Точка отсчета

— Долбоёб конченный, — Хованская, изменяя всем своим привычкам, возникает в предвкушающей толпе абсолютно бесшумно. Здороваться она считает не нужным, и более того, неуместным. Будто предпочитает продолжить когда-то оконченный её победой версус, на месте и без подготовки, на чистом энтузиазме. — Ты нахрена вообще весь этот цирк устроил? Давно не травили? — Хайпа хочется, — ядовито отрезает Дмитрий, нехотя оборачиваясь к уже не следующей за ним, а обгоняющей его примерно на полшага Хованской. Юлия нисколько не изменилась с их последней встречи, не считая, пожалуй, только её зелёных насмехающихся глаз, в которых можно заметить оттенки какого-то волнения. «Отмотаем во времени и притворимся, что этого не было», — прокручивает в голове Ларин, поправляя чёрные очки, чтобы подчеркнуть свою готовность к противостоянию с Джараховым и уверенность в себе. Плевать, что с подготовкой к этому баттлу у него были серьёзные проблемы. Продавать свой жалкий вид массам Ларину не хотелось. Хотелось обратного. Хотелось вообще другого. Юля с сомнением сводит брови и морщится. Ни единой секунды не верит и смотрит прямо на Димины очки, будто пытаясь их прожечь. — Дима, судей, может быть, и нет, но ты всухую проебёшь, — словно объясняя прописную истину, Хованская скрещивает руки на груди, вздохнув. Враждебности в ее интонациях более не чувствуется, лишь непонимание и отчётливый оттенок недовольства. Отведя взгляд в сторону, девица добавляет грубоватое: — Или, может, насухую, я не знаю. Пошловатый юмор, свойственный личности Хованской, сейчас, несмотря на неуместность, кажется даже забавным. Впрочем, факта того, что Ларину по-прежнему не до смеха, это не отменяет. — Ладно, Хованская, что ты хочешь? — Вот так бы сразу, — одобряюще ухмыляется рыжая, быстро осматриваясь по сторонам. Людей вокруг много, но Юлию это будто напротив радует. Словно чувствуя себя в своей стихии, она хватает Ларина за рукав его толстовки, стремительно утягивая своего бывшего оппонента за собой. — Куда? — переборов желание вырвать руку, с искренним непониманием, зачем Хованская вообще всё это затеяла, интересуется Ларин, наблюдая за спиной Юлии, которая, обернувшись, недовольно бросает что-то наподобие: «сейчас увидишь». Дверь в одну из комнат для персонала, к удивлению Ларина, была открыта. Правда, учитывая заговорщицкий прищур Хованской, всякое удивление испарялось, не успев появиться. Не удивляется Дмитрий и тому, что Хованская, едва закрыв за собой двери душной кладовки, обрушивается на него с объятиями. — Можешь снова попытаться назвать меня фурией, — тянет она, вдавливая горе-репера в стену. Ларина передёргивает. Юлия была до дрожи в пальцах странной. Начиная от поведения, развязного и наглого, заканчивая любым из её действий. Начиная, пожалуй, с дыхания, которое сейчас слышится особенно отчётливо. Несмотря на смелость Хованской в действиях, тишина в подсобке выдаёт её волнение подчистую. Учащённый пульс и намеренно замедленное дыхание. Юлия морщится, но из позы не выходит, до победного конца смотря в глаза усмехнувшегося Димы. — Я тебя однажды выебала, Ларин, думаешь, второй раз не справлюсь? — Думаю, что пить ты всё-таки не научилась, — исказив слова девушки, Дима перехватывает руки излишне осмелевшей Хованской. Она, фыркнув, чтобы выразить всё своё презрение к столь банальному способу ограничить её действия, нарочно подаётся вперед, грудью придавливая попытавшегося отклеиться от стены Дмитрия обратно. — Хованская, серьёзно, что ты хочешь? — Да ничего конкретного, блять, — на удивление сухо отзывается Юлия, тем не менее не разрывая зрительный контакт. — Только ты, интеллектуал, можешь в такой ситуации задаваться вопросами «а что», «а как», «а зачем»?! — Это, знаешь ли, важно, не каждый день меня к стенам прижимают женщины, склонные к алкоголизму, — окончательно потеряв остатки волнения, замечает Ларин, не скрывая насмешки в голосе. Щёки девушки заметно раскраснелись. Зная Юлю, это, конечно, скорее от духоты, чем от стыда, но Ларину это кажется слишком забавным. — В прошлом году ты обиделась на меня куда сильнее за ровно те же слова, Юль. Щека у Юли пухлая и нежная. Дима дотрагивается до лица девушки рукой, гладит и улыбается спокойствию Хованской. — Ты был куда большей язвой в прошлом, — она не улыбается. Закрывает глаза и подаётся вперед, касаясь своими пухлыми и красными, словно наливное яблоко, губами тонкой линии бесцветных Диминых губ. Поцелуй длится недолго, но кажется, что они тянут его, словно жвачку. Кажется, что кладовка вообще не такое уж и плохое место для выяснения отношений. Кажется, что Юля в целом может быть достаточно приятной. Дима медленно сходит с ума. Кажется. — Я готов возвращаться сюда вечно.