***
— Отстань, глупый котяра, — почти срываясь на крик, шипела сквозь зубы девушка. Никто не мог даже ожидать, что эта тихая, временами робкая и послушная Маринетт вообще способна поднять голос.
Парень мгновенно сник, понуро опустив голову, и замолчал. Он явно ошарашен резко сменившимся настроением собеседницы. Он ожидал любую реакцию, но не такую же. Зелеными, как изумруды глазами, он внимательно смотрел на Маринетт, предвкушая непонятно чего, но только не продирающего молчания. От волнения Кот прикусил нижнюю губу. Через несколько секунд по подбородку стекали ярко-алые капли крови. В васильково-синих, как цветы, только открывшегося аконитового бутона глазах, промелькнули нотки паники и страха. И подобное имело силу над ним, что он склонялся ниже и ниже, превращаясь со временем в насекомое.
— Ты, — с остервенением в голосе твердо сказала Маринетт, указывая на Нуара и грозно сверкая глазами, на которых еле-еле виднелась пара слезинок, — ты не можешь быть
им, понятно тебе? Слышишь? — с отчаяньем утверждала Маринетт, а с её щек стекали соленые капли, — не можешь, — срываясь с крика на шепот, проговорила она, и, бросив несчастному герою в лицо
ту самую розу, прижала альбом с зарисовками к груди и скрылась за тёмным поворотом в переулок.
— Нет, постой, — лишь крикнул в ответ парень, отчаянно вытягивая руки в сторону девушки, — прошу, остановись!
Было уже поздно.
Последние терпение лопалось об острые иглы реальности, оставляя пустоту.
Она его не слышала.
Не хотела слышать во всех смыслах, уверенно шагая дальше.
***
Дождь, словно неутолимый барабанщик, надоедливо стучал по окнам тесных парижских улочек и торговых лавок. Серые тяжелые капли падали на землю, превращаясь в лужи. По улицам изредка проходили прохожие, прячущиеся под зонтами или находившиеся в поисках убежища.
Девушка одиноко брела в сторону дома. Тёмно-синие волосы так вымокли, будто только что обилие воды сошло на её голову, а одежда промокла до последней нитки, не оставляя сухого места. Неужели погода настроилась под её настроение? Маринетт почти бегом направилась в тёплую пекарню, где, наконец, сможет отдохнуть от всего
этого.
Войдя в комнату, она тяжело вздохнула. Было такое ощущение, что её сердце раскололось на несколько маленьких частей, которые в последствии были политы слезами, но не собраны в единый пазл. Оно треснуло по швам. А душа разбилась вдребезги, словно какой-то фарфоровый чайный сервиз, уготовленный родителями для торжественных случаев, но жизнь вдруг закончилась. Остановилась. И готовилась начать другую историю.
Грустные, воистину
тяжёлые мысли бушевали в голове юной Дюпэн-Чэн. Она, недолго думая, взяла ручку и свой любимый дневник на замочке. Муза не заставила себя ждать. Она, конечно, отличалась неистовой оригинальностью. Но не сегодня.
Занеся руку над сокровенной тетрадью-дневником, она начала писать:
29 апреля, пятница
«Бессмертна, но не неуязвима.»
Сегодня был самый ужасный день в моей жизни, — начала писать девушка, но буквально через несколько секунд она жирной чертой зачеркнула предложение, написанное последним, и решила начать по-другому.
Хуже дня, чем сегодня, сложно даже вообразить и в самом страшном сне… — довольно улыбнувшись, Маринетт воодушевленно продолжила мелким каллиграфическим почерком строчить по страницам, изредка поглядывая в окно или прислушиваясь к шорохам. —
Всё начиналось как обычно. Кровать, завтрак, колледж, опоздание… Но тут-то и начались странности, неудачи, и, конечно, немного счастья. Но обо всем по порядку, ведь иначе мне не хватит трех пачек бумажных платочков и на пять минут. И не слезами счастья… — смахнув слезинки с глаз, Дюпэн-Чэн продолжила.
— Первой парой, на которую я собственно, по традиции, опаздывала была пара по химии, которую, к моему несчастью, вела мадам Менделеева. И, честно сказать, даже учитель математики — месье Шабо нравился мне гораздо больше. Но возвращаясь к линии моего грустного излияния души, продолжу. Вломившись в класс, я умудрилась упасть на парту самого, акума меня подери, Адриана Агреста! Я, Маринетт Дюпэн-Чэн, полетела на самого умопомрачительного блондина в мире, объекта, как никак, моего воздыхания — Агреста! Нет, конечно, он просто поднял меня с легкой улыбкой и словами «Ничего страшного, Маринетт», которые были прошептаны мне на ухо. Боже, это было фантастически… А в тот момент, когда он взял меня за талию, внутри порхали куча бабочек, а я была готова на всё, только бы это не заканчивалось. Хотелось, чтобы этот день был вечным. Ах, как зря…
Мою эйфорию прервал жесткий и недовольный голос мадам Менделеевой: «Дюпэн-Чэн! Или вы быстро встанете с Агреста и сядете на свое место или сейчас же пойдете маршем к директору!»
Я, недовольно буркнув, села на свое место рядом с Альей и достала учебники. «Откройте страницу 94 и прочитайте определение полимера» — монотонно проговорила голосом учительницы мне подруга. Вдруг, в классе раздался грохот. Сначала я не поняла, что происходит и, недоумевающе, смотрела на всех вокруг. Адриан пулей выбежал из класса, а я, как староста класса, в конце концов, не должна трусить и ответственно взять ситуацию под свой контроль. Быстро пересчитав одноклассников под недовольные взгляды «химички», я с удивлением обнаружила, что не хватает Адриана, пулей вылетевшим из класса минуту назад, и… — Маринетт прикусила губу, вспоминая, кого еще, хотя, наверно, просто задумалась. —
… и Джулекки Куффен.
Недоумевающе оглядев класс ещё раз, я убедилась, что её нет. Повернувшись в сторону лучшей подруги, я спросила: «Алья, где Джулекка?» Она посмотрела на меня, как на полную дурочку и покрутила указательным пальцем у виска. «Вот она», — показала правой рукой рядом со мной. Я оглянулась, но ничего не увидела. Вдруг глаза моей соседки округлились, словно монетка, а рот превратился в идеальную букву «О». Рефлекторно отскочив в противоположную сторону, я схватила подругу за руку. Она поддалась.
«Алья?» — еле слышно позвала я одноклассницу, — «Что с тобой?». В ответ мне была тишина. — Судорожно вздохнув, Маринетт сглотнула, вспоминая тот ужас от увиденного. Она встала, чтобы закрыть окно, из которого сильно дуло. Сделав задуманное, Дюпэн-Чэн снова погрузилась в записи…
—
Я хотела было дернуть Алью за руку, чтобы увести её за остальными, как на месте её руки я ничего не почувствовала. Обернувшись, я снова взяла подругу за руку, но моя ладонь снова ухватила пустоту. Легкая дымка, издалека напоминающая очертания руки моей одноклассницы, испарялась, легкая улыбка не сходила с лица Сезер, она лишь промолвила мне, а, может, и в пустоту, глядя на меня пустыми карими глазами, растворяющейся в воздухе: «Маринетт, всё хорошо, ЛедиБаг нас спасет. Я становлюсь невидимой. Главное…» — что она сказала потом, я не услышала, ведь было уже не от кого. Её не было. . .
Я панически вскрикнула. Вдруг в класс ворвался… кто бы мог подумать… Кот Нуар. Конечно, он неплохой, да и каламбурит вечно, что не скучно хотя бы. Иногда заглядывая ко мне на балкон, он делится со мной переживаниями, а я взамен кормлю его молоком или кофе с круассанами. Но на публике… котенок, способный катаклизм вызывать. Да и со своей «Принцессой» кокетничать. И то неудачно. — нервный смешок.
—
«Все на выход, быстро!» — подгонял всех Кот, одарив меня теплым взглядом. Я хмыкнула. Опять он за своё. «Все на выход!» — вторила ему я. Когда все вышли на улицу, вдалеке я увидела Адриана. Я хотела кликнуть кота, чтобы он привел его сюда, но его нигде не было! Вдруг Агрест побежал через дорогу, определенно видя, что с нашей стороны едет «Феррари» на высокой скорости… Мгновенье, кажется, его нет. Я, обезумевшая от ужаса, побежала туда. Водитель проехал, ничего не заметив. Нарочно не заметив. На дороге лежала его одежда, большое красное пятно, наводившее ужас. Тела не было, наверно, оно раскрошилось от удара. На дороге и правда лежали белые ошметки и странные вещи, похожие издалека на кожу.
Мадам Менделеева побежала за мной. Поглядев на алое пятно, она сказала: «Агрест, я знаю вы живы, хватит спектакля!» В ответ тишина. Я, как безумная кричу: «Нет! Он мёртв!» И, как ни кстати появился Нуар, спрыгнувший с крыши. «Меня звали?» Никто не ответил. — горький всхлип. Сердце разрывается на части. Но камень слишком тяжел, чтобы нести его. С отчаянным энтузиазмом девушка хотела было и дальше продолжать изливать душу на бумагу, как вдруг закончилась ручка. Любимая, чёрная гелевая ручка. Маринетт было полезла в ящик стола за новой, как услышала осторожный стук в дверь.
— Дочка, Маринетт, милая, — осторожно позвал Том дочь.
— Да, папа, — сухим, неживым голосом ответила Дюпен-Чен.
В комнате повисло неловкое молчание.
— К тебе гости… — извиняющимся тоном сообщил Том.
— Гости? Я. Не. Хочу. Никого. Видеть. — разделяя медленно слова, заявила Маринетт хриплым голосом.
— Особенный гость, — уточнил месье Дюпен-Чен с виноватой улыбкой.
— И кто же?
Скучающий тон девушки показал, что она не в духе сейчас принимать кого-либо.
— Маринетт, дочка, к тебе пришел Кот Нуар.
Исказившейся лицо юной Дюпэн-Чэн было не узнать.
— Нуар?!
