***
Когда-то давно я слышала легенду о водовороте Кинахми (фин. «пуп моря»): — Всё живущее на земле произошло от яйца водоплавающей птицы. Когда яйцо упало в толщу моря, сформировалась земля, проросли деревья, заросла трава, распустились цветы, уплотнился камень, возвысились горы, захлебнулся океан, а в океане появилась первая жизнь, после, через столетия, родился человек. Первое, что он увидел — это небо, бескрайнее и голубое, а после чёрное и усыпанное бесчисленными звёздами, одна из которых — Полярная. Она — спутник жизни и опора всего живого, неподвижна и так прекрасна. От неё до центральной точки мира протянулась Akseli maailman (фин. «ось мира»). Эта мировая ось связывает земной мир с небесным. Вращение земли вокруг неё на нашей родине сформировало огромный водоворот Кинахми, через который души умерших попадают в страну мёртвых Туонелу. Когда-то люди считали, что после погребения умершего, он возвращался в виде henki (фин. «дух», иногда «пар») через 40 дней на землю и отыскивал свой последний путь в Туонелу через озеро или море, куда падал свет Полярной звезды. В нашем городе свет прямо падает в озеро Kylanlahty* (фин. «Кулан Лахти»), для нас, дорогая, это священное озеро. — Бабушка, а мы все умрём и попадём в этот мир? — Да, дорогая. Этот мир настигнет всех нас, но для каждого он открывается с разных сторон: либо в нём ты находишь успокоение, либо попадаешь в ад собственных страхов. — Я боюсь. Бабушка, не хочу в ад. — Не бойся, Софи, не бойся. Тогда я была маленьким четырёхлетним ребёнком и ничего не понимала из того, что говорила бабушка. Не понимала, но почувствовала страх и ужас. Ещё тогда я начала бояться смерти, и не только своей. При рождении меня, моя мать — Кайзуки Аору — умерла, из-за открывшегося мононуклеоза — смертельно-опасного генома, передававшегося нашему женскому роду через поколения. Все месяцы беременности она страдала из-за меня от невыносимой боли, ведь при ношении ребёнка нельзя принимать такие мощные лекарства, как от этой безобразной болезни. Я бы хотела её обнять, посмотреть в её черные узковатые глаза, потрепать длинные черные, как смоль, волосы, потрогать её желтоватую кожу, послушать историю любви моего отца и моей матери прекрасным и бархатистым голосом, как она встретилась с ним на её родине — Японии, как она влюбилась, посмотрев на его, как небосвод, голубые глаза, или как он, взглянув на её, как дорогой обсидиан, черный взгляд, как они уехали к нему в Финляндию и сразу же поженились, как они жили почти счастливо и прекрасно, пока не появилась я, разрушившая всю историю прекрасной любви. Почему почти счастье? Всё просто, мой отец — Йонес Косместо — крупный мафиози в Хельсинки. Он имеет огромный авторитет и статус в нашей стране — Финляндии — моей родине. Очаровательный парень-шатен с невинным лицом, усыпанным морем веснушек, как у меня, высоким ростом и внешностью настоящего Северянина — оказался опытным убийцей и мафиози со стажем. И этот прозрачный кусок льда Балтийского моря озарился радугой восходящего солнца Японии, а после и вовсе растаял, благодаря теплоте, любви и нежности моей матери. Маме постоянно приходилось прятаться от врагов отца, и поэтому с трёх лет он поручил опекать меня моей бабушке — Марте Косместо, с которой мы жили недалеко от города Кухмо в деревне Рекьим, рядом с Медицинской академией наук для девочек, в которой я начала обучение с пяти лет. Я очень люблю отца и скучаю по нему, и, на моё удивление, он тоже. Каждый раз, когда он освобождается с работы, мы встречаемся в нейтральной территории (не в Рекьиме, и не в Хельсинки), чтобы нас не вычислили охотники за его головой. Отец всегда мне улыбается и говорит, что я похожа на мать своими длинными волосами, немного узковатыми глазами и худощавыми чертами лица. Бабушка же утверждает, что от отца я унаследовала голубые глаза, маленький вздёрнутый носик и веснушки по всему лицу. Возможно, я была красива, хоть и для меня эти высказывания были сродни лести. Нет, я не считала себя уродиной, но смотря на своё истощённое мононуклеозом тело, я морщилась со словами: «Мерзость» — просто оно портило всю картину. Прямые волосы, которые доходили до пола, всегда путались и цеплялись за что-нибудь, раздражая этим меня, но это единственное, чем я поистине гордилась. Их насыщенный тёмно-каштановый цвет, который при солнце напоминал расплавленное в тонкие нити золото, сводил с ума папу, у которого такой же оттенок волос. Мои глаза не такие ярко-голубые, как у отца. У него они, как у весеннего голубого неба, отдающего тепло и радость новой жизни растений, но у меня, как у холодного и сероватого озера Сайма**, лишь напоминающее счастье светлого небосвода. Как говорила бабушка: «Твои глаза — лёд, взявший в себя прекрасный дар — зрение», — и, мне кажется, она была права. Бабушка всегда была права. Именно она научила меня всему, что я знаю сейчас: созиданию и соединению вместе с природой, выживанию в диких холодных лесах, познанию себя и верованию в богов. Марта была язычницей культа Суоми, который дал ей понять, что такое жизнь и как её провести вместе с богами. Бабушка была строгой воспитательницей, но в тоже время заботливой и любящей. Вместе с ней я выросла и познала для себя многое, а её слова и советы навсегда запомнятся в моей голове: — Софи, люби себя, люби природу и люби богов. С первым я всегда проигрывала. Как не посмотри, любовь к себе самой невозможно накрутить: либо ты рождаешься нарциссом и эгоистом, либо с доходящей, как мои волосы, до земли самооценкой — а как раз я — второй вариант. Со вторым мне не надо было даже напрягаться — природа была моим изначально. Когда мне плохо или когда хочется познать прекрасное, я ухожу в лес далеко от своих проблем и сливаюсь с царством Хииси*** на неделю и более. Природа — это часть всех нас, и её не любить — невозможно. И, наконец, третий совет, который я отучила навсегда. Бабушка всегда заставляла вместе с учебником человеческой анатомии читать Священную книгу молитв, и если я совершала ошибку, больно била меня по губам. С того дня я знаю их все, каждую и без ошибки. Каждый священный праздник, каждый поминальный ход, каждое восхваление богов мы сопровождали пожертвованием кровью — это такой обряд, в котором жрица прокалывает себе палец, при этом читая молитву, и набравшуюся кровь размазывает по деревянной табличке с именем бога, подносившему жертву. Вера — часть меня, и я никогда от неё не откажусь. Возможно, кто-то скажет, что я слишком набожна, но я не буду слушать других, ведь это моё и моя жизнь. Про себя я всегда читаю молитву, иногда даже вслух, но чаще всего это происходит при панических атаках, но случается это редко, ведь в наше время не происходит ничего необычного, лишь смерти дают глоток благоразумия и дальнейшей настороженности. Именно смерти дали толчок мне стать врачом. Моя мечта — остановить распространение хронического и смертельного мононуклеоза в мире, и поэтому с самого детства я училась в академии Медицинских наук. Она напоминала интернат: на неделю туда, на выходные в родной дом. Я, безусловно, рада, что отучилась в ней одиннадцать лет и сейчас нахожусь на церемонии вручения грамот и аттестатов. — А сейчас мы приглашаем на сцену лучшую ученицу нашей академии высших Медицинских наук — Софи Косместо. Браво, — говорит наш высокочтимый директор, но я его совершенно перестала слушать, ведь, как только моё имя вырвалось из его губ, я с гордой улыбкой пошла к пьедесталу. — Эта та выскочка? Ужас, возомнила о себе, что она лучше всех. Да ты только посмотри на неё, она же уродина, если приглядеться. Её надменное лицо, хочу его разорвать, — шептались девушки из моего класса, но мне было глубоко наплевать, ведь я добилась чего-то, а они — нет. Зависть поражала их с самого первого дня здесь. Поначалу они пытались со мной сблизиться, говорили различные лестные комплименты, пропитанные гнилью и ядом, но, заметив, что я на них никак не реагирую, они начали затравливать меня и различными способами подкалывать за моё безразличное лицо, которое говорило обо всех моих чувствах наглядно: мне было неважно, что они про меня думали. Когда я взошла на сцену, хлопали только родители и преподаватели, во мне играло лишь удовлетворение, поэтому эти формальности не особо радовали меня. Я спустилась, встретив бабушку. — Молодец, дорогая, молодец, — похлопала меня по плечу маленькая старушка, которая растекалась в ласковой и гордой улыбке. — Спасибо, бабуля. Пойдём домой. Эта атмосфера меня раздражает, — проговаривая это, я огляделась по сторонам, заметив взгляды тех девиц, — Давай помогу пройти лесенку. — Постойте! — я повертела головой в поисках этого громкого басистого голоса и увидела бежавшего ко мне низкого полного мужчину в дорогом костюме, — Подождите! Софи Косместо, верно? У меня к вам предложение, не хотели бы вы поработать в главной больнице в Кухмо? — В Кухмо? — я не поверила своим ушам и сделала недоуменный взгляд, оглянулась и увидела, что бабушка смотрит на него как-то странно. — Да, да, именно. Я бы с вами с радостью побеседовал, но мне нужно курировать награждение, а вы, как вижу, уже уходите, — мужчина сделал невинную улыбку и почесал свой затылок, — Возьмите мою визитку, позвоните в любой момент. Мы можем встретиться и поговорить насчёт этого в более благоприятной обстановке. — Учту. Спасибо, но нам пора. До скорого, — быстро проговорила я, беря бабушку под локоть и уходя из дверей родной академии навсегда. Сидя дома, я долго думала о том предложении. Всё-таки не каждый день предлагают работу в большом городе, наверно, это из-за моей отличной успеваемости. — Я проверила данные этой больницы и того мужчины. Они действительно ищут нового высококвалифицированного студента на практику. К ним я подхожу по всем параметрам, и, в принципе, мне хотелось работать именно в Кухмо, — сообщила я бабушке, сидя за столом, попивая чай. В это время Марта остановилась перечитывать молитву, отложила Священную книгу на край и посмотрела на меня с настораживающим взглядом. — Софи, мне кажется… Ладно, будь осторожна, — бабушка оборвалась на полуслове, а потом расплылась в ласковой улыбке. Её морщинки потянулись вверх, а глаза стали до боли добрые и тёплые, как лучи солнца, что я совсем забыла о минутной странности. — Люблю тебя, — чмокнув её в щеку, я начала искать ту самую визитку. Прошло два дня после выпускного. Мои одноклассницы скоропостижно «умирали» от веселья прошедших дней, а в это время я уже договорилась о встречи с мистером Антомом — тем самым мужчиной, предложившим мне работу в больнице. Мы договорились встретиться в Кухмо в ресторане «Taivaan ja helvetin valilla» (фин. «между раем и адом). В это время всегда много людей, что меня вымораживает, ненавижу их. Я прохожу мимо них, они толкают меня в плечо, торопясь на работу или куда-то ещё, но мне это не важно, ведь я не слышу извинений, дико раздражает. «Неважно, Софи, неважно. Читай молитву, не смотри на них, не обращай внимание» И в моей голове проносится Jumala, Ukko**** (фин. «боже мой, Укко»), а в моём кармане звенит газовый баллончик на все случаи жизни. Я всегда боялась людей, а особенно их скопление. Демофобия преследует меня и не даёт вдохнуть жизнь. Мне страшно проходить мимо них, но с ужасом сопутствуется неприязнь. Тошнит от их надменности и непонимания, что они причиняют боль другим. Всегда сторонюсь шумных вечеринок и громких заведений, остерегаюсь тёмных переулков и стараюсь не задерживаться до глубокой темноты. Иногда я думаю, что лучше спокойно уйти в Туонелу и больше не видеть никого, но я вспоминаю улыбку бабушки, расписанную морщинами времени, яркие глаза отца, напоминающие весеннее небо, и успокаиваюсь, читая про себя молитву. Если бы не было страхов, не было бы осознания, насколько дороги мне близкие, но этих близких катастрофически мало. А люди продолжают идти и толкать тебя в плечо, не смотря в твои глаза, полные обиды и страха. Неважно… — Выглядите сногсшибательно, мисс Косместо, — погружаясь в свои мысли, я не поняла, как дошла до места, села за столик и начала беседовать с мистером Антомом. На эту встречу я сделала высокий хвост, с помощью японских палочек для волос, доставшихся мне от матери, надела белую блузу с тёмными классическими штанами в клетку. Я была уверена в предстоящем успехе, — И так, поговорим об условиях вашей стажировки. — Конечно, — разговор затянулся до самого вечера. Мистер Антом выглядел весьма добродушно, но постоянно отходил от сути разговора на личные проблемы. Его компания меня раздражала, но я должна была показать себя добродушно, ведь от этого зависит моё будущее. Мужчина был явно странным: постоянно смотрел себе на наручные часы, заказывал одну воду, а после уходил в уборную, будто оттягивая время. Я осознала это к началу сумерек, примерно в 16:45***** и решила быстро ретироваться с этого надоевшего мне места. — Мистер, мне пора. Вы приняли решение? — я начала медленно собираться. Закончив, выжидающе посмотрела на Антома и удивилась: на его лице красовалась зловещая ухмылка. «Puha Ukko» (фин. «священный Укко») — и началась молитва. — Мы ещё рассмотрим вашу кандидатуру. Всего доброго, мисс Косместо, — опомнившись, он изменился в лице и протянул мне руку, которую я с неприязнью пожала в знак прощания. Конечно, я понимала, что чего-то доброго мне точно не ожидать. Я решила не испытывать судьбу и пошла другим путём до остановки автобуса в Рекьим, ведь ту улыбку не забыла. Меня преследовало чувство униженности и оскорблённости, но я старалась не поддаваться панике и сильнее сжимала газовый баллончик. Оставалось метров двести, а до полной темноты минут пятнадцать. Стараюсь идти быстрее, но мои ноги начинают подкашиваться и трястись с новой силой. Я боюсь, страх начинает овладевать мной, паника подходит всё ближе, молитва читается ещё громче в моей голове, а после переходит на шёпот. Вспоминаю слова бабушки и понимаю: ей тоже показалось, что он подозрительный. «- Софи, мне кажется… Ладно, будь осторожна, — бабушка оборвалась на полуслове…» Я шла, отдаваясь своим мыслям, и совершенно не заметила, как меня преследовала машина. Паника победила, и я побежала со всей силы. «Как? Я же пошла другим путём и …» Мои мысли оборвал резкий захват моих рук со спины. Я почувствовала мерзкие сильные пальцы мужчины, который с надменным голосом произнёс мне прямо в ухо: — Попалась, девчушка, — рой мурашек пробежался по моей спине, и я перестала осознавать, что происходит. Когда-то давно меня пытались украсть в нейтральной зоне после встречи с папой, но меня спас телохранитель, идущий за мной под видом обычного прохожего. Тогда я знала, что всё в порядке, но сейчас того спасителя нет. Совершенно одна. Я попыталась вырвать одну руку, и у меня это получилось. Быстро взяв из кармана баллончик, я брызнула, и этот гад начал чувствовать адскую боль разъедающихся глаз. — Сука, — он ослабил хватку, и мои ноги побежали со скоростью метеора, — Не уйдёшь! Машина, конечно, быстрее человека, поэтому, увидев, как тот мужчина с ещё несколькими подъезжает ко мне, я стала воспринимать всё проще, можно сказать, сдалась. Раздался звук открывающейся, а после захлопывающейся двери, скорых шагов, приближающихся ко мне, оглушающего хлопка по моему затылку и последние слова в моей голове: «Menetan mieleni, Led Ema siunattu…» (фин. «я потеряла рассудок, Веден Эля******, благословенная»)***