«Не стоит горевать. Люди постоянно умирают. Как знать, может и ты завтра проснёшься мёртвой.»
Я проснулась утром, а газон перед нашим домом укрыт легким белым покрывалом. Оно лишь сантиметра три толщиной, но в этой части Калифорнии всё замирает, едва выпадает лёгкий снежок, а всё из-за того, что на всю округу один-единственный снегоочиститель и тот пашет, как проклятый, очищая дороги. Здесь, по сути, всегда солнечно, дождь просыпает землю миль малейшими каплями.
Для многих детей этого района такие дни праздник, потому что занятия в школе отменяют. Именно поэтому моя младшая Изабель сестра издает визжащее крики, слушая, как по радио объявляют отмене занятий.
– Ура день снега!– вопит Изи.– Пап, пойдём лепить снеговика.
Папа улыбается, не отрываясь от утренней газеты. Он постоянно засиживался за завтраком за газетами, вычитывая, изучал, что-то выписывая себе в блокнот, который он никому не давал читать, смотрел время показа его любимого сериала "Папа в топе" популярный в шестидесятые годы. Он носит галстуки и бабочки каждый день, показывая, что элегантность присуща ему с рождения, что теперь когда он преподаёт в средней школе, прививая эстетику с самого зарождения детей в социальном обществе. Запах крепкого кофе остаётся на его одежде, который предает чуть сладковатый, слегка подгорелый.
–Чтож, было бы весело на это посмотреть, герои ещё не вымерли,– отвечает папа Изи.– Но вряд ли на этих дорожках ещё что-то осталось. Пожалуй, сейчас у тебя получится снежная грязь.
Я знаю, папа счастлив. Жалких три сантиметра снега означают, что все школы округа закрыты, так что для него это тоже неожиданный выходной. Мама, занимающаяся нашим воспитание и вынашиванием нашего младшего брата, который через месяц должен был появиться на свет, выключает радио и наливает себе вторую чашку кофе.
–Ну, раз мы все сегодня бездельничаем,– говорит мама, слегка откинувшись на спинку стула.– Чур не я готовлю завтрак!
–Чур не я!– воскликнула я в один голос с Изи и громко рассмеялись.
–Ну ладно, вряд ли это так сложно. Кто хочет блинчиков?– откладывая газету на край стола, заявляет папа.
–Я,я хочу!– восклицает Изи, подпрыгивая.– Можно с шоколадом?
–Не вижу в этом ничего противозаконного.– отвечает мама.
–Ура-а!– вопит Изи на весь дом, размахивая руками.
–Что-то у тебя слишком много энергии для такого раннего утра,– подозрительно взглянула я и повернулась к маме:– Может перестанем давать ей пить кофе?
–Я уже давно завариваю ей без кофеина,– заявила мама, убивая выбившуюся прядь за ухо.– Она просто от природы такая.
–Похоже, что природа обделила меня энергией,– живая проговорила я.– Можно мне ещё чашечку?
–Как я могу отказать, это было бы насилие над ребёнком,– замечает папа, вручая дымящуюся кружку кофе.
–Едешь сегодня?– спрашивает папа.
–Да, тоесть до сегодняшнего утра собиралась. Если весь штат не парализует из-за снега.
–Возможно, будет метель.– заявляет папа, указывая в окно. Но там было пусто, никого и ничего, даже снег не падал.
– Еще я, кажется, буду репетировать с каким-то виончелистом из университета, его профессор Айда где-то откопала.
Профессор Айда, университетская преподавательница музыки на пенсии, у которой я занималась последние несколько лет, все время ищет новые жертвы – с кем я могла бы сыграть. Я раньше увлекалась фортепиано. Мне нравилось слышать как звуки от прикосновений моих пальчиков об клавиши издают тонкий и прекраснейший звук.
–Я хочу ещё кофе, кто со мной?– спрашивает мама, расплываясь в улыбке и открывая древнюю кофеварку.
Я вдыхаю аромат кофе – густого, черного, французской масляной обжарки, как мы все любим. Один только запах меня уже бодрит.
– Я подумываю, пойти обратно в постель.– отозвалась я.
–Не будешь ли ты спать целый день?– возражает мама
–Я бы спала всю жизнь, если был выбор.– отозвалась я.
Со второго этажа доносится лязг и грохот: Изи пытается играть на гитаре. Вообще-то она мамина – была когда-то, когда она играла в широко известной в узких кругах жителей нашего городка группе и работала в музыкальном магазине.
Мне всегда было интересно, почему мама отдала меня на фортепьяно, а не на курсы гитары, как говориться "по стопам". Я вижу мама счастлива ведь хоть кто-то из нашей семьи идёт по её пути.
–Слишком шумно, чтобы спать,– перекрикивала звуки гитары мама.
–А знаете что,– загадочно говорит папа, отпивая кофе.– Снег то уже таит.
Я выглядывая в окно и, действительно, солнце уже во всю хозяйничало на улице, прикрывая окно, возвращаюсь ко столу.
–Похоже снег быстро сойдёт, округ погорячился,– заявил папа.
–Возможно, но созвать сейчас всех на учёбу было бы бессмысленно, так что ничего страшного,– радуется мама.
– Именно. Но мы можем извлечь пользу из этого неожиданного подарка судьбы и куда-нибудь поехать, – предлагает папа. – Прокатимся до наших старичков.
Старичками отец называл маминых родителей: бабушку Роуз и дедушку Генри. Живут они в большом старом фермерском доме. Бабушка занимается тюльпанческой деятельностью, а дедушка печатает книги. У них спокойствие. Именно поэтому родители хотят туда поехать. Естественно, ведь Изи недавно исполнилось семь, а мне всего было восемь, да, ещё и маме положен был свежий воздух.
–А там я попрошу дедушку дать почитать некоторые его работы,– мама, будто меня заманивала, искоса поглядывая.
Да, вы не ошиблись, дедушка сочиняет это до себя или для своей жены. Он никому не дает прочесть хоть одну страницу, правда, и мамы получилось один раз, и мне в руки попался просто ошеломительный рассказ о призраке, я не могла оторваться от него и по сей день могу рассказать его слово в слово.
–Обещаю, мы побудем там не долго,– снимая трубку, проговорил отец.– Ты ещё успеешь съездить на репетицию.
–У меня нет возражений,– согласилась я.
–Изи, собирайся,– объявляет отец.– Мы отправляемся навстречу приключениям.
Изи завершает мучить струны гитары. Минутой позже она влетает в кухню в полной боевой готовности, как будто сбегая по-деревянный ступенькам, натягивала одежду.
–Школа закрылась навсегда!– воскликнула Изи, пританцовывая у двери.
–Оптимистка,–– шучу я.
Папа смеется и выставляет на стол тарелку блиной.
–Налетай, семейство!
***
–Хорошо, что у нас есть машина,– возразила мама.– Иначе бы тебе пришлось построить велосипед для четырех человек плюс зашита от дождя, и плюс защита для беременных.– Папа только посмеялся в ответ и сказал, что почти изобрёл его, правда, пока только у себя в голове.
Кое-где на дороге попадаются пятна снега, но по большей части она просто мокрая. Что ж, это Калифорния – дороги всегда мокрые. Мама обычно шутит, что именно на сухой дороге люди попадают в беду:
– Наглеют, забывают об осторожности и гонят как ненормальные. А у копов в такой день прямо праздник по выписыванию штрафов за превышение.
Я прислоняюсь головой к окну, наблюдая, как мимо проносятся живописные картины: ели слегка присыпанные снегом, прерывистые полосы тумана, и тяжёлые мрачные серые тучи. В машине стало так тепло, что окна запотевают.
Музыка сменяется и я чувствую как моя душа заполняется теплотой. Мне приятно ехать куда-то со своей семьёй. Я закрываю глаза.
Машина раскурочивается. Удар четырехтонного грузовика на скорости шестьдесят миль в час пришелся прямо в пассажирскую сторону с силой атомной бомбы. Он оторвал двери, выбросил переднее пассажирское сиденье через водительское окно, смахнул ходовую часть, закинув ее за дорогу, и в клочья разодрал мотор, будто легкую паутинку. Он отбросил колеса с колпаками далеко в лес и поджег обломки бензобака, так что на мокрой дороге теперь плещутся крошечные язычки пламени.
Шум был чудовищный. Симфония скрежета, хор хлопков, ария взрыва и наконец заунывный лязг железных листов, врезавшихся в стволы деревьев. Потом все стихло, кроме одного: мягкое и ровное пение птиц где-то неподалёку в лесу.
Сначала я думаю, что всё в порядке. Во-первых, я слышу птиц. Во-вторых, я вижу как тяжелую и мрачнеют тучи.
Они всё тяжелеют, тяжелеют и тяжелеют...Авария дала мне совершенно новый взгляд на жизнь– намекнула, что все делится на «прямо сейчас» и «возможно, уже никогда». Все, что у нас есть,– это сегодня, потому что вчера уже ушло, а завтра обещано не всем. Я отключаюсь.
***
Я отделалась переломам двух рёбер, небольшим сотрясением, синяками и царапинами. Как сказали врачи: "Ты родилась в рубашке." У меня не было сил плакать, потеряв всю семью, оставшись один на один со своими страхами, одна в больничной палате, я никак не могла понять, что мне делать дальше? Как жить с картинами: мозги моего отца на асфальте, но его услышав, кривая, но усмешка, всё ещё на лице. На маме почти нет крови, но губы посинели, а белки глаз совершенно пожелтели, как у зомби из малобюджетного фильма. Она казалась совершенно ненастоящей. Я чувствовала как к сердце подступает тупой страх. Изи, вы хотите знать что с ней стало? Её лицо полностью отпечаталось на асфальте, полиции пришлось, буквально соскребать её.
Настал день похорон. Гробы были закрыты. Лил сильный дождь. Многие люди плакали, которых я даже не знаю. Все жалели меня. "Сиротка", "бедняга", "такая маленькая, а уже потеряла всю семью"," поплачь, слёзы заглушат боль" – вот, что я слышала от них. Зачем мне было это всё? Зачем? К чёрту, это всё! К чёрту, слёзы. И когда моя жизнь стремительно катилась на дно, махая белым платком в детский дом, появился Он. Мужчина, который носил лишь строгие чёрные костюмы. Джон Уик. Он был полной противоположностью моего отца. Грубый, эгоистичный, прямолинейный, беспощадный, но для восьмилетнего ребёнка, который погряз в боли и несчастье, это было не важно. Его глубокие карие глаза зачаровали и поселили в душе тусклый лучик надежды на будущие. Его щетина покалывала, когда он молча поднял меня на руки и унёс в сторону своей машины. От части, я была рада, уж лучше он, чем детский дом или заядлый опекун. Но кто мог знать, что он– профессиональный киллер. С тех пор он стал мне отцом.
–Если противник силён, они не нападают открыто и предпочитают измотать его. Истомить невыполнимыми желаниями, растревожить надеждами, разогреть искушениями до состояния исправленного металла и затем резко бросить в холод отчаяния, депрессии и боли. Поверь, самые стойкие души лопаются тогда, как стекло.
–И что же делать?– спрашивала я, ощущая полную бесперспективность борьбы с собой.
–А ничего! Просто закусить губу и идти вперёд . Прошибая стены лбом, оторвать безысходности мягкие лапки и засунуть их в чёрное хавало отчаяния. Видеть цель и ничего, кроме цели.
