Грань

      Лес. Туман стелется по дну оврага, скрадывая чёткость очертаний, от глухого рычания мороз пробирает до костей, а леденящий душу вой лишает способности ясно мыслить. Мозг впервые в жизни отказывается подчиняться мне и законам логики, ясно указывающим на то, что гигантских хаундов со светящимися красными глазами не существует. Убедившись, что рациональное мышление как базовая функция моего организма более мне не доступно, я постарался, по меньшей мере, сохранить самообладание и избавиться от навязчивой мысли: «И зачем мы вообще пришли сюда?»       «Нет. Успокойся. Хотя бы один из нас не должен поддаться панике, » — сказал я себе, надеясь, что внутренний диалог с самим собой поможет отогнать парализующий страх: «Держи себя в руках. Да, ситуация… необычная, но не более того. Нет ни одного дела, которое осталось нераскрытым тобой. Нужно всего лишь собраться, отмести в сторону эмоции и подумать. Верно. Это всегда срабатывало, сработает и теперь.»       Успокоив себя таким образом, я попробовал оценить обстановку по новой. Результаты оказались весьма неутешительными — Генри впал в истерику, от остальных толку немного, и извиняться за свои мысли я потом не буду, ведь я прав.       — Это просто пёс, Генри, не что иное как обычная собака! — попытался я успокоить парня, но безуспешно. Воззвания Лестрейда к богу не помешали псу с грозным рычанием двинуться на нас, короткими прыжками спускаясь на дно оврага. Поднимающийся туман только усилил невольный ужас при виде ободранной морды громадной собаки с прижатыми к голове ушами и бликующих красных глаз. Я хорошо понимал, я знал — то, что видим мы все, не более чем игра воображения, фантазия, созданная воспалённым мозгом, — и поэтому постарался абстрагироваться от леденящего зрелища, хотя бы на мгновение перестать ориентироваться на зрение. И на секунду мне удалось перестать замечать рычащего пса, оскалившего внушительные зубы. Напряжённый слух почти сразу уловил нечто, звук, совершенно несвойственный лесной глуши. Этот звук настолько не вписывался в ситуацию, что гигантский хаунд мгновенно перестал занимать мои мысли и я обернулся, отыскивая взглядом источник тихого, но крайне раздражающего звука. Всё моё внимание оказалось прикованным к смутному силуэту человека в противогазе. Именно его дыхание заставило меня забыть о собаке и вспомнить о Мориарти, чьё лицо почудилось мне за маской. Я осознавал, что ему нечего делать в этом овраге и мозг снова подсовывает мне необоснованные видения. Желая убедиться в том, что злодей-консультант не решил лично наведаться в Баскервиль, я сорвал противогаз с новоприбывшего и увидел Франклина. В этот же момент, когда кусочки мозаики наконец встали на свои места, меня осенило.       — Туман, — выпалил я.       — Что? — переспросил Ватсон, с трудом отрывая взгляд от беснующегося пса.       — Он в тумане, наркотик в тумане! — нетерпеливо повторил я. Неужели нужно объяснять? Всё ведь яснее ясного!       — Распылённый аэрозоль, записи, помнишь? Проект «Хаунд»? Это туман! Химическое минное поле! — я сбивчиво объяснял, пока пёс приближался, встряхивая уродливой головой и рыча.       — Ну, бога ради! Убейте её! — не выдержал Франклин, когда собака прыгнула вперёд. Лестрейд трижды выстрелил, однако промахнулся; Ватсон моментально среагировал и, почти не целясь, убил собаку. Пёс с жалобным визгом отпрянул назад и рухнул замертво.       Несколько секунд в овраге царила тишина, нарушаемая лишь ветром. Чуть переведя дух, я быстро приблизился к Генри, пребывавшему в потрясении.       — Посмотрите на неё. Вперёд, вы должны посмотреть! — мне пришлось тащить упирающегося парня, всё ещё не отошедшего от шока и истерики.       Один лишь взгляд на мёртвого пса, оказавшегося не таким уж и большим, каким его рисовало наше воображение, заставил Генри забыть о только что пережитом ужасе. Не уверен, что за мысль посетила его отравленный наркотиком мозг, но реакция была бурной — с криком «Ублюдок!» он бросился на Франклина с явно кровожадными намерениями. Вдвоём Лестрейду и Ватсону удалось оттащить Генри от старика.       — Мёртвых могут услышать, — заговорил я. — Ему надо было не просто вас убить, а дискредитировать каждое ваше слово об отце. И средство для этого под ногами. Химическое минное поле убивало ваш разум всё больше и больше при каждом вашем возвращении сюда. Орудие убийства, оно же место преступления! Какое дело, Генри, — восхитился я. — Шедевр! Спасибо большое.       — Шерлок, — взгляд у Джона был такой, словно я сказал что-то не то.       — Что? — я, честно, искренне недоумевал. Действительно что-то не так?       — Нашёл время, — столько укоризны в голосе мне тоже давно не приходилось слышать.       — Неудачное? — на всякий случай уточнил я.       — Ничего-ничего, это неважно, — Генри не дал Джону ответить, хотя по лицу того было видно, что ему есть, что сказать, причём немало. — Всё хорошо, потому что это доказывает, что мой отец был прав. Он что-то узнал, верно? И вы убили его, потому что он был прав! Он знал, что вы продолжаете свой ужасный эксперимент!       Генри говорил бы и дальше, но в это самое мгновение злобное рычание возобновилось, и, пока Джон стрелял в неожиданно ожившую собаку, Франклин сорвался с места, намереваясь скрыться в темноте.       — Франклин! — закричал ему вслед я и бросился в погоню.       Бежать по тёмному лесу — просто предел мечтаний, особенно когда гонишься за кем-то. Для человека его лет Франклин двигался на удивление резво, перепрыгивая через поваленные деревья с такой грацией, которую я не смог осилить, запутавшись в плаще. Тем не менее, из всей нашей четвёрки я среагировал быстрее всех. Где-то за спиной ещё слышались голоса Лестрейда и Джона, однако они безнадёжно отстали, замешкавшись с окончательным устранением собаки, державшей в страхе всю округу.       «Он не должен уйти», — лихорадочно билась в мозгу мысль: «Ни за что не должен уйти.»       Я не мог позволить себе упустить старика. Ему многое было известно, он мог бы дать ответы на все вопросы, возникшие в связи с этим делом. Я не успокоюсь, пока не узнаю всю правду, и буду гнаться за ним, как бы трудно ни пришлось. Я обязан его настичь.       Длительный бег изматывал, и в какой-то момент я даже решил, что Франклин всё же уйдёт, но он неожиданно запнулся и упал. Те секунды, в течение которых он поднимался, позволили мне сократить отрыв. Я снова почувствовал близость триумфа и припустил ещё скорее, хотя между рёбрами уже кололо и дыхание стало рваным и поверхностным.       «Он не уйдёт! не уйдёт!» — с торжеством подумал я, когда моя рука вцепилась в воротник старика. Франклин отчаянно сопротивлялся, но я не собирался его отпускать. Голоса Джона и Лестрейда стремительно приближались, они безошибочно бежали в нашем направлении и должны были появиться вот-вот.       Морально я уже готов был праздновать очередное раскрытое дело, к тому же, человек, во многом ответственный за всё виденное мной здесь, был у меня в руках, однако так просто сдаваться он упрямо не желал. Неожиданно для меня Франклин вдруг перестал вырываться и, прежде чем я успел среагировать, извлёк из внутреннего кармана куртки небольшой газовый баллончик. Моё замешательство продлилось всего долю секунды; мне почти не потребовалось времени на то, чтобы понять, что баллон наполнен концентратом наркотика, который чуть не свёл с ума Генри и заставил нас с Джоном потратить уйму нервных клеток при расследовании этого дела. Я даже успел пожалеть о том, что человеческое тело не успевает за мыслью и сигнал от мозга к нервным окончаниям идёт слишком долго, чтобы предотвратить всего одно маленькое движение противника — всего одно маленькое нажатие.       Должно быть, я настолько отстранился от реальности, что видел всё, словно в замедленной съёмке: как лицо Франклина искажается торжествующей гримасой, как сжатый аэрозоль вырывается из-под давления, нагнетённого в баллоне, как частицы газа неумолимо приближаются ко мне. Я видел всё: не только старика, баллон и газ, но и лес, полосу рассвета над горизонтом и кричащего что-то Джона, размахивающего руками и потерявшего где-то фонарь.       Я видел всё. Но неспособен был и пошевелиться, ибо так малы человеческие возможности.       Едкий концентрированный газ заполнил лёгкие, и в то самое мгновение я понял, что, кажется, проиграл этот раунд.       «Меня обошли», — мелькнула первая мысль и исчезла так же быстро, как и появилась.       «Что он сделал со мной?» — паническая нотка вызвала мимолётное раздражение. Что за слабости?!       «Что же теперь меня ждёт?..» — а вот это уже подлинное беспокойство.       Последнее тревожное чувство едва успело заставить сердце забиться чаще, как тело подвело меня: руки разжались, колени подкосились. Франклин бросился бежать, но зрение помутилось. В голове набатом стучала лишь одна мысль.       «Что же теперь меня ждёт?..»