POV Драко
Темнота, в которой я оказался, была густой и беспросветной. Она разительно отличалась от той темноты, которую я встречал раньше. Казалось, что я ощущал ее кожей — настолько она была густой. И в то же время я не ощущал ничего, словно завис в пустоте. Ощущение странное и ни с чем не сравнимое: если бы меня заперли в темной-темной комнате, то я ощущал бы хотя бы пол. Но и его не было. В надежде найти стену, я стал ходить из стороны в сторону, непривычно ощупывая пространство перед собой руками, пытаясь найти хоть что-то, но все было тщетно. Если это и был чей-то глупый розыгрыш, то он удался на славу — страх ледяной рукой сжимал мое сердце. Я даже чувствовал, как на гоняющей кровь мышце появилось давление. Замерев на месте уже от того, что ноги просто устали, сделал последнюю попытку выбраться из этого кошмара: закричал. Но звуки растворились в темноте, не было ни эха, ни какого-нибудь другого шума. Как я здесь оказался? Возможно, вход был там же, где и выход. Но откуда я пришел? Мысли метались в голове, словно выгоняя из неё туман и заставляя вспоминать, что было «до» этой темноты. Воспоминания приходили медленно, одно за другим. Вот я собираюсь домой, а уже через секунду с вещами еду к Поттеру. И, как ни хотелось в этом признаваться, но мне нравилось происходящее. Был словно в предвкушении предстоящего вечера, а потом… Джеймс. Господи, как же это было мерзко. Чувство отвращения от той паутины обмана, что прилипло к коже, сделалось невыносимым. Но ведь дальше я сел за руль. Неужели умер? Мысль о собственной смерти не была ни шокирующей, ни тем более пугающей. Словно… словно так оно и должно быть. Все к этому шло, я всю жизнь играл с ней, что на гонках, что просто в быту. А жил ли я? Ориентируясь на собственные ощущения, я попытался обнять себя за плечи, но под руками по-прежнему была пустота. Себя я тоже не чувствовал. Мысленно поежившись, неохотно сел на несуществующий пол и вернулся к своим размышлениям. В чем был смысл моей жизни? В стремлении угодить отцу, маме, обществу. Что я делал для себя? Участвовал в гонках? Да, для себя. Но никогда, как бы я ни выжимал скорость, я не чувствовал полноты жизни так, как это было в минуты с Поттером. Сердце нещадно заломило от этих воспоминаний, его надвое рвала любовь и боль от нанесенной обиды. Любовь проникает в сердце незаметно, закрадывается, просачивается. Сначала это совсем крошечное зернышко, неосязаемое, а потом оно разрастается и заполняет собой все, не оставляя места ни для чего другого. А вот уходит она всегда неохотно, долго терзая больное сердце. Вот и я чувствовал, как обида пытается изгнать это жестокое чувство, что воспевают на каждом углу, но любовь, точно сорняк, осела в облюбованном месте. Встряхнувшись, отогнал невеселые мысли, запрещая себе думать. Где же я все-таки? Место, бесспорно, впечатляющее, но мне оно не нравится. Я должен куда-то уйти. Если бы я чувствовал свое тело, то, наверное, сейчас сам себя ударил бы, чтобы хоть как-то взбодриться. Отсюда нужно было выбираться, но как? Был бы какой-нибудь знак, хоть крошечный, что подсказал бы, куда идти, но его не было. Поэтому, поднявшись, решил попробовать хоть как-то, возможно мне повезет. Судьба же любит упрямых.Конец POV Драко
— Драко, — сжимая чужую бледную ладонь, отдающую неестественной синевой, Поттер сидел в палате уже несколько часов и пытался дозваться блондина из комы. Этой ночью его привезли в отделение госпиталя в крайне тяжелом состоянии. У него не было серьезных травм после того, как его машина вписалась в огромный камень у обочины, если не считать перелома ключицы и нескольких синяков за что-то серьезное. Но сам он отключился, причем конкретно. Приборы показывали крайне низкую активность головного мозга без видимых на то причин. Врачи лишь разводили руками, ссылаясь на то, что мозг человека изучен не полностью. Возможно, сработал какой-то защитный механизм вследствие стрессовой ситуации, возможно, наложился на какие-то ранее произошедшие события, и в результате сознание предпочло отключиться, требуя некой перезагрузки. С одной стороны, парень мог прийти в себя в любую минуту, а с другой — окончательно отключиться: слишком близко к нему была грань невозврата. Гарри, выслушав врача, едва ли не лег рядом с Драко, готовый умереть здесь и сейчас. Как он себя винил за произошедшее! Останавливало лишь то, что лучше от этого не станет никому, кроме него. А он такого подарка после случившегося не заслуживает. Ведь это он, он виноват во всем от и до. Он всучил чертов ключ, он скрыл правду, он не успел остановить машину. А теперь его мальчик лежал на грани жизни и смерти в этой безликой палате, подключенный к куче проводов. Сначала брюнет умолял его простить и открыть глаза, потом раз за разом повторял слова любви, но тело перед ним было бесчувственным и неподвижным. И так уже восемь часов, но протянулись они как восемь суток. Было абсолютно все равно, что сейчас приедут родители Драко, с которыми Поттер связался, как только блондина привезли в больницу. По случайному стечению обстоятельств, те накануне вечером улетели в Ирландию, где у них было небольшое поместье, а сейчас экстренным образом возвращались обратно. Они явно убьют Гарри, стоит им узнать о причинах. Но сам он им ничего не скажет, иначе его просто-напросто не подпустят не то что к палате, а к больнице. А он должен дождаться Драко. Блондин обязательно придет в себя. Несколько раз за это время приходила медсестра, проверяла состояние своего пациента, затем что-то вкалывала в темную вену на белой коже и уходила. Один раз она что-то сказала Гарри, но, поняв, что тот ее просто не слушает, сочувственно покачала головой и вышла из палаты, через пять минут вернувшись с подушкой. Девушка с необычайно добрыми глазами подложила подушку под спину Гарри и, не дожидаясь благодарности, ушла насовсем. Только после этого парень осознал, насколько затекла его спина. С тяжелым вздохом брюнет вместо того, чтобы откинуться на спинку стула, наклонился вперед, прижимаясь тяжело вздымающейся грудью к ладони, что сжимал в своих руках. Его кубы коснулись живота Драко сквозь тонкую простынь, а нос уловил тонкий аромат, который еще не успел перебить специфичный запах больницы. Малфой пах зелеными яблоками и медом. Так притягательно и сладко. Когда он очнется, то Поттер непременно пошлет ему печеные яблоки с медом из того кафе на Кингс Роуд — там этот десерт делался изумительно. И, возможно, Драко попробует его. Гарри уже согласен был на все что угодно, даже оставить любимого раз и навсегда, лишь бы ему было спокойно. Только бы тот пришел в себя. — Драко, я тебя умоляю… вернись, все будет так, как ты пожелаешь. Прогонишь — уйду, оставишь — всю жизнь проведу у твоих ног, только вернись… — изумрудные глаза затопила пелена, но слезы никак не могли пролиться, словно осознавая всю свою бесполезность. В свое время брюнет выплакал глаза по родителям, но это ничего не изменило. Даже легче не становилось. И сейчас не станет. Если бы эта соленая жидкость что-то решала, то он бы уже затопил палату. — Я люблю тебя… Слова вновь закончились, и воцарилась тишина, разбавляемая только писком приборов, фиксирующих жизненные показатели, точнее, их отсутствие. Гарри почти растворился во времени, когда фурией в палату влетела заплаканная женщина, в которой за покрасневшим щеками и распухшим носом узнавалась Нарцисса Малфой. Не замечая никого, кроме своего сына, она упала на колени перед кроватью и горько зарыдала. Чувствуя себя свидетелем чего-то необычайно интимного, вовсе не предназначенного для него, парень осторожно поднялся, чтобы не создавать лишнего шума. Леди была в своем праве, и необходимо дать ей побыть с сыном наедине. Но, стоило прикрыть за собой дверь, как он нос к носу столкнулся со злым взглядом стальных глаз. Точно таких же, какие были у Драко, но здесь они были окружены едва различимой сеточкой морщинок. Вот только Люциус сейчас не пугал вовсе. — Доброе утро, мистер Малфой, — сказал и почувствовал себя идиотом, ну о каком добром утре может сейчас идти речь. — Издеваешься, гаденыш? — прошипел мужчина, толкая наболдашником трости в грудь Гарри. — Мой сын разбился недалеко от твоего дома! Оперативно Люциус собирает информацию: часа не прошло, как сошел с самолета, а уже ознакомился с деталями. Гарри невольно сглотнул, поражаясь этому мужчине. Не удивительно, что за свою жизнь он смог добиться таких высот. Брюнет вспомнил, как во время учебы один из его преподавателей постоянно повторял одну и ту же фразу, словно стремился отпечатать ее в ленивых головах своих студентов: «Кто владеет информацией, тот владеет миром». Малфой-старший, видимо, жил по этому принципу, раз даже в такой ситуации успел узнать некоторые факты. — Ваш сын был у меня, — осторожно произнес Гарри, мысленно взвешивания последствия признания его собственной вины. Прогноз не радовал, но в прошлый раз ложь ему аукнулась слишком сильно. — На встречную вылетел автомобиль, насколько мне известно. Но мой мальчик ювелирно водит. Что между вами произошло? — Люциус прищурился, ловя малейшие эмоции в поведении брюнета, интуиция кричала, что в произошедшем точно есть жирный отпечаток Поттера. Но Малфой не был бы собой, если бы не понимал, что этот отпечаток лишь на части вины. Обстоятельства так сложились. Но детали необходимо выяснить. — Мистер Малфой, с Вашего позволения, мы разберемся сами! То, что он зря так сказал, Гарри понял сразу. Люциус помрачнел еще больше, а затем резко отдернул трость. Вина наглого мальчишки показалась ему в разы тяжелее после озвученной дерзости: — Добро. Но помни, если не дай бог мой сын не очнется, то спрошу я с тебя по полной. Можешь писать завещание, — лорд улыбнулся, а Гарри понял — сделает. И ничто ему не помешает. Но за всем этим отчетливо виделось беспокойство. Он на самом деле тяжело переживал, но не знал, как помочь сыну. Видимо, поэтому сейчас пытался по-горячему выяснить обстоятельства, чтобы знать, с кого спросить, кому мстить. Но если все действительно будет носить плачевный финал, то Гарри спросит сам с себя. Пока до парня доходило сказанное, Люциус успел развернуться и зайти в палату, деликатно при этом захлопнув дверь. Даже в данной ситуации он не мог позволить себе столь по-плебейски низкого поступка. Но, стоило двери закрыться, то маски спали. Больше не было ни лорда, ни бизнесмена, ни чего-то другого, остался один обеспокоенный отец. Вся сложность была в том, что за грузом эмоций он абсолютно не понимал, что делать в эту минуту. Плакать ему или же просто молчать — впервые в своей жизни он не знал, как реагировать. По воле случая он приблизился к сыну и взял его ладонь так, как еще десять минут назад ее сжимал Поттер. Драко бы, если мог, съехидничал, что все мужчины в его жизни одинаково хватают его ладони. Люциус смотрел на то, как плечи жены перестает сотрясать мелкая дрожь. Она затихла, а мужчина перевел взгляд на лицо сына. Отдаленно он слышал шепот своей жены, она, наверное, делала правильно, шепча слова, что Драко любят и ждут дома. А потом ее губы вновь задрожали, но Люциус остановил ее, указав на дверь. — Дорогая, врач говорит, что он может все слышать, не нужно его расстраивать, — женщина мигом подобралась, она не могла себе еще позволить что-то, что негативно могло сказаться на ее сокровище — сыне. Целомудренно коснувшись губами холодного лба, она выбежала за дверь, понимая, что контроль вновь может ей вот-вот отказать. Пока дверь не закрылась, Люциус увидел, как она обняла несносного Поттера и зарыдала на его плече. Несмотря ни на что, Малфой-старший был благодарен брюнету за то, что тот не отстранился, а бросился утешать мать своего парня. Возможно, уже бывшего. Оставшись один на один с сыном, мужчина нашел в себе силы сказать то, что должен был сказать уже давно, но непростительно долго откладывал. — Хочу сказать тебе кое-что важное, сынок… — он вздохнул, словно набирался сил. Его отец — Абракас Малфой — воспитывал его в строгости и без лишних поощрений, вот и он так воспитывал свое дитя. И только сейчас становилось понятно, насколько это неправильно — ущемлять своего ребенка в любви и заботе. Потом можно просто не успеть. — Я всегда гордился твоими успехами, я всегда был горд тем, что ты мой сын. Я горд тем, что я твой отец. Ты всегда мечтал услышать от меня это, а я не считал нужным говорить. Мы с мамой очень ждем тебя назад, домой. Стоило только начать говорить, а дальше слова лились, точно полноводная река, он продолжал: — Помнишь, ты всегда мечтал, чтобы мы все вместе съездили куда-то? Но сначала я был занят. Потом ты стал работать. Мы обязательно съездим с тобой, с мамой. И проведем вместе лучшее лето твоей жизни, только очнись, — откуда только бралось все это. Мужчина и сам не знал, что сможет сказать столько всего, а слова не прекращались. И только через несколько минут он наконец умолк, но совсем ненадолго. — Драко, мама эту ночь не спала, а у нее слабое сердце, ты знаешь, я сейчас отвезу ее домой. А после обеда мы вновь приедем. Подоткнув сыну простынь, заменявшую одеяло, он вышел за дверь. Нарцисса уже не плакала, а Поттер словно ее убаюкивал, шепча, что все будет хорошо. Люциус не изменил себе, поставив мысленно у парня колонке положительного жирный плюс, но минус его предполагаемой вины в произошедшем этот плюс не закрывал. Приобняв жену за плечи, мужчина кивнул парню и повел ее в сторону выхода. — Дорогая, ну успокойся, — отреагировал Люциус на очередной всхлип жены. — Все будет хорошо, мистер Поттер позаботится о нашем сыне. — Я знаю, — прошептала женщина. — Этот мальчик, Гарри, любит нашего мальчика. А Драко любит его. Если что-то и могло шокировать аристократа в этой ситуации, то только это: — Цисси, любовь? О чем ты? — Они светиться начинают, когда речь друг о друге заходит. Я сначала у нашего мальчика это заметила, — тихий всхлип, — очень переживала, что его сердце разобьют. А сейчас и у Гарри. — Но… — Никаких «но», Люциус Абракас Малфой! Ты не будешь вмешиваться в происходящее между ними! — Припечатала Нарцисса, которой Гарри рассказал все и без утайки в те минуты, пока Люциус был у сына. Но женщина, понимавшая в делах сердечных лучше своего супруга, вместо того, чтобы обвинить во всем Гарри, решила его поддержать. Если все сложится, как должно, то ее Драко будет самым счастливым. Ведь счастье — это быть с тем, кого любишь тогда, когда он любит тебя. Даже если для этого нужно посадить на цепь отца своего ребенка. Опознать прямой запрет в словах жены Люциусу было вовсе не сложно. Она обычно представляла все решать мужу, но если говорила в чем-то свое жесткое «нет», то обсуждению это не поддавалось. Блондин аж зубами заскрипел, понимая, что жена знает в разы больше него.