Поверить тебе

В неизвестности, в предчувствии опасности всё воспринималось острее, каждая минута казалась последней. Заганос не был уверен в своих предположениях насчет того, что решит Совет. Скорее всего, Ибрагим-вали лишится должности, и хорошо, если только должности… губернатор ошибся, оказалось, что на него возможно повлиять, надавить на жалость. Притом, его семья рядом с ним, и это самое уязвимое его место. Но он не преступник, он не заслужил трибунала! А что будет с его женой и детьми? Они не должны лишиться дома и средств. Еще сложнее было с Махмудом. Да, он спасал друга, он сделал всё, что мог, чтобы ни кочевники, ни жители Хизара не поверили в обещания балтрейнских генералов. Но оставить свои обязанности, даже никому на время не передав текущие дела…, такое безрассудство могут осудить. Не говоря уже о том, что Махмуд самостоятельно действовал на территории чужого округа. Мальчишка! Талантливый, умный, всё схватывает на лету – но как же ему еще не хватает опыта, сдержанности, уверенности, умения отличить главное от второстепенного и ради главного чем-то пожертвовать. Всё это приходит со временем. Вот только будет ли еще это время и эта возможность? Больше всего Заганос опасался, что после произошедшего и сам лишится должности, получит назначение в гарнизон на окраине и ничем не сможет помочь ни мужу, ни Ибрагиму. «А если меня приговорят к казни и Махмуд останется один? Для него связь избранных так много значит, что это его убьет, и даже не в магии дело. И если наоборот, его приговорят, а меня оправдают, я… я без него жить не смогу». Последняя мысль обжигала, будто огнем. Заганос привык жить сам по себе, рассчитывать только на себя. И думать о супруге, переживать за него, понимать, что лишиться его – всё равно, что не жить… от таких чувств и мыслей ему казалось, будто его поглощает какой-то водоворот, из которого невозможно выбраться. Страшно чувствовать себя таким уязвимым. Махмуд держался спокойно. Ему-то проще, он верит в справедливость, в то, что все и так всё поймут, как будто тоже были в Хизаре, и видели происходившее. И его не переубедить. От неизвестности и предчувствия беды желание становилось еще острее и сильнее. Когда по пути они остановились на ночь на постоялом дворе в небольшой деревне, то любили друг друга до самого рассвета, забывая обо всем. И прошлое, и будущее осталось за дверью, ничего уже больше не значило. Только темнота комнаты, приятная прохлада чистых, свежих простыней и жар разгоряченных тел. Нежные прикосновения… Заганос ничего не помнил, ни о чем не думал, когда Махмуд ласкал и целовал его, отдавая ему всего себя без остатка, как в последний раз. Даже если ничего уже не будет… хорошо, что эта ночь была. * Они прибыли в Альтун поздним вечером, уставшие после тяжелой дороги и бессонных ночей. Дом казался чужим, нежилым, хоть в Хизаре они были не так долго и всё это время слуги поддерживали привычный порядок. Просто… прежняя, почти беззаботная пора уже прошла. Даже если решение Совета окажется благоприятным, война не за горами. Вряд ли имперцы так просто откажутся от своих намерений. Привычным и неизменным оставалось только одно – рано утром Махмуд сопротивлялся, когда Заганос его будил, напоминая, что сегодня они должны быть на заседании Совета. - Что, уже порааа?.. – из кокона-одеяла высунулась растрепанная макушка. – Ну, еще минуточку. - Ты хочешь, чтобы мы опоздали? Представь себе, что о нас тогда скажут. - А я завтракать не буду, лучше еще чуть-чуть полежу, - Махмуд уткнулся носом в подушку. - Чует моя душа, ты и без меня утром жил на одном кофе. Нет, птичка моя, пока мы еще живы, я не дам тебе гробить свое здоровье. Махмуд с неохотой поднялся, начиная собираться. Впрочем, Заганос поддевал мужа только по привычке. Ему самому кусок в горло не лез, а кофе тем более успел опротиветь. «Что самое обидное, как бы нас ни решат наказать, мы это заслужили. Для кочевников давным-давно следовало построить постоялые дворы подальше от самых важных городов… а еще лучше – убедить вождей, что постоянные поселения на пока ничьих землях выгодны и им, и нам. Но самые лучшие решения приходят в голову тогда, когда уже поздно!». От таких мыслей всё вокруг казалось мерзким и ненужным. Яркий солнечный свет – и тот раздражал. Но, почти в самый последний момент, Махмуд тихо сказал: - Подожди. Вот, так лучше будет… И Заганос почувствовал на своих плечах легкую-легкую темно-синюю ткань, спадающую, будто морская волна. Этот плащ Махмуд купил для него, когда вернулся из Сент-Михаэля. И накинуть ткань было просто идеально: сейчас, волнуясь, из объятий Заганос вырвался бы, но мягко обволакивающий плащ заменял прикосновения. Это значило: «Я с тобой, что бы ни случилось». * Они прибыли вовремя. У двери в сопровождении стражников уже стоял Ибрагим-вали. Махмуд приблизился к другу. - Ибрагим! Почему они тебя вели, как преступника? Ты ведь ни в чем не виноват… - Мы оба знаем, что виноват… - с грустью ответил Ибрагим. – И меня встретили здесь так, как я заслужил. Махмуд, пообещай мне… если я… если я не смогу вернуться, ты позаботишься о Мириам и детях. - Не говори так! Даже не думай, что тебя могут казнить! – воскликнул Махмуд. - Просто пообещай. - Ты же знаешь, я не брошу твою семью в беде. Но давай будем надеяться… Ибрагима вызвали первым. Заганос молча стоял и ждал. Впервые за столько лет он чувствовал себя лишним, ненужным во дворце. Его место было там, среди боевых товарищей… но теперь… Время тянулось невыносимо медленно. Будто целая вечность прошла до того времени, когда к ним вышел Ибрагим, бледный, невероятно уставший – но счастливо улыбнулся и едва слышно сказал: - Меня оправдали и оставили на должности! Теперь я могу не волноваться о Мириам…