Hidden twin

Утро пахло свежестью. Изнуренную солнцем землю ночью наконец-то охладил дождь, а теперь мокрый асфальт и покрытые росой растения, источавшие свои непередаваемо прекрасные ароматы, смешивались в один, самый роскошный и вкусный. Чонгук, распахнув лениво глаза и чуть потянувшись, осторожно, чтобы не разбудить спящего рядом Тэхена, сразу понял, что шел дождь. Первым, что окутало его с ног до головы, была прохлада утра, пришедшего на смену пасмурной ночи. Чонгук довольно потянулся, порадовавшись, что так и не закрыл форточку вчера, и выбрался из кровати, не потревожив сладкий тэхенов сон. С одним намерением он направился точно на кухню, желая и самому сделать для Кима что-нибудь приятное: возможно, не такое дорогое и шикарное, каким могло бы быть, но все же изготовленное с любовью. Чонгук на скорую руку приготовил яичницу и бутерброды с интересным содержимым в виде рыбы, салата и помидоров, которые тут же поместил на откопанный где-то на дальней полке поднос, даже не истрепавшийся и выглядевший почти как новый; следующей задачей было приготовление кофе, которым Чон и сам любил лакомиться с утра, но тут возникла проблемка. Какой кофе пьет Тэхен? Нужен ли сахар? А молоко? Или без всего? А если все-таки сахар, то сколько ложек? А может у него аллергия на лактозу? Чонгук поджал губы в размышлениях по поводу этой трудной задачи, но потом решил налить в отдельный стакан молоко, положить на плошку рядом с кружкой кофе сахар, чтобы Тэхен смог приготовить себе так, как он любит, а Чон обязательно запомнит и в будущем, конечно, повторит. Расправившись с приготовлением еды, парень забежал в ванную, наскоро умывшись и почистив зубы, а потом, захватив поднос, пошел в комнату, следя за тем, чтобы жидкость в стаканах не расплескалась, а бутерброды и изворотливая яичница не соскользнули с тарелки. Тэхен, кажется, все еще спал, когда Чонгук принес поднос в комнату и тихо поставил на письменный стол. Он забрался снова в кровать, взглянув мельком на часы, и решил, что, несмотря на отчаянное нежелание делать это, парня нужно будить, иначе они не успеют ни в университет, ни на работу. Чонгук подобрался ближе, приподнявшись на локтях и вглядевшись внимательно в закрытые тэхеновы глаза. Словно из белого золота сотканная, челка спадала на лоб и неаккуратными прядками ложилась прямо на веки. Чонгук легким движением руки убрал непослушные волосы и провел ладонью по мягкой коже лица, оглаживая щеки и, не удержавшись, тыкая пальцем прямо в кончик носа. Тэхен зажмурился, но не проснулся, так что Чонгуку ничего не оставалось, кроме как применить более действенные средства и пробраться руками под одеяло, накинутое Кимом на себя сверху, а потом коснуться живота и, дразня, пощекотать, а когда слабые сопротивления просыпающегося парня становятся все более частыми, начать осыпать легкими поцелуями щеки, лоб и нос, попадая иногда по губам и даже касаясь полуприкрытых теперь век.  — Все бы отдал за то, чтобы каждый день так просыпаться, — послышалось наконец от Тэхена; его голос хриплый и грубоватый после сна. Ким стиснул Чонгука в объятиях, улыбаясь солнечно и тоже целуя в лоб, наслаждаясь чонгуковой улыбкой.  — Доброе утро, — Чонгук кивает и тянется за подносом, все еще покоящимся на столе. — А я тебе кушать приготовил.  — Вообще-то, это я вчера говорил, что буду тебя завтраками в постели кормить, — Тэхен рассмеялся. — Спасибо, котенок.  — Ну, а я вчера тоже говорил, что буду делать все то же самое, так что станем чередоваться, если ты не против, — Чонгук приподнялся и сел, накрыв ноги одеялом и поставив на них сверху еду. — А еще у нас не так уж и много времени, так что быстренько кушаем, собираемся и едем.  — Эх, а я так надеялся поваляться подольше, — Тэхен лениво тянется, зевая. — Но ради завтрака я готов вставать даже на час раньше положенного.  — Только… Я не знал, какой ты кофе любишь, так что вот… В кружке без всего, а тут вот молоко и сахар.  — Я обычно вообще кофе в пакетиках покупаю, развожу и пью, там и сахар, и еще куча всякой гадости, но на самом деле я без всего обожаю. Как и чай.  — Я тоже, — с некоторым удивлением в голосе произнес Чон, улыбаясь. — Сахаром да молоком только настоящий вкус портишь.  — Согласен. Но иногда можно и испорченным побаловаться, — Тэхен уже с упоением стал уплетать яичницу. — Ты тоже кушай. Не ел ведь?  — Нет еще, но это все тебе, я еще приготовлю.  — Нет, нет, ешь. Сам ведь мне не так уж и давно говорил, что есть неловко, когда сам жуешь, а другой смотрит. Так что давай, смотри, бутерброды — объедение, — и в подтверждение своим словам Тэхен откусил маленький кусочек от одного из них, а после протянул Чонгуку. — Приятного.  — Приятного, — Чонгук улыбнулся, настолько, что глаза стали мягкими полумесяцами, а потом, равно как и Тэхен, принялся за еду, оценивая собственное кулинарное мастерство и признавая, что да, дешево, но вкусно. После завтрака Тэхен, собравшийся немногим позже Чонгука, вместе с ним спустился вниз и вышел к машине, снова с улыбкой открывая перед парнем дверь, захлопывая ее, а потом и сам устраиваясь на соседнее сиденье. Капот автомобиля поблескивал на только выглянувшем из-за тучки солнце и переливался радугой. Чонгук открыл окно, чтобы лучше было слышно, как поют птицы в парке совсем недалеко от дома, а потом, как только Тэхен позвал его, повернулся на зов и столкнулся с тэхеновым носом и выразительной ухмылкой. Ким усмехнулся и, пока Чонгук ничего не понял, чмокнул того в губы, а после, удовлетворившись выступившим румянцем на чонгуковых щеках, произнес.  — Теперь можно ехать, — и машина помчалась по городским улицам, поднимая брызги во все стороны, летящие от колес, проезжающихся по свежим лужицам. Прохладный ветер ерошил волосы Чонгука, сидевшего у открытого окна и с чувством удовлетворения смотревшего на переродившийся за ночь Сеул. Парень взглянул на Тэхена, увлеченно посматривающего на дорогу, и вздохнул еле слышно, думая, какой несправедливостью является теперешнее положение парней. Вот бы уехать куда-нибудь… Где нет ни Минхека, ни его угроз и страшных обещаний. Чонгук вздрагивает, когда думает об этом. Неужели он заслуживает такое? Перед университетом машина остановилась у края проезжей дороги, как можно ближе ко входу в здание. Тэхен заглушил двигатель и, взяв чонгукову руку в свою, внимательно посмотрел ему в глаза, повторяя все то, о чем они уже говорили дома, только разве что немного другими словами.  — Котенок, ты все помнишь? Никуда не выходи, не ходи один, только там, где есть люди, много людей. На улице не появляйся, я сам приду и тебя заберу, я тебе позвоню, ни кто-то другой, ни мой помощник или друг, только я, запомнил?  — Все будет в порядке, — Чонгук даже чувствует укол вины за то, что заставляет волноваться. Гораздо лучше видеть на любимом лице улыбку, чем смутно различимую, но все же грозную тень тревоги. — Не волнуйся. Чонгук опять целует, доверительно смотря в глаза, а потом открывает дверь и выходит из машины, махая рукой и на пробу улыбаясь. Получается дурно. Улыбка скомканная, совсем не то, что внутри, в душе происходит: там и намека на радость нет, но Чонгук искренне пытается найти повод оставить грусть и ужас позади. У ворот видно фигуру Чимина, и Чон, послав на прощание воздушный поцелуй, ускоряет шаг и идет быстрее, чтобы догнать друга и уж точно не оставаться одному нигде. Тэхен ждет, пока парень исчезнет в здании, ждет, пока пройдет еще минут десять, ждет еще и еще, сам не зная, почему не уезжает. Переводит взгляд на часы и понимает, что стоять тут больше нельзя, и только потом заводит машину заново и уезжает, оглядываясь пару-тройку раз, не в силах унять волнение. Чонгук Чимину ничего не говорит. О Тэхене. Вроде бы можно, друг ведь, но боится. Минхек еще Пака к этой истории приплетет, а этого очень не хочется. Чонгук просто обнимает друга, говоря, как скучал, слышит то же самое в ответ. Чимин интересуется, нужны ли парню еще деньги; быть может, Пак сам у кого-то займет, а потом эти занятые деньги передаст Чонгуку, но последний решительно отказался. Ладно еще Тэхен, и то неловко, но еще и у Чимина раз в пятнадцатый занимать, еще и обременять его другими обязательствами… Нет, спасибо. Он благодарен, но не нужно, правда. Он все нашел. Ни в чем не нуждается. Занятия кончаются на удивление быстро. Чонгук даже не замечает, как пролетают пары одна за другой. А еще не замечает, как стрелка часов медленно приближается к пяти. Только когда Чимин говорит, что пора идти домой, и предлагает пройтись вместе, Чонгук вдруг хлопает себя по лбу.  — Прости, мне… Мне еще кое-что нужно сделать сегодня. Иди без меня. Чимин пожимает плечами, тепло улыбается, кивает и уходит, а Чонгук ждет обещанного от Тэхена звонка. Он сказал, что будет примерно в пять, и Чонгук, помня обо всем, о чем парни говорили, подыскивает себе местечко на диване на первом этаже, прямо около стойки охранника, и ждет. Но проходит пять минут, десять, пятнадцать, а Тэхен не звонит. Чонгука одолевает страх еще в 17:02. Спустя десять минут он только усиливается. Парень начинает нервно сжимать в руках край своего свитера и озираться затравленно по сторонам. Ноги налились свинцом в 17:20. Тэхен не звонит. Почему? Что-то случилось? Минхек ведь знает, где брат учится. Он за ним придет. Из оцепенения выводит долгожданный телефонный звонок, и Чонгук едва ли не вскрикивает, а потом судорожно нажимает на зеленую кнопку, чтобы принять вызов. Радуется, но после застывает, слыша в трубке:  — Гукки, послушай меня внимательно, только не волнуйся, ладно? Кто-то… Кто-то спустил колеса моей машины, я не могу уехать на ней. Я сейчас пытаюсь поймать такси, поэтому опаздываю немножко. Ты не волнуйся и сиди спокойно, уйди куда-нибудь, где много людей, мы с тобой говорили, помнишь? Где ты?  — Я… На первом этаже, на диване, у поста охраны.  — Уйди лучше куда-нибудь наверх. У кого-то еще точно пары идут. Или к преподавателю. Только не паникуй.  — Хорошо…  — Я позвоню тебе, как только сяду в такси, и как только подъеду, и когда зайду внутрь университета, я тоже позвоню, понял?  — Да.  — Все, тогда до связи, котенок. Люблю.  — И я… Тэхен сказал не паниковать, но пусть лучше он объяснит это непослушному телу, которое дрожит крупной дрожью, и мозгу, подбрасывающему самые разные и очень уж непривлекательные картинки в бедное сознание. Чонгук с горем пополам поднимается, осматривается и спешит на второй этаж, ищет кого-то, но знакомых учителей нет, половина классов заперта, однокурсника тоже ни одного. Парень решает, что надо просто подняться дальше, но страх загоняет его туда, где он всегда обычно прятался: в клетку одиночества и оторванности от остального мира. Чонгук забегает в туалет, прячется в кабинку, трясущимися руками закрывает дверь, проверив, что та точно заперта, залезает на унитаз, чтобы не было видно его ног, смотрит внимательно, не отбрасывает ли он тени от светильника. Да, у него определенно паранойя, но не обоснованная ли? Держит в руках рюкзак, чтобы и тот не оставался на полу, и, зажмурив глаза, ждет. Ждет, пока его наконец заберут. Ждет, пока все это кончится. Телефон снова звонит. Чонгук берет его в руки и отвечает, слышит слова Тэхена о том, что он сел в такси и все в порядке, он уже едет и скоро будет. Чонгуку нужно только чуть-чуть потерпеть. Чонгук ведь потерпит? Конечно, потерпит, подождет. Прожорливые пираньи обглодают его косточки чуть-чуть попозже. В коридоре слышатся шаги, и к каждому звуку парень прислушивается, затихая и даже затаивая дыхание. Только бы не брат, только бы не брат. Если он придет, он его прикончит, и плевать на то, что это вообще-то университет: Минхек найдет способ. Если понадобится, он даже устроит операционную из этого туалета, и ему никто не сможет помешать. Тэхен же сидит в салоне такси как на иголках. Выскакивает из машины, чуть не забыв заплатить, и бежит к университету. Волнение окутывает своим полотном, хватается ледяными руками за горло. Кто-то проколол колеса его машины. Это ведь не просто так. Кто-то догадался, что Ким станет Чонгука защищать. Кому-то понадобилось время, чтобы что-то сделать. Страшно подумать, что именно.  — Постойте, молодой человек, вы куда? — охранник неожиданно останавливает, когда Тэхен спешно заходит и собирается бегом бежать на второй этаж. Чонгук сказал, что страшно, что сидит в туалете. Нужно срочно его найти.  — Я… Мне надо пройти.  — Вы с какого курса? Сейчас пара только у четвертого, и она уже давным-давно началась.  — У меня тут… Брат, — Тэхен выпаливает какую-то ересь и молча ругает себя за этот бред. Ничего поубедительнее придумать нельзя было? Сказать, что курсовую занести забыл, например.  — Какой брат?  — Эм., — Тэхен решает, что терять уже нечего, а так быть может и прокатит, так что выпаливает. — Чон Чонгук?..  — А, Чон Минхек, это вы? — Ким леденеет и округленными глазами смотрит, а потом, чуть медля, кивает. — Да, мне сказали, что вы придете. Проходите.  — С-спасибо… И Тэхен, не веря собственным ушам, кидается скорее наверх. Минхек! Должен был прийти! Придет! Вероятно, Тэхен опередил его, но Минхек не станет мешкать. Он точно скоро будет. Ким здесь под чужим именем. Надо срочно убираться. Запыхавшись от беготни, но не останавливаясь, Ким вбегает в туалет, где должен сидеть Чонгук, и зовет его.  — Гукки? Чонгук, это я, все нормально, но нам надо срочно уходить, пожалуйста, пойдем быстрее.  — Тэхен? — слышится взволнованный голос, и кабинка открывается; на пол с шумом сползает Чонгук, спешит к парню и обнимает его, но тот, извиняясь, только лишь быстро целует в макушку и отталкивает.  — Минхек должен прийти сюда с минуты на минуту, если он уже не здесь. Пойдем быстрее, пожалуйста.  — Что? Минхек? — Да. Бежим. И Тэхен хватает за руку, а потом со скоростью света несется на первый этаж, но Чонгук останавливает, говоря, что лучше через черный вход в конце коридора, слева, у кладовки, и Ким кивает, спеша туда. Дверь открывается с жутким скрипом, скорее похожим на надломленный, мучительный стон, и парни, тяжело дыша, выбегают на улицу. Тэхен спешит к большой дороге, ловит такси — на удачу, оно находится очень быстро — и переводит дух только тогда, когда оба парня оказываются в машине, стремительно уносящей их от злополучного института.  — Все, котенок, теперь все в порядке, — Тэхен пытается перевести дыхание, прижимает и так жмущегося к нему Чонгука еще ближе к себе, обнимая его так крепко, как только можно, и гладит по голове. Ким думал, что вот-вот умрет от разрыва сердца. Ужас тисками сковал его сердце, горячее, живое, и грозился уничтожить в одно мгновенье, но этого не произошло, и теперь он наконец-то может прижать к себе своего любимого мальчика, которого теперь даже на шаг, наверное, не отпустит. Пусть Чонгуку придется прогулять несколько дней, но он ни за что теперь и никуда от Тэхена не денется. Ким не позволит. Чонгук, до этого лежавший на тэхеновых коленях и даже задремавший, теперь вышел вслед за парнем из машины и только теперь сообразил, куда они приехали.  — Тэхен… Зачем мы здесь?  — Прости, конечно, котенок, но я тебе не позволю просто поехать к себе сейчас. Я знаю, у тебя там вещи, но… Тебе надо переехать сегодня, сейчас же.  — Что, все настолько плохо?.. Чонгук смотрит грустно и отрешенно. Неужели, опасность куда ближе, чем ему даже могло показаться?  — Я просто очень боюсь за тебя, маленький, — Тэхен целует, а сам потихоньку продвигается к дому, ведет в подъезд, к себе на этаж. — Так ведь будет безопаснее и лучше.  — Но у меня ведь… За квартиру надо платить, я ее у одной очень хорошей женщины снимаю, вот так резко переезжать… Она старенькая, ей деньги нужны, она ведь даже жильцов найти не успеет… Да и потом, работа старая… Если я сегодня не приду, представь, как некрасиво? Ко мне там всегда по-доброму относились…  — Мы это все уладим обязательно, но твоя жизнь сейчас мне важнее всего, важнее твоей квартиры и работы, но мы о них тоже подумаем, — Тэхен успокаивает парня и более-менее успокаивается сам, когда парни все-таки оказываются в кимовой квартире, и дверь за ними надежно закрывается на два замка. — Я позвоню своему очень хорошему другу, и он мне поможет. Я часто выручаю его, и он меня: думаю, теперь он тоже не откажется. Поедет к тебе, заберет вещи, привезет нам, потом сам заплатит за квартиру, в два раза больше, как еще за месяц, чтобы та женщина ничего не теряла. Он и с начальником твоим поговорит. Все в порядке будет. Это все можно легко уладить, а вот если с тобой что-то случится… Я же жить не смогу, котенок.  — Но все точно будет в порядке? — Чонгук заглядывает в тэхеновы глаза и ищет там ту самую, так необходимую ему сейчас уверенность, но натыкается на скалы страха и блеск боязни.  — Я сделаю все возможное, чтобы все было хорошо. Обещаю.  — Мы ведь не можем жить в вечном страхе. Я не могу совсем не ходить в университет, не появляться нигде один. Как ты хочешь, чтобы мы существовали? Тэхену не хочется ни Чонгуку, ни себе в этом признаваться, но он не знает. Совершенно. Да, вляпался… Тэхен виновато смотрит в грустью затуманенные чонгуковы глаза, и молчит.  — Придумаем, да? — горько усмехнулся Чон, выпуская из рук рюкзак и кладя на пол с негромким стуком.  — Извини… Сейчас я не вижу выхода. Но я найду обязательно. Прости.  — Не извиняйся, моей вины тут уж побольше будет… Ладно, давай забудем сейчас, — Чонгук кидает взгляд на кухню. — Может, чай?  — С шоколадом?  — Ага. Под вкусное-то думается приятнее и легче.  — И то верно, — Тэхен кивает, совсем слабо и изломанно улыбаясь, словно пытаясь внушить себе, что чувствует эту теплящуюся в душе надежду и радость. Идет за Чоном на кухню, надеясь потопить горе в сладком шоколаде. Когда еще он настолько страдал и лгал самому себе?