было несколько шалостей, за которые родители их сильно ругали в детстве. Евгений вздохнул, вспомнив отца и мать. Ему было интересно, были бы они разочарованы, увидев, кем стал их сын. Ушедшие из жизни с разницей в несколько месяцев, они оставили всё наследство семнадцатилетнему юнцу, который не умел разумно распоряжаться деньгами. Финансы легли на его плечи тяжким грузом, от которого он поспешил избавиться. Тряхнув головой, Онегин отогнал непрошенные мысли прочь. Дойдя до Фонтанки, он оперся руками на холодный камень, безучастно наблюдая за снующими по другой стороне канала редкими людьми. Слева неподалёку виднелся Цепной мост. Неожиданно Евгений заметил фигуру, стоявшую боком почти напротив него самого. Он нахмурился, чувствуя что-то необъяснимое, будто он знал этого человека. Отдельные детали складывались в единую мозаику: тёплое пальто, отороченное мехом, высокий цилиндр, наклон головы, расслабленная поза… Тем временем тот обернулся и положил руки на кованое ограждение канала. Онегин ощутил на себе его взгляд и усмехнулся: определённо это был Ленский, и он также узнал Евгения. По его виду можно было понять, что поэт в замешательстве и не знает, как реагировать на внезапную встречу. Его положение облегчало лишь то, что в данный момент им не нужно было общаться и вообще видеть друг друга непосредственно рядом с собой. Онегин, чувствовавший почти то же самое, но не терявший самообладания, дотронулся рукой до своего цилиндра, приветствуя приятеля. Ленский сложил руки на груди, замерев на несколько секунд, и внезапно развернулся, удалившись в арку между домами. Онегин приподнял бровь, провожая Владимира взглядом. Внутри поднималось раздражение. Ленский то пронзает его на балу глазами, то демонстративно отворачивается. Впрочем, в этой встрече был один плюс: Евгений теперь точно знал, что поэт здесь, в Петербурге. Молодой дворянин вернулся в дом друга. Своему решению он решил не изменять: если он увидит Ленского на каком-нибудь из балов, то подойдёт к нему немедля. О чём они будут говорить — его не особо интересовало. Просто нужно было разобраться в их непростом положении друзей-врагов. Мысли Евгения помимо его воли вновь вернулись прошедшим годам. Казалось, что за прошедшие без малого десять лет, Онегин совсем не изменился. Может, где-то поднабрался знаний и интересных сведений, где-то узнал правила игр общества, но само время, казалось, сохранило этого франта в неизменном облике. Общество Ленского в деревне подтопило этот лёд, но суть осталась неизменной: причудливая смесь презрения со снисходительностью, высокомерия с расположением, неприязнь с искренней заботой. И всё это было покрыто, точно толстым слоем пыли, скукой. Евгению казалось, что если он посмотрит в зеркало, то он заметит изменения, возможно, даже к лучшему, но для света маска обольстительного лжеца была более приемлема. Вечером Онегин направился на бал к Греминым. Его окружила привычная суета. Играла популярная легкомысленная музыка, пары стремительно кружились в вальсе, и Евгений на секунду представил, что весь мир сжался до размеров этой залы: такой красивой, изящной и бессмысленной. Со вздохом он огляделся по сторонам, замечая знакомые лица. Несколько музыкантов, приятелей Талиева, приветственно махнули Онегину, и тот наклонил голову, отвечая на приветствие. Опять был Пушкин, который вёл себя весьма странно в последние месяцы. По словам Талиева, у того были какие-то семейные проблемы. Поэт даже вызывал в ноябре на дуэль некоего Дантеса, который, по слухам, ненавязчиво ухаживал за мадам Пушкиной. Впрочем, пока что он вёл себя в рамках приличий, общаясь с коллегами по журналу, которые его весьма ценили, несмотря на упавший авторитет в более широких кругах. Евгений неспешно прохаживался меж гостями, здороваясь с многочисленными знакомыми. Скука постепенно завладевала им, поскольку Греминых всё ещё не было, а с малознакомыми дамами у него не было никакого желания ни танцевать, ни говорить. Через несколько минут он заметил в толпе Ольгу, с которой провёл в разговоре около получаса. Наконец появились Николай и Татьяна Гремины. Онегин замер на месте, когда увидел, как та девочка, писавшая когда-то ему трепетное признание в любви, изменилась. Взгляд её стал уверенным, твёрдым. Эта женщина уже знала, что она желает получить в жизни, и шла к этой цели спокойно и рассудительно. Поприветствовав гостей, супруги разошлись в разные стороны: Татьяна направилась к стоящим у небольшого столика креслам, а Николай, завидевший Онегина, подошёл к родственнику. — Евгений! — воскликнул он, с силой пожимая руку брата. — Рад, что ты смог прийти. Прости, что ничего не писал столько времени. — Ничего, мне приятно видеть тебя, — улыбнулся Онегин. — Слышал, что ты женился на моей соседке, Лариной? — Ты с ней знаком? — удивился Гремин. — Она ничего не говорила о тебе. — Да. Как помнишь, наш дядя три года назад умер и завещал своё имение мне. Вот там я и познакомился с Лариными. — Припоминаю… — нахмурился тот. — Это хорошо. Моя жена — ангел во плоти. Я счастлив, что она является моей супругой. — Охотно верю. Представишь меня ей? Дай Бог, она ещё помнит меня. — Безусловно. Пойдём! — Николай хлопнул друга по плечу, чётким шагом направившись к Татьяне. Конечно, Онегин знал, что лукавил. Когда он ненадолго возвращался в имение, Анисья говорила ему, что девушка приходила читать книги, как ей и предлагал дворянин. И Евгений замечал аккуратные пометки карандашом и усмехался, чувствуя, что после французских романов чтение такой сложной литературы даётся Татьяне нелегко, но постепенно она стала думать по-другому. И Онегину было очень интересно поговорить с новой, незнакомой Татьяной. — Мой ангел, — вырвал его из размышлений голос Николая, — позволь тебе представить моего друга и брата, Онегина. Гремина повернула голову, смерив мужчину спокойным взглядом с толикой интереса. — Я очень рада, — она приподняла уголки губ и протянула руку, которую Евгений поцеловал. — Мы с вами знакомы. — Да, давно в деревне встречались мы, — ответствовал он. — Не боле месяца назад видел вашу матушку. — Отрадно слышать, — она на минуту замолчала. Николай куда-то отошёл, больше поблизости никого не было. — Не хотите потанцевать? — предложил Евгений через минуту. — Извольте, — она поднялась с кресла, шурша юбками, и вложила свою руку в его. Звучал медленный вальс, и они органично влились в него. Татьяна была задумчива и старалась не смотреть на партнёра, однако чутко ощущала движения его рук, направлявших её. Онегин отстранённо рассматривал молодую женщину. Замужество изменило её больше, чем сестру: она больше не показывала свои истинные эмоции, прячась за маской спокойствия. То, что это лишь маска, дворянин понял интуитивно. — Как вы жили последние годы? — решился первым нарушить молчание Евгений. — Первый год ещё жила с маменькой, — неспешно начала та. — Весной вышла замуж, потом выдала сестру. Странно, прошло почти два года, а я так и не привыкла к скуке балов и раутов, — неожиданно призналась она, впервые посмотрев спутнику в глаза. — К этому невозможно привыкнуть, — вздохнул её кавалер. — Но на балах может происходить и что-то интересное. Только ради подобных моментов и можно терпеть однообразие. — Наверное, вы правы, — с горечью ответила она. — Николай выглядит счастливым с вами, — заметил Онегин. — Он хороший человек, — произнесла Татьяна уклончиво. — Да, мы росли вместе. Он великодушен, всегда заступался за меня перед родителями, как старший брат. А вы счастливы, Татьяна? — внезапно спросил Евгений, пытаясь посмотреть ей в глаза. Женщина едва заметно покраснела, сжав правую руку. — Я читала книги в вашем поместье, — перевела она тему. — И пришла к выводу, что в каждом из нас есть все герои, все мысли. Книги и разговоры лишь обнажают это знание. Но всё равно мы лишь выбираем себе роли. Я… была несколько разочарована этим. Я даже не могу представить, какой вы на самом деле. Вижу лишь то, что вы, несмотря на вашу доброту и благородство, лишь набор масок. Искусно сделанных и хорошо подобранных, но… Было видно, что эти слова дались Татьяне нелегко, она не хотела оскорблять Онегина даже ненамеренно. Евгений мысленно изумился превратностям судьбы: когда-то он не хотел обидеть юную девушку, а теперь всё складывается прямо противоположным образом. — Я это знаю, дорогая Татьяна, — кивнул он. — Я чувствую радость, что вы теперь видите почти то же, что и я. Но не знаю, хорошо это или плохо. — Я смогла проникнуться тёплыми чувствами к мужу, — она слегка пожала плечами. — Поначалу мне казалось, что мы никогда не сможем понять друг друга. Но смогла увидеть его настоящего. А вы, Онегин, всё так же несчастливы. Скучаете, — Татьяна легко улыбнулась, чуть прикрыв глаза. — Что-то же должно оставаться неизменным, — пошутил в ответ Евгений. — Но я бы не сказал, что я скучаю сейчас. Мне приятно находиться в вашем доме. После окончания танца они проговорили ещё с четверть часа, и Онегин, тоскуя без общества Талиева, решил было направиться домой, но внезапно заметил в толпе Ленского. Поэт тоже увидел его, наблюдая краем глаз. Евгений, вспомнив своё решение, направился в его сторону, но пока он лавировал в толпе, поэта и след простыл. Дворянин, заинтересованный подобным ходом, начал оглядываться по сторонам. Но стоило ему заметить в толпе юношу и начать двигаться в его сторону, как тот вновь исчезал из поля зрения. Проведя в таких «салках» около получаса, Онегин, раздражённый своим положением, решил вернуться в дом к Александру и Анастасии. Время близилось к полуночи. Найдя Татьяну и Николая, он искренне поблагодарил их за приглашение и просил не забывать его. После прощания он оделся и вышел из тёплого дома. Стояла безветренная погода, вдалеке тускло горели огни фонарей, и звёзды как их отражение мерцали в чернильном небе, падая на землю крупными хлопьями снега. Стояла почти мёртвая тишина. Онегин поднял голову, вдыхая морозный воздух и начал неспешно спускаться по широким ступеням. — Евгений! — окликнул его знакомый голос, заставив замереть. Онегин постарался придать лицу невозмутимый вид и повернулся к окликнувшему. — Владимир, — кивнул он. — Вы что-то хотели мне сказать? Юноша замялся, но потом твёрдо взглянул на друга: — Разве вы не искали весь вечер встречи со мной? Может, это вам есть, что сказать мне? — Отнюдь. Я не ожидал встретить вас на балу, и лишь хотел поприветствовать. Однако, как и возле Фонтанки, мне это не удалось. Владимир покраснел от этого замечания, но сохранил внешнее спокойствие. — Что ж, в таком случае, не буду тебя больше задерживать, друг. Рад был увидеться. Он отвесил грациозный поклон и, внезапно подойдя ближе, отдал Онегину помятое письмо, пожелтевшее от времени. После этого он вернулся обратно в дом, не говоря ни слова и скрывшись за дверьми. Онегин, не успевший ответить, проводил его взглядом. «Друг? Почему он ко мне так обратился? И что это за послание?..» Евгений поднялся обратно по ступеням, встав под балконом, чтобы снег не подпортил бумагу, и, развернув письмо, начал читать.Уважаемый господин Онегин! Нет, не так. Евгений. Мой друг, ближе которого я вряд ли смогу найти на этом свете. Я пишу эти строки в тот вечер, когда мои глаза оказались открыты. И всему причиной — ты. Наверное, мои слова покажутся глупостью наивного юнца, но я рад, что всё сложилось так, как сложилось. Признаю, увидев тебя с Ольгой на именинах Татьяны, я всё понял. Сразу, будто одним движением спала пелена с моих глаз. Когда-то давно я читал, что люди могут становиться лучше и совершеннее через боль и страдания. Неужели это так? Мне было очень больно тогда. Даже сейчас ощущаю эту боль, накатывающую на меня тёмными волнами, алчущими поглотить мою душу и разбить тело о скалы. Но мысль о нашей дружбе не давала мне сорваться в пропасть. Для большинства присутствующих на именинах твой поступок позорил мою честь, но мне кажется, что это был необходимый мне урок. Не стоит верить девочкам, посылающим свои нежные взоры каждому на своём пути. Если бы не ты, Евгений, я бы так и блуждал во тьме своих тщетных мечтаний, не видя проливаемый тобой свет на этот мир тени. Поэтому я желаю поблагодарить тебя. За то, что оберегал всё это время (да, сейчас я понимаю это), что открыл мне глаза, хоть и невольно. Я был бы рад, если бы наша дружба осталась такой же крепкой. Если не судьба… Что ж, на всё воля Фортуны. Просто я хотел, чтобы ты знал: ты дорог мне как никто в этом мире.
Прощай, Евгений. Навеки твой, Владимир Ленский
Читая это письмо, Онегин чувствовал, как корка льда, сковывающая его душу, постепенно тает, обнажая чувства и обостряя их до такой степени, что становилось больно. Сложив письмо, он неосознанно провёл по лицу рукой, с удивлением обнаружив влагу на щеках. «Слёзы…» — отстранённо подумал он. Положив послание во внутренний карман фрака и надев перчатки, Евгений на ватных ногах побрёл по улице. Его разум был словно в тумане, а в душе теплилась робкая надежда: может, есть ещё возможность изменить свою жизнь? Стать лучше, сделать что-то для мира, что оставит память о нём в веках? Онегин тряхнул головой. Надо было всё обдумать. И встретиться с Ленским. Завтра же! Улыбнувшись своим мыслям, Онегин свернул в небольшую улочку, являющуюся самым коротким путём к дому Талиевых. Ярко светила луна, покрывая серебристой искрящейся эмалью заснеженные улицы и крыши домов. На этой улице не было парадных, поэтому ничто не нарушало царящее умиротворение. Евгений второй раз за вечер почувствовал, как пространство сжалось до небольшого участка земли, но теперь он был один в этом крохотном мирке. Он остановился, подняв глаза к небу и вдыхая морозный воздух. На его губах расплылась улыбка счастливейшего на земле человека. Завтра начнётся совершенно новая жизнь. Всё естество Евгения будто воспарило, навстречу этому чернильному небу с россыпью мерцающих звёзд… — Извините, мсье, — внезапно раздалось за спиной. Онегин, всё ещё пребывая мыслями не здесь и рассеянно улыбаясь, повернулся на голос. Он успел только понять, что окликнувший его был немного ниже ростом, чем он сам, как почувствовал в правом боку что-то ледяное. Растерянно опустив глаза, он увидел руку, сжимавшую рукоять стилета, вонзённого в его тело. Незнакомец выдернул окровавленное лезвие, и бок Онегина пронзила адская боль. Его ноги подкосились, и он упал в снег, неосознанно прижимая руку к ране в тщетных попытках остановить кровотечение. — Что ж, теперь мы в расчёте, — хрипловато отозвался убийца. Посмотрев на корчащегося в окроплённом кровью снегу Онегина, он огляделся по сторонам, проверяя, нет ли случайных свидетелей, и быстрым шагом пошёл прочь. Евгений чувствовал, как ткань сорочки неприятно липнет к телу из-за крови. Мысли в голове путались, наскакивая друг на друга. «Я же помню этого человека…» — подумал было Онегин, но закашлялся, что вызвало ещё одну волну боли. Проведя рукой по подбородку, он взглянул на алую полосу на белой ткани. Жизнь стремительно покидала его. Евгений, прочитавший так много философских трудов, в которых были рассуждения и на тему смерти, не знал, что должен чувствовать. «Татьяна была права. Я лишь примеряю на себя чужие маски, — мелькнуло у него в голове. — Впрочем, мир не много потеряет, когда я умру…» — Евгений! — прорезал тишину звонкий голос. Дворянин, облизнув пересохшие губы, медленно поднял голову. Боль не давала трезво мыслить, и он с трудом узнал человека, когда тот упал на колени рядом. — Владимир?.. — слабым шёпотом отозвался он. — Ты ранен! Боже… — Ленский отодвинул руку Евгения и побледнел. — Нет… — Я скоро умру, — прошёптал Онегин, сжав пальцы друга. — Я прочитал письмо… — Молчи, тебе нельзя говорить. — Слёзы текли по лицу Владимира, но он будто этого не замечал. Он попытался встать, но Евгений из последних сил сжал его руку. — Останься. — Поэт опустился обратно. — Боже, как глупо… — усмехнулся Евгений, закашлявшись и сплюнув сгусток крови. — Вот я мечтаю о новой жизни — и вот умираю почти что в подворотне… Как ты нашёл меня?.. — Я следовал за тобой, — признался Ленский. — Но потерял тебя из виду в другом квартале. А когда нашёл… — он всхлипнул, сжав зубы. — Почему так случилось? — Я расплатился… за прошлые ошибки… жизнью. — Кровь, казалось, пропитала всё вокруг, словно щупальца опутывая тело Онегина. — Прости меня за всё, друг… — прошептал он, и глаза его закрылись. — Нет… Нет-нет-нет! — закричал Владимир, тряся обмякшее тело Евгения. — Ты не можешь умереть… Снег падал тяжёлыми хлопьями, укрывая землю искрящимся одеялом, и мир умирал, чтобы возродиться весной в новом обличье.