Январь 1808 года.
—Вы осмелитесь, господин? — с нескрываемой насмешкой в голосе произнёс парень в ярко-красном мундире, что, судя по виду, надевался всего пару раз. Эту странность сразу заметил штабс-капитан Ларин, что держал саблю наготове. Война длится без месяца год, несомненно, все выглядят весьма потрепанно и вымученно. Но что же этот наглый британский мальчишка? Слишком чистое личико для военного человека. Ни шрама, ни царапинки.
— Опустите саблю, уважаемый, али решили нарушить покой?
— Сдавайся, Хованская, твоя ненависть обречена на провал. — шепчет Ларин на ушко девушке, что злостно сжимает его руку в танце, нервно шипя от злобы, однозначно, скрывая под ней что-то.
— Я получу то, что хочу, Рыжик.
— Дима, судей, может быть, и нет, но ты всухую проебёшь, — словно объясняя прописную истину, Хованская скрещивает руки на груди, вздохнув. Враждебности в ее интонациях более не чувствуется, лишь непонимание и отчётливый оттенок недовольства. Отведя взгляд в сторону, девица добавляет грубоватое: — Или, может, насухую, я не знаю.
