Переплетено

— Мне нравится твой носяра. Мирон сначала думает, что он ослышался. Поэтому он относительно спокойно переспрашивает: — Что, простите? Парень напротив выглядит лет на двадцать, если не меньше, и у него поразительно приятная улыбка для человека, который стебёт чей-то нос. — Ну если бы уши были, как хобот, — наверняка услышал бы, — парень чуть придвигается, и тут же начинает создавать очень давящее впечатление. — Тоже тут пляшешь? Мирон смотрит в блестящие глаза напротив, машинально раздумывая: приказать вывести сейчас или сначала дать по ушам, и многозначительно опускает взгляд на свои джинсы. — А похож? — Мирону даже интересно, что этот чудик скажет, пока он безобидно несёт чушь. — Так представляешь себе стриптиз? Парень — да почти мальчишка, особенно когда наклоняется еще ближе, — улыбается шире, так радостно, будто Мирон его осчастливил. — Ну, знаешь, такие штанцы на липучках, которые легко сорвать. И осторожно проходится по бедру ладонью, как бы ища эти самые липучки. А Мирона обдает жаром от этого до идиотизма простого жеста. Он облизывает пересохшие губы и пялится на чужую руку, лежащую у кармана. И что-то даже не думает позвать охрану и вывести горе-пикапера наружу.

***

«Ах ты тупорылая жертва недоёба!» — говорит себе Мирон мысленно, когда у служебного выхода его ловят и прижимают к стене вполне определенные руки определенного нового знакомого. Причем его мысленный вопль относится не к Славе, — так зовут парня, — а именно к Мирону и его не вовремя проснувшемуся либидо. Мало того, что полвечера ходит и думает о широких крепких ладонях на всех своих частях (особенно на заднице, чёрт бы побрал её наличие, блядь), так ещё и позволяет себя тискать, как миленький, разве что не постанывает от удовольствия. И где-то примерно в тот момент, когда Мирон почти соглашается на непристойные предложения одно другого красочнее, на улицу выходит Дима и портит всю малину. — Миро, тебе помощь нужна? А Мирон почти воет от разочарования, когда ладони с его талии исчезают и Слава неторопливо закуривает, рассматривая внезапно возникшее препятствие. — Думаешь, твой начальник — барышня кисейная и за себя не постоит? — тянет Слава развязно, растягивая губы в улыбке. — Я уверен, что нет — во всяком случае на ощупь. Дима, без лишних разговоров, — он вообще парень молчаливый, просто сразу в драку лезет, — собирается начистить ебало заметно напрягшемуся Славе, но Мирон в очередной раз останавливает его, просто упёршись в грудь ладонью. Дима тут же теряет всякий интерес к парню и смотрит на лежащую чуть ниже ключиц руку с едва заметным удивлением. Как и каждый раз до этого. Мирону даже льстит, что он может управлять человеком так легко. — Дим, мы разберёмся, окей? — Мирон заглядывает в опущенное лицо и ловит взгляд Хинтера. — Я не дам себя в обиду. Слава насмешливо следит за разворачивающейся сценой, как будто ему только что не угрожала расправа от явно более подготовленного мужика. Он стряхивает пепел на землю, затягивается в последний раз и давит окурок о стену. — А теперь не мешай нам продолжать, злой цепной пёсик, — фыркает он, не отводя тяжелого взгляда от Мирона. — Хозяин сказал «место». Глаза Димы почти буквально наливаются кровью. Он даже дышать начинает тяжело и с присвистом, явно видно, как сдерживается, чтобы не переебать наглому малолетнему пиздюку. Мирон устало вздыхает и применяет прием из запрещённых: он кладёт Диме ладонь на колючую от щетины щёку и осторожно разворачивает к себе, привлекая внимание. Хинтер остывает пугающе быстро, смотрит в глаза внимательно и чуть ластится к руке, явно сам того не замечая. — Мы разберёмся. Я обязательно подойду к тебе позже. Дима согласно кивает и, будто случайно мазнув губами по ладони, скрывается в клубе. Только тогда Мирон расслабляется и выдыхает, нервно вытаскивая из пачки сигарету. — А ты умело им вертишь, я бы никогда не подумал, что ты такая сучка, — Слава говорит насмешливо, снова нависнув над Мироном. — Миро. Мирон щурится и чуть отталкивает Славу от себя ладонью, но тот крепко хватает его за запястье и тянет к себе. Становится неуютно, почти больно. Мирон тихо шипит и морщится, на что Слава тут же его отпускает, и лицо у него становится на редкость виноватым. — Извини, не рассчитал, — он говорит искренне, может, и правда случайно получилось. — Я поцелую, где болит. И мягко касается губами запястья, задерживается на несколько секунд — пульс Мирона учащается, что явно чувствуется; отстраняется ненадолго и принимается целовать от запястья выше, к локтю, к самой кромке закатанного рукава рубашки. Мирон таращится на происходящее, не в силах сказать хоть что-то. Ну, вообще-то, ему нечасто руки нацеловывают вместо тупых подкатов и откровенных предложений. Слава же, закончив водить губами на сгибе локтя, смотрит вверх невинно и интересуется: — Ну что, подрочим друг другу или просто потрёмся? — и добавляет, всё так же не разгибаясь: — Я и отсосать могу. И вот момент разрушен, романтика кончилась, остался суровый недружелюбный мир, полный пидорасов, у которых одна ебля на уме. Слава, уловив изменения в атмосфере, тут же распрямляется, подтягивает Мирона к себе за талию и тыкается носом ему куда-то за ухо щекотно. — Ну можем и не сегодня, раз уж Оксанка девочка приличная. Чужое дыхание заставляет поёжиться от не к месту пробежавшей по хребту дрожи. Мирон переступает с ноги на ногу и чуть отклоняет голову, но этот ход стратегически неверен, потому что Слава съезжает губами ниже, на шею, чем тут же и пользуется, принявшись покусывать и влажно касаться языком чувствительной кожи. Можно сказать, это был критически неверный ход, потому что у Мирона встает, да ещё как. И идея с «хотя бы потереться друг об друга, как школьничкам» перестает быть такой уж непривлекательной. А Слава, конечно, всё видит, сука, наверное, зрение как у какого-нибудь ночного зверька, и лыбится довольно, разве что не мурлычет. Мирон обречённо вздыхает и откидывает голову, больно приложившись о кирпичную кладку затылком. Вопреки всему, боль особо не отрезвляет, только бесит немного. А трахаться как хотелось — так и хочется. Наверное, это результат отсутствия нормальных отношений или хотя бы плановой дрочки, но почему-то эти доводы не кажутся убедительными или хотя бы немного оправдывающими происходящую ебанину. Но, в принципе, уже как-то и похуй. Поэтому Мирон вцепляется пальцами Славе в бедро, подтягивает к себе ближе и легко трётся членом о его ногу. Потому что неловкий петтинг — это почти не преступление. Славе, похоже, маловато будет подростковых потирушек. Он хмыкает под нос негромко и одним жёстким уверенным движением разворачивает Мирона к стене, вжимает в неё лицом, свободной рукой расстегивая джинсы. От грубости возбуждение не то что не пропадает, а становится резче и сильнее; хочется уже даже не простой дрочки, а по полной программе, чтобы ноги дрожали от того, как качественно и с наслаждением трахают. Слава явно подслушивает чужие мысли, потому что прижимается всем телом, кусает за шею ощутимо, но говорит вовсе не то, что нужно. — Я гондоны не захватил, — разочарованно тянет он. — Кто же знал, что меня ждёт такая встреча? Мирон стонет, вкладывая в свой голос всё возмущение и недовольство, и пытается вывернуться, но попробуй выкрутись, когда кто-то сильнее тебя — против. Слава налегает на него всем телом, прикусывает горящее ухо за мочку и запускает руку Мирону под бельё. — Не дёргайся, ты же хочешь. Мирон согласно мычит, толкаясь в плотно сжатый кулак — да это же даже не дрочка, он просто трахает чужую руку, но и так сойдет. Во всяком случае, не своя, и это уже можно считать победой. Слава ещё и бёдрами подаётся, вжимается в зад своим стояком, будто обещая продолжение, чем добавляет необходимую для разрядки малость. Как же иногда бывает охуенно, когда есть кто-то с такими сильными руками. Мирон коротко охает и кончает. И только когда посторгазменная нега спадает, понимает, что ему ещё остаток смены в этом белье ходить. Настроение портится мгновенно. — Ну ёбаный в рот, сука. Он раздраженно застегивается, стараясь не думать о липнущей к коже сперме, и яростно разворачивается, чтобы напихать вербальных хуёв за щёку не вовремя появившемуся любителю еврейских носов, но запинается о почти щенячий грустный взгляд. Слава не просит ни о чём, не пытается уговорить отсосать или подрочить, просто смотрит так внимательно и пронзительно, как смотрят давно влюблённые люди. И молчит. И выглядит почему-то уже не на двадцать лет, а почти на тридцать, почти ровесником самого Мирона. Мирон трёт внезапно заколовшую слева грудь и хмурится. Ощущение, что он что-то забыл, неожиданно появившееся секунду назад усиливается, когда Слава тянется и мягко гладит его по щеке тыльной стороной ладони. — Такой ты красивый, Окси. Мирон непонимающе хмурится на обращение и машинально отодвигается, уходя от прикосновения. Слава ещё несколько секунд смотрит с надеждой, но тут морок рассеивается, и он снова становится нагловатым пацаном с дурацкими подкатами. — Телефончик подкинешь, Оксан? Мирон машинально диктует номер, даже не врёт в цифрах, хотя раньше бы постарался избежать такого поклонника. И никак не может избавиться от образа в голове — страшно уставший, с кругами под глазами и грустной кривой улыбкой, Слава, который кажется ему до боли знакомым.