***
На следующее утро, Тсуна чувствовала себя разбитой, ее мысли были тягучими как патока, а действия скованными. Тсунаеши думала о Лар Милч, о снах, которые мучали её ночью, вообще обо всём и даже о том, что не совершила ли она ошибку выбрав этот путь? Может подчиниться матери было проще? Но выбор уже сделан… Правильный он или не правильный теперь покажет только время. Но вручена в Тсуне разбилась ещё одна иллюзия по поводу самого близкого ей человека. Тем же вечером отец, подбирая слова, рассказал о семи сильнейших младенцах и их боссе, о проклятье радуги и о том, как это проклятье навечно заточило в детских телах взрослых людей, а их босса прокляло на очень короткую жизнь. Тсуна слушала Емитсу, не перебивая, а затем он также не отвлекал ее, пока она заглядывала за грань, перебирая невидимые нити чужого будущего. Мир её отца, при более близком знакомстве, оказался слишком страшным, слишком непредсказуемым, всё в нём было слишком. Люди здесь были печальными, а если и веселились, то как-то ненормально. Они словно всё делали как в последний раз. И девизом в их жизни была одна фраза — «сделай или умри». И, самое страшное, ее отец был таким же. Сейчас видя его не в домашней обстановке, Тсуна понимает, почему для него всё закончится именно как в её видениях и никак иначе. Она чувствует и почему ей даже не стоит пытаться все изменить. Между ней, братом и мамой, и работой, ее отец в 99% случаях всегда будет выбирать работу и этих людей, которые в ее видениях стоят за его спиной. Семья для Савады Емитсу это не жена и дети — это люди, которые прикрывают его спину. А остальных он с легкостью перемелет и не заметит. И от этих мыслей в ней что-то окончательно ломалось, но одновременно всё становилось ясным как день. Впервые Тсунаеши поняла то, что она ненавидит свою силу. Не знание бы хоть немного сохранило в ней детство и оставило иллюзию, что она хоть кому-нибудь нужна. Но теперь она знает и уже никогда не забудет. Тсуна собиралась в поездку с отцом с пониманием, что избранный ей путь оказался в корне неверным, но сворачивать уже куда либо было поздно. Тёмное платье аккуратно сложенное в чемодан матерью буквально стало её островком спокойствия. Тяжёлая коса, заплетенная Орегано — большего женщина к сожалению не умела — легла на плечо, неприятно давила. Но менять Тсуна ничего не хотела. — Тсу-тян, ты готова? — Папа как всегда ввалился без стука. Он тоже переоделся, сменив свой оранжевый костюм и тяжелые ботинки на рубашку и брюки, в руках у него был пиджак, а на ногах узкие туфли. В такого отца ее педантичная мать и правда могла влюбиться. — Папа, скажи, ты делаешь это специально? — Что именно? — Злишь маму, из раза в раз являясь одетым в спецодежду. — А… — Емитсу почесал затылок. — Она довольно мило кричит. Тсуна нахмурилась. По ее мнению мама орала как сирена в пожарной части. Ее папа явно был странным человеком — его окружали яркие, рассудительные и мило улыбающиеся женщины, а он наслаждался криками строгой Наны Савада. — Вот вырастешь — поймёшь. — Сомневаюсь, — пробормотала девочка. Тсунаши ненавидела, когда громко кричали — это выбешивало ее не хуже, чем урок заваривания еще одним способом зеленой бурды, именуемой чаем. — Я готова, идем. — Почему ты не надела платье, которое мы вчера купили? Тсуна решила не отвечать, лишь тихо повела плечом и прошла мимо отца. Отныне она решила озвучивать свои мысли как можно реже.***
Их машина медленно подъезжала к огромным кованым воротам. Тсуна прильнула к стеклу, откуда-то изнутри, не подчиняясь девочке, поднимались волны беспокойства. Пальцы похолодели, а в горле стало сухо как в пустыне. На смену принятия неизбежного пришёл ни чем не контролируемый страх. Нити вероятности ее жизни, да и отца ничего не говорили, интуиция не давала подсказок, но Тсуна знала, что сегодня что-то произойдет, что в итоге, однажды, сделает ее другой. Она в Италии всего два дня, но ее жизнь уже превратилась в какой-то бедлам, хоть, в пору, закричать и попроситься обратно матери. Там, в далекой Японии, заглядывая в вероятности людей, она не видела столько неизбежного. Там не было людей ходящих по краю, или просто в их маленьком Намимори не было столько психов-самоубийц и убийц. Из горла вырвался полухрип-полустон, маленькие ручки сжались в кулаки. Под настороженным взглядом отца, Тсуна вылезла из машины. Перед ними предстал просто огромный дом в стиле 17-18 веков. — Это музей? — Тсуна нервно дернула плечом, осматриваясь вокруг. Она не умела видеть будущее и прошлое предметов, но ей показалось, что воздух здесь пропитан гарью с привкусом крови. Это запах удушающе забивал пазухи носа и оседал в легких. Огромный сад, аккуратные дорожки, цветы разных расцветок, аккуратно обработанные живые изгороди, превращающие территорию в загадочный лабиринт. Широкая лестница с резными перилами, дворецкий, ожидающий их около дверей. И сами двери, которые будто переехали сюда из какого-то дворца. — Нет. Это дом… моего начальника, — осторожно подбирая слова, произнес отец, — Здесь живет девятый Дон Вонголы со своей семьей. — Огромная же у него семья, — пробормотала Тсуна, поднимаясь по лестнице. Почему-то захотелось заскулить, забиться куда-нибудь в угол или вообще исчезнуть. — Не маленькая. Вонгола это… — Мафия, — перебила Тсуна, — Базиль мне уже все уши прожужжал. — Слово мафия, не говорят в приличном обществе, юная леди, — перед ней присел, кажется, дворецкий. — В Италии все говорят на Японском? — поморщилась Тсуна. — Нет, но вам не повезло, сеньорита. Меня зовут Висконти и я говорю по-японски. Емитсу, можешь идти, я присмотрю за твоей дочерью. Висконти был огромен и при ближайшем рассмотрении всё меньше казался дворецким. Он был скорее охранником, раз у него из-под пиджака торчал вполне реальный пистолет. И по-ощущениям, мужчина, как и ее отец, был готов глотки рвать за людей, которых причислял к своей семье. Но этот Висконти явно был честнее ее отца — это заставляло на некоторое время поверить, что все не так уж и плохо в этом странном месте. Отец и дочь переглянулись и, спустя секунд тридцать задумчивости, девочка кивнула, показывая отцу, что с ней всё будет нормально. — Никогда бы не подумал, что Емитсу так рьяно будет скрывать свою семью. Мы же ему все-таки не чужие. Чертяка, рос на моих глазах, а дочку свою только сейчас показал. Тсуна внимательно следила за Висконти. При ближайшем рассмотрении он оказался мужчиной явно лет на двадцать старшее её отца, с острым носом, зачесанными назад светлыми волосами и такой же светлой небольшой бородкой. Одет он был в классический костюм тройку из переднего кармана пиджака, которого торчали темные очки. На указательном пальце правой руки сверкало массивное кольцо, от которого исходило пламя фиолетового оттенка. Мужчина говорил и говорил, переходя с итальянского на японский и обратно, но от Тсуны ответов не требовал. За это время им принесли чай, к которому девочка даже не притронулась и пирожные, их она все-таки попробовала. Вспоминая уроки матери, она аккуратненько откусывала лакомство не чаще, чем раз в минуту и усиленно делала вид, что ей нужно кучу времени, чтобы пережевать маленький кусочек. Ребёнок же в ней просто наслаждался возможностью есть сладости без всякого строго контроля со стороны, хотя и таким варварски медленным способом. Но всё же это медленное пережевывание имело плюс: Тсуна сосредоточилась и уделила внимание своей интуиции. Та велела не расслабляться и ждать подвоха. Проще было заглянуть в вероятности разговорчивого Висконти, но отец её буквально умолял даже случайно не пытаться применять силу. Пироженное ещё не было съедено, когда где-то громко хлопнула дверь, и раздался звон бьющего стекла. — Тч, — Висконти замолчал и настороженно привстал, — Чертов мальчишка… Снова что-то разбилось. — Я, думаю, Вам стоит проверить, — беря второе пирожное, тихо произнесла Тсуна, — Иначе тот, кто там, наверху, бьет стекло — разобьёт что-то очень важное. Фраза вырвалась по привычке и девочка поспешила засунуть в рот пирожное на этот раз целиком. Но свою долю подозрения она все-таки получила. Висконти с подозрением смотрел на неё не меньше минуты, но очередной грохот он не мог проигнорировать. — Я быстро. Чертов Занзас, принесла же его сегодня нелегкая. Никуда не уходи, — кинул он напоследок девочке. Емитсу проклинал себя за глупость. Прежде, чем ехать к девятому, нужно было убедиться, что самый младший сын его начальника будет где-нибудь у черта на куличках, ну или хотя бы в своей гребаной Варии. Но нет, ему как всегда не повезло, и он в который раз за год, по приезду натолкнулся именно на Занзаса. Тот как раз пулей вылетел из кабинета отца, пронесся пару метров и швырнул через весь коридор, так не вовремя перегородившую ему путь вазу, а в след пнул и небольшую этажерку на которой та стояла. — Занзас, — Емитсу слегка кивнул головой, приветствуя сына босса. Пусть он был самым ненормальным и самым младшим, чем черти не шутят, вдруг этот мальчишка станет десятым, тогда отношения с ним портить явно не стоит. — Внешний советник, — мальчишка скривился в ухмылке. — Жаловаться моему папочке пришел? — Мне не на что жаловаться, — процедил Емитсу, прекрасно понимая, на что намекает мальчишка. Его люди, пока он отсутствовал, запросили помощь у Варии, в некотором щепетильном деле, но те не соизволили поднять свои задницы и выполнить работу. Нынешний глава Варии лишь отбрехался тем, что набрал молодняк и рисковать им не будет. На все крики, что этот молодняк скоро его похоронит заживо, лишь посмеялся. — Ха-ха-ха! Ну да, ну да! — Занзас обошел мужчину и пошел дальше по коридору, по пути пнув еще одну вазу. — И почему эти стекляшки продолжают тут ставить? — задал риторический вопрос Емитсу, но тут же получил ответ. — Как раз ради этого, — девятый распахнул перед ним дверь в кабинет, — Мои сыновья несколько вспыльчивы, что Энрико, что Федерико, что Занзас. Только Массимо меня и радует, но иногда лучше бы вазы поколотил, чем разнес очередной бар в Палермо. Ну да ладно… В коридоре опять что-то грохнуло, донося раскаты грома даже в кабинет девятого Вонголы. Старик поморщился и с доброй улыбкой посмотрел на своего внешнего советника. — Как у тебя прошел отпуск? Как жена? Дети? Ты ведь привез свою дочь познакомиться? — вопросы сыпались как из рога изобилия, и Емитсу понимал, что он тут надолго. Тсуна осталась в огромной гостиной совсем одна, из широко распахнутых дверей она видела холл, который вел к входной двери. Ей хотелось встать и выйти в парк, прогуляться среди лабиринта живой изгороди, рассмотреть поближе цветы, но такую вольность себе она допустить не могла. «Не дома, чтобы гулять», — прозвучало в голове, и Тсуна, вздохнув, позволила себе лишь подойти к окну, выходящему как раз в сад. Дом сотряс грохот, раньше, чем девочка добралась до огромного витражного окна, и Тсунаеши снова вздохнула — Висконти-сан не успел, и теперь многие расстроятся. Крики, ругань, топот ног. Мимо гостиной пронеслось человек десять, спеша подняться на второй этаж. Тсуна решила, на всякий случай, снова занять кресло. Девушки в платьях горничных, мужчины в костюмах, два человека в джинсах и белых рубашках, парень лет двадцати в шортах и гавайской майке. Последний задержался, присматриваясь к ней, но его позвали, и он также умчался вверх по лестнице. Еще один грохот, в результате которого два костюма и одна джинса слетели с лестницы, но, кажется, даже ничего не сломали. По крайней мере они сами встали и кинулись в рассыпную. А потом она увидела его. Это был своеобразный фейерверк, который разразился в голове — фейерверк боли, отчаяния и, каким-то образом подтверждение реальности. Оранжево-карие глаза встретились с насыщенно багровыми. Секунда, две, вокруг них будто вакуум через который не проходит больше ничего. Ладошки Тсунаеши мгновенно вспотели, а нити вероятности самой девочки натянулись — пара из них незаметно лопнули и растаяли. Встреча, заложенная самой судьбой, все-таки состоялась именно сегодня, именно в этот час, минуту, секунду… В этот не самый обычный, но абсолютно ничего не значащий для многих день. Вокруг них стоял бедлам, кричали люди, но Тсуна была не в силах оторвать взгляд от парня лет шестнадцати. Кровь застучала у нее в висках, а в ушах звенел вой интуиции. — Беги… беги, — выла она как сирена. Но какой там бежать, если даже глаз не в силах отвести. Если тебя затягивает за грань стоящего напротив парня. Но и там ничего нет, кроме непроглядной стены огня, в которой горят его нити вероятности. Тсунаеши впервые видела такое, и надеялась, что не увидит больше никогда. Главное выбраться из этого вулкана. Узнавать будущее, чтобы сложить воедино их общую судьбу, как-то расхотелось. Да и что она могла там разглядеть в будущем своего потенциального убийцы? Счастливую старость? Видение этого в прямом смысле могло бы ее уничтожить. Интуиция была с ней согласна. Держись подальше, — кричала она снова, почему-то теперь голосом матери, — Уходи, убегай. Беги! Но Тсуна стояла неподвижно.Хищный взгляд напротив в отличии от интуиции велел замереть и не двигаться, и тогда возможно её не спалят сегодня в этом бешеном пламени. Облизнув губы, девочка осторожно вытерла вспотевшие ладошки о юбку платья и все-таки нашла в себе силы оторвать взгляд. — Spazzatura, — яростно бросил парень. Тсуна порылась в памяти, пытаясь припомнить такое итальянское слово, но у нее не получилось. Был ли в этом виноват ее маленький словарный запас, или же от нервов попросту отказали мозги, сейчас было неважно. — Non capisco, — пробормотала девочка, а затем произнесла на японском, — Я знаю только японский. В этой странной стране слишком много народа говорило на японском, вдруг и это парень его знает. — Я же сказал мусор, значит мусор, — он и правда знает японский. — Я Тсунаеши, — Тсуне почему-то показалось важным сказать это. Именно сейчас, и именно здесь, произнеся свое имя, она надеялась что-то изменить в их общей судьбе, которая с момента их встречи вообще стала неопределённой. — Да пох, как тебя зовут, — парень засунул руки в карманы и прошел в гостиную, плюхнувшись в кресло напротив и закинув ноги на журнальный столик, от чего тарелка с оставшимися пирожными опасно подпрыгнула, — что ты забыла тут, девка? — Я пришла с папой, и мы скоро уходим. Парень прищурился, присматриваясь к ней, а затем захохотал. Но злоба из глаз даже при хорошем настроении почему-то не исчезала. Он будто весь был соткан из гнева и ярости. — Дочь мусора Емитсу, что ли? — Мой папа не мусор, — это тоже было важно сказать. — Все они мусор, место которым на помойке, называемое кладбище, — зло оскалился парень. Тсуна вздрогнула, понимая, что она действительно не преувеличивала, считая этого человека монстром. Даже не зная его имени, она видела его чуть ли не каждую ночь. И что самое страшное: рога демона и когти, дорисованные ее воображением, для этого парня в принципе бы лишними не были. Из раза в раз, представляя эту встречу, Тсунаеши думала, что просто отключится от страха, но в реальности она чувствовала только ненависть. — Бесит, ненавижу, — слова сорвались с губ раньше, чем она хоть о чем-нибудь подумала. Мозг у неё и правда отключился. Тсуна поняла — её могут убить уже прямо сейчас, не дожидаясь её семнадцатилетия. — О, — что странно парень не убил ее прямо на месте, но кожа на кресле под его рукой задымилась, — А ты смелая, девка. И за что же я заслужил такие чувства, мусор? Он встал, и Тсуна с ужасом увидела, как на его руке загорается огненный шар. У нее перехватило дыхание, съеденные пирожные запросились обратно. Тело, повинуясь инстинктам, слетело с кресла и, не подчиняясь попыткам разума взять над ним контроль, рвануло прочь. Мозги кричали «Остановись! Не поворачивайся спиной!», но остановиться, и встретить смерть лицом к лицу было до безумия страшно. Она так много раз умирала в своих видениях, чувствуя и боль, и собственную кровь на руках, что сейчас это просто было выше ее сил. Тсуна долетела до выхода из гостиной и все же повернулась, хватаясь рукой за косяк. Огненный шар в руке парня разросся и был готов вот-вот сорваться. — Мелкий мусор, — шаг, еще шаг. Косяк под рукой Тсуны пошел трещинами. Пламя взметнулось в попытке защитить свою хозяйку, — А ты не проста. Но это неваж… — Что тут у вас происходит? — Савада Емитсу появился за ее спиной, а затем и вовсе встал перед дочерью, закрывая ее от ярости четвертого сына своего босса. — Занзас, что тут происходит? — пожилой мужчина с усами и тростью в руках, остановился рядом с Тсунаеши. — Потуши свой огонь, глупый мальчишка! — Заткнись старик! — прошипел Занзас, но руку опустил. — Папа, — Тсуна не знала, что ей делать. Обстановка накалилась еще больше. Нужно было срочно взять себя в руки, иначе все станет слишком ужасно, — Я в порядке, папа. Девочка положила свою ладошку на руку отца, не давая ему выхватить пистолет. — Простите, я сама виновата, — Тсуна повернулась к пожилому мужчине и поклонилась ему, — Простите. — Ничего-ничего, Тсунаеши-тян, — мужчина всплеснул руками, — Зная Занзаса, я почти уверен, что самый виноватый здесь он. Красные глаза сузились, на губах появился оскал. Тсуна с трудом сдержала писк, но стоя за спинами отца и девятого она чувствовала себя намного уверенней. Здесь и сейчас все было вполне неплохо. — Занзас, ты разнес половину левого крыла! Через пару дней Вонгола дает бал, а ты испортил пол дома. — Так не давай бал, чертов старик, — прорычал Занзас, — Хочешь, я еще и правую половину разнесу. Парень достал из-за пазухи пистолет, и направил его чуть выше старика и Тсуны стоящей рядом с ним. — Прекрати угрожать своему отцу, Занзас, — не выдержал Емитсу. — Это не твое дело, внешний советник. Воспитывай своего ребенка, а ко мне даже не лезь. Запомни, старик, — Занзас снова посмотрел на отца, — Ты можешь давать хоть тысячи праздников, и Вария, возможно даже, на них по присутствует. Но если я увижу рядом с собой старика Лоренцо или его тупую дочь, я убью всех там к хе*ам. Занзас резко убрал пистолет и пошел прочь из гостиной. На выходе он обернулся и посмотрел на Тсуну. От этого взгляда та вздрогнула и сделала шаг назад. Прекрасно понимая, что он хотел этим сказать — они еще не закончили. И конец ей не понравится. Ее страх заметил дон Тимотео и поспешил успокоить: — Не переживай, Тсунаеши-тян, мой сын Занзас не так уж и плох. — Ага, только немного с потекшей крышей, — фыркнул Емитсу, доедая последнее пирожное. В попытках отвлечься от страшного соседа, Тсуна съела их почти все и теперь нещадно хотела пить, но выпить остывший чай ей не позволяла гордость. — Емитсу… Ладно, ты прав. Вы останетесь на обед? Я бы хотел немного пообщаться со столь милой и красивой леди. Ты ведь не против, уделить немного внимания такому старику, Тсунаеши-тян? — Ну, если только на обед не будет чая, — заглядывая в глаза к мужчине, тихо произнесла Тсуна, — я не люблю чай. Девятого Вонголу, дона Тимотео было очень тяжело читать. Чуть легче, чем его сына Занзаса, но всё ещё тяжело. Тсуне казалось, что на нее давила огромная толща воды при общении с ним. Она видела кучу вероятностей связанных с ним, но почему-то ей было страшно их перебирать, будто раз увидев, она больше не выберется. Но её как магнитом тянуло посмотреть, затягивало внутрь. Тсуна поняла, что она не хотела знать судьбу этого человека, не хотела отвечать ему на вопросы и не хотела рассказывать ему о своей силе. Если еще час назад, самым страшным человеком, встретившимся ей на пути был Занзас, то теперь первую строчку без всяких проблем занял этот добрый дедушка. Тсуна уже поняла, что встретила себе подобного — Дон Тимотео также, как она был способен видел всех насквозь. Даже её. Тсунаеши старалась быть осторожной, внимательно следила за взрослыми, но при этом делая вид, что ее интересует только апельсиновый сок и вкусное ризотто. Она слушала разговоры, но при этом усиленно избегала взглядов старика, отвечала ему односложно и не стремилась поддержать разговор, изображая не общительного и закрытого ребёнка. Но подобное всегда притягивается к подобному, и её затянуло в итоге. Тсуна меньше всего хотела узнать этого подозрительного Дона Тимотео лучше, но вот она уже как книгу листает его нити вероятности, будто и мне было той защиты из толщи воды. И единственный плюс в том, что это страшный человек в итоге всегда умирает ужасной смертью. — Что ты увидела, девочка? — мужчины обратили на нее внимание и Тсуна поняла, что отец рассказал этому старику о ее способностях. — Только не ври мне, я это пойму… — Тсу-тян, — отец кивнул, будто ей требовалось разрешение от него. Тсунаеши ощутила на языке горечь предательства. Ведь пара ещё пару часов назад говорил держать всё в секрете и вот… По глазам видно, что её отец полностью доверяет этому старику… «Доверяет», — подтвердила интуиция, и добавила, — «Значит тоже скоро сдохнет». Тсуна поморщилась, к ее и так нездоровому мышлению и странной силе, слишком часто стал прибавляться еще и странный голос. Возможно, она и не видит своеобразного будущего людей, может, соседи по их улице правы и у нее банальная шизофрения? Нет… это не так. Она ясно как день видит мелькающие образы. Копнуть чуть глубже, схватиться за одну из нитей, потянуть на себя и мысленно начать задавать вопросы она узнает всю подноготную этого мужчины, выяснит, почему в видениях мелькает она и ее брат. Немного усилий и она сможет рассказать о будущем Дона Великой мафиозной семьи всё: как сделать лучше, как избежать чего-то, а главное как прожить наиболее долгую жизнь. Но делать этого ни в коем случае нельзя. Тсуна в отличие от отца ещё не сошла с ума, чтобы доверять этой доброй тёплой улыбке, чтобы попытаться его спасти от той или иной судьбы, о которой говорит её поверхностный анализ. Молчание затягивалось и это было опасно. Интуиция также подсказывала, что Дон Тимотео должен ей доверять или все будет ещё хуже. — Вы скоро умрете, — В конце-концов ничего не изменится, если она спасет его сейчас. Всего один раз, просто чтобы он наконец от неё отстал, — через пару дней здесь будет много народа. Много тех, кому вы… не нравитесь. Простите… — Ничего, я понимаю… Тсунаеши-тян.? — Тимотео даже не напрягся, у него тоже были плохие предчувствия. А вот Емитсу вздрогнул и потянулся к мобильнику в кармане. — Ты можешь сказать, кто это будет? Тсуна покачала головой. — Я не могу называть имена, да и описать, наверное, тоже… У моих видений нет сноски информации или закадровой озвучки. — Я понял, Тсунаеши-тян… Прости… — Но если я увижу этих людей, то смогу сказать точно. Правильный она выбрала путь или нет — покажет время. Из таких мелочей складывается будущее, все выборы тех или иных действий отследить невозможно. Но если бы Тсуна не устала от всего этого напряжения, от встречи с Занзасом, от разговора с девятым Вонголой, то она могла бы увидеть, что пару ее нитей осыпались пеплом, зато появились несколько новых, что затерялись в остальных уже знакомых и изученных. Но Тсуна слишком увлеклась и не заметила, как подбежала к самому краю и зависла на нём.