Охота выбирает тебя

Ушло несколько часов, чтобы всё устаканилось после того, как отец вышел из леса с видом хмурой победы. Ему хватило одного взгляда на одеяло, чтобы всё понять; было тяжело принять тот факт, что они потеряли одного ребёнка, но знание успешности охоты немного ослабляло боль от провала. И Дину, и Джону это было известно. Они отвезли детей обратно в Сильвер-Сити, вызвали копов и дождались, пока они приедут. Потом копы позвонили родителям детей, и нужно было дождаться ещё и их прибытия. Это был вихрь мигающего света, помощников шерифа округа и полиции штата, парамедиков и беспокойных родителей. Джон и Дин приняли на себя вопросы, выбрали историю, по которой приехали в поход, остановились у друга в коттедже, шли через лес и нашли детей в подвале заброшенного дома. Объяснить смерть Сары оказалось несколько сложнее, и к концу допроса Дин был более чем уверен, что полиция штата объявит охоту за головой придуманного серийного убийцы. Где-то между лесом и Сильвер-Сити Стайлз затих. Он молчал всё время, тихо прислонившись к машине, с опущенным на землю взглядом, и двинулся, только чтобы оттолкнуть парамедиков, вздрагивая, когда родители Сары приехали и увидели свою дочь. Полиция пыталась говорить с ним, но в итоге Дин отвечал на их вопросы, на ходу придумывая очередную историю о том, почему его младший брат молчал, сильно давя на то, что у того шок, хотя ему всё больше казалось, что это было правдой. Стайлз ничего не сказал ни когда им разрешили уехать, ни когда уселся на заднее сиденье импалы, ни когда Джон отвёз их в хижину Калеба, ни когда тот вышел из машины и исчез внутри, оставив их в одиночестве, ни когда Дин открыл дверь и неловко ждал, пока Стайлз начнёт двигаться. Он поморщился, всё же выйдя из машины, а его лицо немного побледнело, когда он вцепился в дверь, и только в этот момент Дин осознал, что тот мог быть ранен. – Тебе больно? – спросил он, сильно смягчая свой тон, потому что Стайлз выглядел так, словно слабого дуновения будет достаточно, чтобы его сломать. Тот поднял взгляд куда-то в сторону лица Дина, скорее глядя сквозь него, и медленно покачал головой. – Ладно, я перефразирую, – сказал Дин, уловив очевидную ложь. – Где именно тебе больно? Стайлз выпрямился, закрыв дверь, и прошёл мимо Дина не сказав ни слова. Тот моргнул из-за внезапного списания со счетов, и развернулся, схватив Стайлза за руку и дёрнув, чтобы остановить. Стайлз зашипел и немного запнулся во время разворота, из-за чего Дин поморщился и немного ослабил хватку, но не отпустил. – Прости, я не хотел… – замешкался он, проводя рукой по лицу, и коротко выдохнул, пытаясь собраться с мыслями. – Смотри, я знаю, что ты расстроен, и это всё херово, типа, совсем. Но тебе нет смысла игнорировать физическую боль, и я не дам тебе истечь кровью на полу в этой дыре, так что позволь мне тебя осмотреть, идёт? Стайлз медленно моргнул. – Чёрт, ты совсем не в себе, – сказал Дин, задумываясь, был ли он прав насчёт шока или же Стайлзу досталось больше, чем казалось сначала. Он поднял руку и замер, сложив пальцами знак мира, когда Стайлз вздрогнул. Подождав, Дин провёл ладонью по его волосам и черепу, выискивая какие-либо шишки или порезы. – Ты головой ударился? Стайлз не ответил, но не то чтобы Дин действительно ожидал, к тому же, он сам нашёл ответ, когда ран или шишек не обнаружилось. Это было облегчением, хотя и означало, что отчуждённость Стайлза могла быть вызвана кровопотерей, в чём Дин сомневался, или какими-то психологическими причинами. Он не мог сказать, что это было бы удивительно; то, что удалось выловить из-за стен Стайлза, намекало на то, что тот был куда более напряжён и сломлен, чем показывал кому бы то ни было. То, что Стайлз отдалился после первой потери – вполне ожидаемо. – Хорошо, – сказал Дин, опустив руку на локоть Стайлза, и повёл его следом. – Давай тебя осмотрим. Тот безвольно пошёл следом к ванной и сел на унитаз, когда его туда направили. Дин вытащил аптечку, которую Калеб хранил под раковиной, и обрадовался, что она была хорошо наполнена. Он поставил её на раковину, отставив несколько видов обезболивающего – от обычного парацетамола и до оксикодона. – Ладно, – Дин присел напротив Стайлза. – Пора снять с тебя всю эту одежду. Тот моргнул и прищурился, одарив Дина самым холодным взглядом, а тот был и рад получить хоть какую-то реакцию. Дин не отступил, просто выжидающе поднял бровь. Взгляд Стайлза не смягчился, но он начал расстёгивать куртку и стряхнул её, прежде чем избавиться от толстовки, при этом чуть морщась. Дин с облегчением выдохнул, когда не увидел крови; но судя по осторожным движениям, на рёбрах были синяки или перелом. Стайлз замер, вцепившись пальцами в подол водолазки, видимо поняв, что самостоятельно снять её будет проблематично. – Может, мне помочь с этим? – спросил Дин. Стайлз не ответил, но начал тянуть водолазку, так что он принял это за согласие и подхватил её. Дин осознал, что всегда видел Стайлза только в одежде, когда внимательный взгляд скользнул по его торсу. Он понимающе поморщился, заметив синяки, расползающиеся по правой стороне тела, и удивлённо уставился, заметив глубокий шрам вдоль живота. Дин почувствовал мгновение, когда Стайлз заметил, что он уставился на шрам; тот замер и немного опустил водолазку, словно если прикрыть его, то это сотрёт тот факт, что Дин уже увидел. Дин прокашлялся и мягко продолжил стягивать водолазку. Когда она была снята полностью, то открылся новый сюрприз. Примерно с середины каждого предплечья разнообразными символами вились чёрные линии вверх по рукам и груди, заканчиваясь под самыми ключицами. Дизайн напоминал что-то кельтское, и Дин узнал некоторые символы защитных чар, один или два напоминали то ли волка, то ли дерево, но остальные оставались совершенно непонятными. – Вау, – выдохнул Дин, немного ошарашенный тем фактом, что тот, с кем он практически жил целый месяц, умудрился скрыть такую большую татуировку. Стайлз ничего не сказал, упорно глядя в стену за плечом Дина. Очевидно, что он был не в том состоянии духа, чтобы об этом говорить. Любой и каждый вопрос о шрамах и татуировках мог подождать. – Похоже, ровхед конкретно так тебя достал, – сказал Дин, наклонившись ближе, намеренно не концентрируясь на интересующих его отметинах. – Ну или ты во что-то влетел с размаху, – признал он, нахмурившись, когда заметил маленькие царапины, почти скрытые за уже налившимся красным и фиолетовым синяком. – И я так предполагаю, что этим чем-то было дерево. Он взглянул на Стайлза, ожидая какого-то подтверждения правильности слов, но тот просто продолжал смотреть перед собой. Дин вздохнул и осторожно провёл по ребрам Стайлза, придерживаясь клинической отстранённости, хотя даже так отметил определённое количество шрамов поменьше, которые портили кожу вдобавок к зазубренному вдоль живота. – Ну у тебя повреждено по крайней мере несколько рёбер, – сказал он, когда Стайлз резко зашипел и отстранился от прикосновения. Дин ослабил давление, возвращаясь к чуть ощутимому прикосновению. – Могу дать обезболивающих и наложить на ночь компресс, но, боюсь, мы ничего особо сделать не сможем. Придётся потерпеть, но выживешь, и всё с тобой будет в порядке через несколько недель. Хотя, нам придётся немного ослабить режим наших тренировок. Он обнадёживающе похлопал Стайлза по колену, а затем развернулся, чтобы достать пероксид водорода и пару ватных дисков из аптечки. – Сначала я очищу эти царапины. Может быть немного больно, – предупредил Дин, касаясь ссадин. Стайлз судорожно вздохнул, но в остальном не шевелился, пока он обрабатывал раны. Дин бросил диски в мусорку и достал упаковку с компрессом. Вытряхнул его, нашёл хвостик и крепко прижал к коже нераненной стороны. Дыхание Стайлза сбилось, и Дин сразу же ослабил давление, метнувшись взглядом к его лицу, чтобы проверить, не сделал ли больно. Стайлз смотрел на него, и молчаливые дорожки слёз лились у него по лицу, а грудь вздымалась со сдавленными вздохами. Он к тому же немного дрожал, словно ему было сложно оставаться в одной позе. – Вау, эй, эй, – Дин опустил упаковку с компрессами и потянулся, чтобы взять лицо Стайлза в ладони. – Нет, нет, не делай этого. Эй. Успокойся, ладно? Плакать со сломанными рёбрами капец как больно, так что лучше не стоит. Стайлз моргнул, но рыдание набирало силу, а дыхание становилось всё более быстрым и рваным, что наверняка причиняло боль. Дин водил подушечками пальцев по его скулам, пытаясь понять, как того вообще успокоить, прежде чем он причинит себе ещё больше вреда. Было чувство, что Стайлз распадался на части прямо под его ладонями, словно все эти трещины, которые он заметил – у Бобби, в Оклахоме, посреди ночи или ранним утром, когда Стайлз действительно спал – раскрывались всё шире, а все стены превращались в пыль. Стайлз опустил взгляд с Дина на пол. – Убери её, – прошептал он. – Что? – спросил Дин, удерживая ладони на лице Стайлза и чувствуя учащённый пульс, бьющийся под кожей. – Убери её, – повторил тот, звуча при этом немного придушенно, и заломил руки. – Убери её. Убери её. – Стайлз, – Дин снова попытался привлечь его внимание. – О чём ты говоришь? Что убрать… – замялся он, уставившись на руки Стайлза, всё ещё покрытые кровью Сары. – Убери её, – снова попросил тот, так тихо, что Дин почти не услышал за хрипым дыханием. – Убери её. Убери её. Убери её, – повторял, снова и снова, даже когда слова превратились в нечленораздельные глотки воздуха, слишком быстрые хриплые вздохи. – Хорошо, – сказал Дин. – Ладно, просто, – он взглянул в сторону раковины, задумываясь, стоит ли ему поднять Стайлза и действительно помыть ему руки, или же просто взять тряпку. Если судить по дрожи, Дин не был уверен, что тот сможет даже стоять. Стайлз задыхался, вдохи запинались сами о себя, не особо принимая какой-то определённый ритм. Дин выругался, схватил полотенце из тумбочки и пропитал его ледяной водой. Он оставил кран открытым, пуская воду в слив, и начал неистово вытирать кровь на руках Стайлза, проходя по тыльной стороне и затем по ладоням, пока большая часть красного не сошла. – Я её убираю, – сказал Дин и продолжил вытирать тканью пальцы Стайлза.. Он быстро сполоснул полотенце, и розовая вода исчезала в сливе, пока он выжимал излишнюю влагу, чтобы вытереть оставшиеся следы с рук. – Эй, успокойся, приятель. Я её убираю, – повторил, ещё раз проходясь полотенцем по коже. – Вот. Видишь? Её нет. Твои руки чисты. Дин кинул ткань в раковину и положил свои ладони поверх дрожащих Стайлза, пытаясь поймать его взгляд. Тот всё ещё выглядел на грани паники, с частым и рваным дыханием, но, похоже было, что худшее осталось позади. Дин ободряюще улыбнулся. – Всё в порядке, – он поднял упаковку с компрессами, и мягко начал оборачивать их вокруг груди Стайлза. Когда Дин закончил, он подвернул края, чтобы закрепить их, и попросил Стайлза подождать, пока сам вышел за сменной одеждой. Взял самые комфортные вещи, которые только смог найти без сильного выворачивания сумки – тяжёлую пару спортивных штанов, ещё одну водолазку, толстовку с несколькими дырами, которая была размера на два больше и прожила больше двадцати лет. Стайлз без возмущений переоделся, проглотил обезболивающие, врученные Дином, и без указания вышел из ванной. – Вот, сегодня ты спишь на кровати, – сказал Дин, останавливая Стайлза на пути к спальному мешку возле стены. Тот не сопротивлялся – нечто, что одновременно принесло Дину облегчение и беспокойство, потому что тот постоянно возмущался любой попытке уложить его в кровать и всегда выбирал раскладушку или спальный мешок. Учитывая, что Стайлз всегда ставил раскладушку в углу комнаты и спал спиной к стене, Дин в какой-то момент осознал, что это дарило ему чувство безопасности. То, что Стайлз без возмущений свернулся на кровати, которая находилась почти что в центре комнаты, было дичайше странно. – Дин, – тихо окликнул его отец, чтобы привлечь внимание. Дин ещё раз сжал плечо Стайлза, накинув на него тяжёлое одеяло, и пошёл в главную комнату. Отец закрыл за ним дверь в спальню, скрестив руки на груди, и мрачно посмотрел, что немного беспокоило. – Я так понимаю, то, что ты спросил меня, догнал ли я ровхеда, это означает, что ты нет. – Нет, – нахмурился Дин. – Я не видел его с момента, как покинул дом. – Я нашёл его в лесу. Поджаренного до корочки. Дину потребовалось несколько секунд, чтобы осознать сказанное; если отец или он не убили его, но его всё равно поджарили, то это означало лишь одно. Он взглянул в сторону закрытой двери, за которой был Стайлз. – Но Стайлз не... – Стайлз не сказал, что попал в него? – спросил отец. Дин покачал головой и промотал в голове разговор. – Нет. На самом деле он даже спросил, достали ли мы его. Отец поджал губы. – Значит, он либо не знает, что попал, либо по какой-то причине скрывает это, – нахмурился он. – Но зачем ему это скрывать? – спросил Дин, запутавшись. Ещё кое-что о Стайлзе, что не имело смысла, а список неясностей продолжал расти. – В смысле, мы дали ему шокер, чтобы стрелять. Отец вздохнул, устало проведя рукой по волосам, и глубоко вдохнул. – Не знаю, Дин. Не знаю.

***

Джон застегнул молнию своей спортивной сумки, ещё раз осмотрел кровать и прикроватную тумбочку на предмет забытых вещей, а затем повесил сумку на плечо и вышел из комнаты. Он остановился в дверях, задумчиво посмотрев на Стайлза. Пацан молчал всё утро, всё ещё сидя возле стены, когда Джон проснулся, и пошёл сесть за стол только когда тот вернулся с завтраком, кофе и газетой. Если бы его местоположение уже не выдавало, то Джон бы смог понять, что пацан почти не спал по кругам под глазами. Стайлз снова уставился на чёрно-белую фотографию маленькой девочки в газете, сгорбившись над бумагой на покосившемся столе, и выглядел как ребёнок, у которого только что умер любимый питомец. Джон и сам взглянул на фотографию, только потом пролистывая оставшуюся газету. Возможно, это была фотография для школы – неловкая и натянутая поза, но девочка всё равно улыбалась. Бант в её волосах покосился, словно он упал перед фотографией, и она пыталась сама его поправить. – Стайлз, – позвал Джон, чтобы привлечь внимание пацана, и подавил желание прикрикнуть, когда тот никак не отреагировал. – Пора собираться. Мы скоро поедем. – Я смотрел, как он её забрал, – тихо сказал Стайлз, уставившись на фотографию и полностью проигнорировав Джона. – Я позволил ему забрать её. И ничего не сделал. Джон вздохнул, не уверенный как с этим разбираться, да и нужно ли это вообще. Он позволил бы пацану немного потосковать и разобраться с шоком, но если тот не мог справиться с потерей людей, то долго в охоте он не продержится. – Таков был план, – указал Джон. – Ты сам так сказал, мы бы никогда не нашли его логово достаточно быстро, чтобы спасти остальных, без наживки и слежки. – Но он всё равно не сработал. Я должен был сделать что-то этой ночью, – продолжил Стайлз, словно не слышал Джона, ну или слушал вполуха. Джон снова вздохнул и почесал бороду. Ему бы не помешали ещё хоть несколько часов сна перед тем, как действительно иметь дело с этим. Он поставил сумку на пол, прогнал в голове несколько вариантов того, что можно сказать, прежде чем произнести: – Стайлз, это грязная работёнка. Иногда люди умирают. Стайлз ударил ладонями по столу и вскочил так быстро, что стул перевернулся с раздражающим треском. – Ей было семь! – закричал он, что удивило Джона, хотя тот быстро справился с этим. – И её задрал до смерти грёбанный ровхед, которому я позволил её забрать и совершенно ничего с этим не сделал! – Иногда люди умирают, – повторил Джон несколько громче, реагируя на срыв. – Иногда дети, – Стайлз стиснул зубы, глядя так, словно это Джон был причиной всех бед. Джон же знал, что тот испытывает, потому что чувствовал то же самое. Как и Дин. Всегда сложно терять жизни на такой работе, особенно детей, но они справлялись. – Это нежелательно, и уж наверняка не честно. Но это обычное течение дел. Если ты не можешь с этим смириться, то, может, тебе не стоит быть здесь. – Ой, хватит уже этих двусмысленных угроз! – вскричал Стайлз и взмахнул руками. – Не притворяйся, что к этому привыкаешь или принимаешь это! Потому что это не так! Ты понимаешь? Нельзя позволять людям умирать, их нужно защищать! – Это не двусмысленная угроза, Стайлз, – серьёзно сказал Джон. – Это так. Если ты не готов терять людей по ходу, ты не продержишься. Ты просто не можешь в один миг решить стать охотником и уехать в закат, чтобы спасать всех от всего. Ты должен понимать необходимость жертв и справляться с потерями, потому что они будут так или иначе. Это была именно та соломинка, которая сломала спину верблюда. Выражение лица Стайлза надломилось, стало безнадёжным на короткий момент, прежде чем исчезло за маской. Он бросил на Джона уязвлённый взгляд и выскочил из хижины без единого слова. Дверь захлопнулась за ним, и Джон наблюдал как он пересёк двор и остановился возле импалы. Стайлз запустил пальцы в волосы и крепко дёрнул короткие пряди, так сильно, что Джон поморщился, пнул дерево и уселся на землю возле машины. – Ты правда считаешь, что он никого не терял? – спросил Дин, прислонившись к дверному косяку спальни. Джон фыркнул и стал складывать газету. – Конечно нет. Я знаю, что он кого-то потерял. Никто не доходит до такого без потерь. Я просто не думаю, что он готов продолжать. – А ты был готов? – спросил Дин. Джон нахмурился, вопрос застал его врасплох. – Что? – После мамы, – объяснил Дин. – Когда только начал охотиться. Был ли ты готов к тому, чтобы постоянно кого-то терять? Джон стиснул зубы и отвернулся от старшего сына. Правда была в том, что не был, не особо. Он знал, каково это – терять тех, кого должен был защитить, но после Мэри любая потеря воспринималась с огромным трудом. И когда по какой-то причине ему не удавалось напиться, он всегда мог опереться на своих сыновей; Дин говорил, что всё в порядке, а Сэмми спрашивал миллион разных вопросов о небе и лягушках, и тем самым доказывал, что в мире было что-то невинное и драгоценное. – Собирай свои монатки, – сказал он Дину, расправил плечи и поднял сумку снова. – И Стайлза тоже. Тот кивнул и ушёл обратно в спальню, пробормотав: – Так точно. Джон вышел на крыльцо, выдохнув облачко пара в холодный утренний воздух. Он досчитал до десяти, решив сохранить спокойствие духа, несмотря ни на что, и пересёк двор до машины. Опёрся на импалу возле Стайлза, тело которого было напряжено от злости, совсем как у Сэма перед тем, как он ушёл. Джон никогда не думал, что ему снова придётся иметь дело с подростковыми метаниями и драмами, но каким-то образом этот костлявый пацан занял место в его сердце, так что ему сложно было просто отмахнуться. Теперь он должен был произнести мудрые слова. Именно так вся эта обучающая штука работала; или, по крайней мере, Бобби так это описывал. И чёрт бы побрал Сингера за то, что вообще отправил Стайлза к нему. Джон не был учителем, и уж тем более не хотел втягивать ещё одного ребёнка в этот кошмар. – Никто не выбирает такую жизнь, Стайлз. С тобой что-то случилось. Ты ещё не достаточно глубоко в этом погряз, всё ещё молод, и тебе не нужно охотиться. И нет ничего плохого в том, чтобы оставить всё это дерьмо, – его голос звучал слишком раздражённо, слишком зло в безветренном воздухе, и он немного поморщился, но позволил словам повиснуть, в ожидании реакции – у Стайлза, в отличие от Сэма с его бойкотами, наверняка найдётся, что ответить. Тот долгое время молчал, и Джон почти решил, что ошибся, и пацан мог объявить ему бойкот, но потом Стайлз повернулся и осторожно посмотрел на него. Не в первый раз Джон задумался, что за чертовщина произошла с пацаном, чтобы у него появился взгляд, словно у ветерана войны, бывшего в окопах: что-то должно было случиться. Дети не выглядят так от нечего делать. Какая-то его часть хотела принудить Стайлза оставить такую жизнь позади, убраться от охоты и сверхъестественного так далеко, как это возможно. Знал уже, что те, кто мог сбежать, не стали бы, а те, кто не мог, попытались бы. Через мгновение, Стайлз сглотнул и отвёл взгляд. Казалось, словно он собирался быть честным, но в результате сказал только: – Я выбрал. Джон растерянно нахмурился, позволив тишине вытянуть больше ответов. – Я выбрал, – повторил Стайлз, и провалиться ему на месте, если это не звучало так, словно тот готов был заплакать. Джон неуютно переступил с ноги на ногу. Печаль не была его сильной стороной; более того, она была его слабостью. Он сам не очень хорошо с ней справлялся и не знал, как помочь справиться другим. – Я выбрал, – повторил Стайлз, и в этот раз голос у него дрогнул, а глаза заблестели, когда он поднял взгляд на Джона. Его лицо растянулось в неуместной улыбке сожаления и печали. Он мрачно хихикнул и вытер глаза. – В смысле, может я и не знал что, но я выбрал. Выбрал это, и из-за меня много кто пострадал. И что бы я ни делал, люди всё равно страдают. Он замолчал, опустил взгляд и решительно уставился на землю. Руки обвил вокруг себя и задрожал. Джон сомневался, что это от холода. Стайлз тяжело дышал и, похоже, делал всё возможное, чтобы не расплакаться. Джон должен был отдать ему должное, он отлично держался и, если честно, не особо хотелось иметь дело с плачущим подростком, потому что это определённо был бы распад равный Чернобыльскому. Но Стайлз был просто ребёнком. Тем, который, судя по всему, прошёл через ад и каким-то образом вышел из него совсем один. Вполне возможно, что пацан никогда на самом деле не давал себе скорбеть по тем, кто пострадал. Очевидно, что он винил себя, каким бы правдивым или неуместным это чувство вины было. Джон мог сказать ему взять себя в руки. Принять злость. Встать, прекратить плакать и сделать что-то. Именно это он сказал Сэму. Именно это он сказал и продолжал говорить, Дину. Возьми себя в руки; будь сильным. Действия важнее тоски. Он не сказал этого Адаму. Это не то, что сделала бы Кейт. И определённо не то, что сделала бы Мэри. И сейчас Стайлз не нуждался в Джоне. Он нуждался в Мэри. – Стайлз, – Джон замешкался, пытаясь подобрать слова, которые бы шептала Мэри. Как ободрить. Как успокоить. – В смысле, не то чтобы нас не предупреждали, – сказал Стайлз и рассмеялся почти истерично. – Он сказал нам, что… что случится, если нас отметят. Но мы не послушали, понимаешь? Джон нахмурился и кивнул; всё больше это походило на то, что Стайлз как-то ввязался в колдовство. Не то чтобы это было так уж необычно для подростков, хотя они обычно не могли причинить много ущерба. Не до такой степени, на которую намекал Стайлз по крайней мере. – Мы думали, у нас не было выбора. Но выбор был, только это даже не выбор был тогда. Это было просто, и мы не думали, – он покачал головой и оборвал себя. – Знаешь, как ты делаешь что-то, чтобы спасти кого-то? Даже если это что-то плохое, даже если где-то в глубине души ты знаешь, что не стоит? Ты делаешь это, потому что ты обязан спасти их, и ты сделаешь всё, что угодно. Джон снова кивнул, в голове возникли образы Мэри и сыновей, а также того, на что он способен ради их спасения, даже несмотря на то, что Стайлз глядел не на него, а куда-то вдаль. Тот больше не дрожал, но его лицо не выражало спокойствия или умиротворения. Только смирение. Отчаяние. Пустоту, словно он отключился. – Это типа… человек, несколько человек, люди, их забрали, и они могут умереть. И если они умрут, то и много других людей погибнет. И ты это знаешь. Так что ты и другие, вы нашли способ спасти их, даже несмотря на риски. Но тебе без разницы, потому что для тебя это не выбор. Его нет. Ты обязан их спасти. Это единственный путь. Так что ты это делаешь, и все в безопасности. Но вы выпускаете что-то, что не должны были. И теперь люди умирают, и это твоя вина, потому что ты впустил его, ты не был достаточно силён, чтобы удержать его. И затем тот, кто помогал тебе, внезапно умер. И многие другие. И тот, ради кого ты всё это сделал, может быть, тоже мёртв. И всё это твоя вина. И ты задумываешься, обдумываешь снова и снова, а стоило ли оно того? Стоило ли оно того, или тебе нужно было просто отпустить их в самом начале? Было бы лучше просто дать им умереть? Теперь Стайлз плакал в открытую. Джон вздохнул и потёр бороду. – Стайлз, – хмуро начал он. – Смотри, ты не можешь винить себя за этот выбор. Всегда сложно отпускать людей, и тебе было бы больно в любом случае. Это не твоя вина. Стайлз рассмеялся, глухо и удручённо, и провёл рукой по лицу. – Но это так. Вишенка на чёртовом торте. Это на самом деле моя вина. Всё это, – он снова рассмеялся, и Джон нахмурился, потому что пацан, похоже, терял над собой последний контроль. – Я – тот, из-за кого всё это вообще началось. Идём в лес, найдём труп, сказал я! Это будет весело! Что за придурок! – Стайлз, – сказал Джон, опустив голос до низкого успокаивающего шелеста, действительно беспокоясь о судорожном дыхании и дрожи, которые быстро походили на вчерашнее в ванной. – Моя вина, – выдохнул Стайлз. – Это всё моя вина. Не могу, не могу выкинуть это из головы. Оно просто проигрывается снова и снова и никогда не останавливается. Ничего. Я хочу, чтобы это кончилось. Я пытаюсь и пытаюсь. Продолжаю пытаться, несмотря ни на что, и продолжаю всё проёбывать. – Он сдавленно вздохнул, из-за чего сделал себе больно, и встретился взглядом с Джоном, полным такими неприкрытыми уязвимостью и ужасом, что это вызывало какую-то интуитивную реакцию, острый укол страха, который тот не чувствовал с момента потери покоя после смерти Мэри. – Думаю, со мной что-то не так, Джон. – Прошептал Стайлз, ужаснувшись этой идее. – Что-то должно быть. Я сломан, отравлен или проклят. Я всё порчу. Где-то среди сдавленного дыхания Стайлза и его задушенных слов, Джон не сдержался. Какая-то маленькая часть его, скрытая в глубине, всё ещё звавшаяся утешителем, выбралась наружу, потрясла отцовскую сторону и прижала Стайлза к себе прежде, чем это действие вообще дошло до разума. Это было неловко, и Джон замер, а Стайлз некоторое время пытался даже вырваться, но в итоге принял объятия. Он крепко цеплялся за куртку Джона и прижимал лицо к его плечу, продолжая бормотать о том, что виноват. Джон же положил подбородок на его голову, крепко прижимая пацана к себе, и мельком задумываясь, как давно Стайлза вообще кто-то обнимал. Подумал о том, как давно он сам кого-то обнимал, включая своих сыновей. Звук открывшейся двери вырвал Джона из его размышлений, и он взглянул в сторону хижины, встречаясь взглядом с Дином, остановившимся на маленьком крыльце. Тот мог целыми днями это отрицать, но Джон знал, что у него было большое сердце, и он сочувствовал Стайлзу, возможно даже больше, чем сам Джон. Возвращаясь к пацану у него в руках, он вздохнул и растрепал ему волосы. – Это не твоя вина, – повторился Джон. – Не твоя. И если он не особо верил в свои собственные слова – да и как мог, не зная всей истории – это всё ещё было тем, что Стайлзу было необходимо услышать.

***

Бобби вздохнул и потянулся на своём стуле, почувствовав, как спина удовлетворяющее хрустнула. Он потёр лоб и прищурился на маленький шрифт на странице старой книги, когда потянулся за кружкой, чтобы сделать глоток чуть тёплого кофе. Поморщившись от неприятного вкуса, он оставил её, ещё раз направив всё своё внимание на латынь. Телефон разразился пронизывающей трелью, и Бобби выругался, вздрогнув. Кофейная кружка перевернулась на стол, когда он задел её, потянувшись за телефоном. – Дьявол, – пробормотал Бобби и схватил полотенце с угла, пытаясь вытереть кофе и отстранённо отвечая на звонок. – Свалка Сингера, – сказал он, неловко удерживая телефон между ухом и плечом. – Мистер Бобби Сингер? Бобби нахмурился из-за незнакомого мужского голоса и немного официального тона. – У аппарата, чем могу помочь? – Это Крис Арджент, – сказал мужчина, и Бобби удивлённо поднял брови, даже перестав вытирать пролитый кофе. – Я надеялся, что Вы могли бы мне помочь кое с чем.