Без пяти минут весна

Весна пришла в город поздно. Под конец марта погожие дни не спешили радовать жителей. Вот и сегодня небо вновь было затянуто тёмно-серыми тучами, и иногда на безжизненные утренние улицы падал мелкий снег. Мэтту вспомнилась песня Эскимосов «Snow Covered Polaroid». На вокалиста напала беспросветная грусть. Он спрятал замёрзшие руки в карманы. Холодно. Уолст стоял посреди дорожки и смотрел на небо. Странно было осознавать, но Мэтт понял, что влюблён, в такую же погоду. Тогда он так же стоял, подставляя лицо под падающие снежинки. Тошно. Насколько, что даже курить не хочется. Он чувствовал, что доходит края. У каждого есть же точка срыва, и вокалист к ней неуклонно приближался. Настал именно тот период, когда усталость накладывается на печаль, и давит на голову. Ему хотелось кричать. Стоять здесь, посреди улицы, в полпятого утра и орать «За что?». Громко и долго, пока голос не сорвётся, унимая охрипший голос делиться своей бурей внутри. Плохо. Без него или с ним, плохо. Он приходит домой, но дом совершенно не радует. И Уолст идёт на крышу, там небо его всегда радо приветствует. Мужчина садится на край крыши. Одинокие окна в многоэтажках начинают загораться. Он вдыхает морозный воздух. Тишина впервые за долгое время не бьёт по голове, не удушает. Он просто забыл, как быть счастливым. Мэтт столько надежд возлагал на эту весну. Как и на предыдущие семь. Семь лет влюблённости в того, кому плевать. В этот раз мир окончательно потерял краски для него. Каждую весну Мэтту становилось невыносимо грустно, но сейчас он окончательно запутался и загнал себя в депрессивный угол. И непонятно, куда ему пойти, чтобы уйти от себя. И жить не хочется, и умереть не готов. Нил аккуратно ступал по крыше, приближаясь к Уолсту. Он присел возле него, на краю. — Мэтт, что происходит? Ты не отвечаешь на звонки несколько дней, а приходя к тебе, я нахожу тебя, сидящего на краю крыши. Нил смотрел на него и… боялся. Но не его самого, а поступков, которые тот мог совершить. Боялся, но не знал, как поддержать. Не мог сказать, как им дорожит. — Я пытаюсь, правда, пытаюсь уверить тебя в том, что всё в порядке, — его голос звучит отстранённо. — Но я же всё вижу, Мэтти, — он впервые за долгое время назвал его так, и у вокалиста от этого «Мэтти» что-то сжалось внутри. — Ты можешь мне всё рассказать. — Нечего рассказывать. — Вижу, что врёшь, — Нил бегло просмотрел на собеседника и вновь вернулся к рассматриванию домов вдали. — Да, потому что я не умею, Нил, как ты, напялить очередную маску и радоваться жизни, забывая, что чувствуешь. Я схожу с ума от того, что не понимаю, где я чувствую, а где просто мираж. Не умею и не хочу. Либо чувствую, либо нет. — Так расскажи, что ты чувствуешь! — Нил срывается. — Почему ты отдаляешься от меня? Уолст поднимается и отходит от него. Окончательно запутавшись в себе. Он пытается жить, как хочется ему, избегать лжи и быть честным до последнего. Но есть Нил. Ему он врёт безбожно. Мэтт пытается сделать всё, чтобы Сандерсон не замечал его влюблённых взглядов на себе. Нил приблизился к нему, чтобы обнять. Ему с трудом далось это решение и он не был уверен, что поступает правильно. Мэтт дрожал, находясь в его объятиях. Теперь он не знает, как дальше поступать. Зачем ты пришёл, Нил Сандерсон? Но единственное, в чём Мэтт был уверен — он ни с кем не радовался так, как с ним. Ни с одной девушкой Уолсту не было так хорошо, как с этим мужчиной. С Сандерсоном и грустить приятно. — Кто я тебе? — хрипло спросил Мэтт. — Просто друг? Нил на секунду задумался. А и, вправду, кто он ему? Почему он стал таким важным за последнее время? Сможешь ли ты ответить, что всё же между вами происходит, а, Нил? Сандерсон отпустил младшего Уолста и делает шаг назад, будто бежать собрался. Мэтт смотрит на растерянного драммера. Он хочет знать ответ, но не может быть уверенным, что переживёт ту боль, узнав истинное отношение к себе. И Мэтт ждёт. — Нет, Мэтти, — Нил начинает тихо и осторожно, будто сам пугается того, что сейчас скажет, — ты никогда не был для меня просто другом. Вокалист дрожит. Неужели, есть надежды, что его хоть и глупые, но чистые мечты всё же реальны? Внутри разливается тепло. Есть надежда. Ноги млеют от волнения у обоих. А дальше что? Нил вздыхает и продолжает. — Мы столько уже прошли, — еле заметная улыбка появляется на его лице. — Ты мне больше, чем просто друг. Неужели? Мэтт улыбается, ожидая от Сандерсона самых важных слов. Признания. Он предвкушает это, и уже практически чувствует его губи на своих. — Ты уже мой брат, — продолжает Нил, убивая словами младшего Уолста. Тот пошатнулся. Быть такого не может. Прямое попадание, Сандерсон, в голову тому, кто так отчаянно искал тепла. И ждал его именно от него, Нила. Убил. Лучше бы и не приходил или вовсе столкнул с края крыши, когда пришёл. Мэттью, развернувшись, уходит подальше от друга. Быстрее бы выйти с крыши. Душевно он давно стоял у края, но держался ради того, кто сейчас толкнул в самую яму. Дыши, Уолст, дыши. Ему не хочется видеть сейчас никого, особенно Нила. Просто засесть дома и наебениться виски, выкуривая одну сигарету за другой до боли в лёгких. Да, никотин и алкоголь вредны. Но ещё хуже болеть человеком. Знать его запах и представлять только его, обнимая каждый раз кого-то другого. Точно знать, что он обожает Tool и тащится от Slipknot. Каждый раз петь ему песни, чтобы он не просто слушал, а потом говорил, где лажаешь, а чтобы, наконец, понял, что каждая строчка только для него и о нём. «Прочти же меня, пойми, что я хочу сказать», — хотелось иногда заорать просто перед ним. — Я не настолько силён, чтобы не приближаться к тебе. Не знаю, — Мэтт сжимает голову руками, журясь до боли в глазах. — Мне хочется уйти, и остаться. Он в полном замешательстве. Уйти, убежать, забухать и больше никогда не появляться на глаза Нилу. Но у него нет сил, расстаться с ним навсегда. И он знает, что Сандерсон всегда поможет, поддержит и даст ему всё, что угодно, вот только не любовь. Мэтту захотелось закрыться в пустом доме и лежать в тишине, пока мысли не испарятся. Нил тащит его на землю. Уолст легко поддаётся. Сложно отбиваться, когда родной человек обнимает тебя. Сандерсон прижимает Мэтта к себе, как можно крепче. Его правая рука лежит у вокалиста на ключице, и он чувствует, как выпирает кость. А он и не заметил, что Уолст так похудел. Мэтт обречённо вздыхает и прижимается затылком к шее драммера. Тот мягко улыбается. Мелкие снежинки снова падают, укрывая лица мужчин. — Мэтти, я тебе помогу выбраться со всего этого дерьма. Тот медленно выдыхает. У него есть два варианта — согласиться, и Нил будет рядом, или послать всё к чёрту, закрываясь в собственной бетонной коробке. Сандерсон прижимается к вокалисту ещё ближе. Кажется, Уолст не имеет выбора, и Нил не собирается его покидать. Они же всё-таки лучшие друзья. Или давно уже не друзья?