***
В продолжение этого сумасшедшего дня, Итама всё ещё парилась, таскаясь по солнцепеку, исполняя свои непосредственные обязанности. В госпитале у неё был выходной и весь сегодняшний день ей пришлось посвятить организации. Следовательно... — Йо! — развязно взмахнули ей кистью, заметив с далекого расстояния. ...ещё больше Изуны в её жизни. Итама устало, с примесью слезливого трагизма, посмотрела на неотвратимо приближающуюся беду, и непроизвольно ускорилась, но тот догнал их, даже не запыхавшись. — Ты же химе, разве тебе не положена охрана? — не вняв мысленным молитвам девушки, с ходу наехал Учиха, лениво заозиравшись, словно хозяин, что изволил выбраться на увеселительную прогулку, походя осматривая свои владения. Изуна делал вид, что в упор не видит Сато-куна. Судя по выражению лица последнего, юноша очень хотел высказать пару ласковых этому ядовитому змею, но пока держался — от натуги у бедняги даже покраснела шея и вздулись вены на ней же. Сато-куну ещё повезло: Изуна не видел вселенского горя, проступившего резкими линиями, когда Итама сообщила, нашедшему её уже в одиночестве охраннику, что вероломно съела его обед, иначе вовек бы от этой ехидны не избавился. На самом деле Изуна в чем-то был прав: Сато-кун не самый подходящий кандидат на роль телохранителя — слишком вспыльчивый, импульсивный, и легко ведется на подначки Изуны, забывая о своих обязанностях — обеденный инцидент тому пример. Тем не менее, ничего не поделаешь: стройные ряды шиноби их клана заметно поредели. Одна половина полегла на поле брани; вторая, выпросив высокоранговых миссий, поскакала пополнять несколько прохудевшую казну клана. Третья, объединившись с Учиха, патрулировала территорию и инспектировала прибывающих. — Сато-кун с этим отлично справляется, — не стала высказывать вслух свои нелестные мысли Сенджу-химе: в клане не принято поливать друг друга грязью. Хотя бы при посторонних. — Что это? — окинув её оценивающим взглядом, быстро переключился на другую тему Изуна, не добившись ни от одного из Сенджу ожидаемой бурной реакции. — Мне кажется, или твоё кимоно напоминает фурисодэ. Это такой тонкий намек на... — Уже планируешь нашу свадьбу? Ага. Это он. — А, я понял. Тебе не хватает адреналина, раз ты так и напрашиваешься на ограбление. Итама наконец остановилась и пристально посмотрела на него: взгляд такой — ей-ей, присосется к ней, как та пиявка, и вылакает кровь досуха. Они встали на углу переулка, но их обходили стороной, даже не пытаясь тормознуть и насладиться разыгранной пьесой. Возможно, в этом был виноват Изуна, отбивающий всё желание одним лишь мимолетным взглядом. — Вот уж не знала, что ты такого невысокого мнения о своих соклановцах, — фальшиво улыбнулась девушка, успешно съезжая с темы и переворачивая его слова с ног на голову. У неё не было никакого желания просвещать его о кучи неприятных сюрпризах, что хранило кимоно, о котором он так пренебрежительно отозвался. — Я не это имел ввиду! — мгновенно вскинулся Изуна, уловивший намек. — Ну конечно, — насмешливо фыркнула Итама, сощурившись, наблюдая как на бледной коже расцветают некрасивые красные пятна сдерживаемого гнева. — А кто еще? Уж не думаешь ли ты, что Сенджу нападут на собственную химе, чтобы отжать кошель? — девушка иронично вздернула бровь. — О, знаешь, я не удивлюсь, если кто-то из этих ублюдков-Сенджу спит и видит, как бы прирезать тебя, Таншо, — ехидно отозвался Изуна, справившись с задетыми чувствами. — Следи за языком, Учиха! — вякнул Сато, но они дружно не обратили на него внимания. Проигнорированный парень расстроено поник. Итама притворилась, что пропустила мимо ушей его ехидство, однако от неё не ускользнуло, что пусть, кажется, и невольно, но он почему-то отделил её от «ублюдков-Сенджу». Взяв это на заметку, она пообещала себе подумать об этом позже, и сказала: — А, может быть, разбойники? Тут я уже не знаю: оскорбиться или растаять от твоей заботы, чурбан неотесанный, — и прежде, чем скривившийся Изуна, «уличенный в лучших чувствах», опроверг это вопиющее заключение, их интеллектуальную беседу прервало деликатное покашливание. — Сенджу-химе, — церемониально поприветствовал её Хикаку, поклонившись, затем с едва уловимой заминкой добавил, словно боролся с желание выплюнуть называемое имя с отвращением: — Изуна-сама, — на его переносице залегла морщинка, а вся, оказывается, теплая интонация испарилась из его голоса, как не бывало, осталось только одна ледяная сосредоточенность. Несмотря на свою личную силу, Хикаку стоял на ступень ниже в иерархии клана, чем Изуна, и вынужден был обращаться к нему соответственно: видимо, его это не устраивало. — Ты, как обычно, вовремя, — фраза была пропитана самым едким сарказмом, который только смог изобразить Изуна. Изрядная доля разочарования просто потерялась на этом фоне: как же, не дали помотать нервы очередной жертве. Если между Тобирамой и Изуной воздух искрил от напряжения — то между Изуной и Хикаку, хоть они и вежливо улыбались друг другу, озноб бил от морозной стужи, что насквозь пропитала их глаза. Итама повернула голову к младшему брату Мадары, натянуто улыбнулась, взглядом веля потеряться. Где-нибудь в лесу и желательно навсегда. Они же в Конохе. Он тут большой. Невооружённым глазом было видно, что присутствие другого раздражает обе стороны и, если выбирать — Хикаку она была рада видеть гораздо больше, чем Изуну. Но Учиха, обычно хорошо читающий настроение, так не считал: — Мируку, — хрюкнул Изуна. — Что? — оскорбилась Итама. Внутри бурлило возмущение: как этот упырь её назвал? Он действительно осмелился сравнить её с Мируку?* Так. Сенджу сделала глубокий вздох, успокаивая дергающееся веко. Нецелесообразно, конечно, в этом признаваться, но как же... — Утомляешь. — Что? — не поверил своим ушам Изуна. Такого ему — Учиха! — ещё не говорили. — Что тут непонятного? — не упустил шанса выслужится Сато. — Принцесса сказала, что ты её утомляешь. — Посмотрите-ка, — тут же огрызнулись в ответ, — чья псинка подала голос. Гав-гав! — «Гав-гав»? Серьезно? Что за детский сад? — Кажется, это у вас семейное, — неожиданно усмехнулся позабытый Хикаку. — А? — Итама оторвала бессмысленный взгляд от мельтешения низко забранного хвоста глянцево-черных волос, то и дело скрывающего герб Учиха на тёмно-синем полотне футболки, и перевела его на собеседника. Трепет, что ощущает маленький ребенок перед старым, умудренным жизнью шиноби, развеялся и девушка могла спокойно смотреть Хикаку в глаза без острого желания сделать себе харакири от смущения. Возможно, в этом был виноват Изуна, который своими привычными фразочками всполошил её, но былая невозмутимость и некоторая апатичность вернулись к своей законной владелице. — О чем ты говоришь? — Выводить Учиха на эмоции, — загадочное сверкание глазами не прибавило словам ясности. Не заметив осознания, Хикаку дал более развернутый ответ: — Я стоял рядом с вами по меньшей мере несколько минут, но вы даже не обратили на меня внимания. Изуна-сама был полностью сосредоточен на Вас, как Мадара-сама на Вашем брате, — последнее предложение прозвучало очень многозначительно, но Итаму не впечатлило. — Ты уверен? — скептически выгнула бровь девушка и кивнула в сторону кривляющихся друг напротив друга обезьянок. — Ты только глянь на них. Полная идиллия. Хикаку посмотрел на Итаму долгим, нечитаемым взглядом, так, что ей даже стало неловко, однако не стал ввязываться в спор и уподобляться той парочке. На персиковых губах сложилась одобряющая улыбка. Девушке нравилось с каким достоинством он держал себя перед ней. Не лебезил, как перед человеком, по праву рождения стоящим выше него, но и не опускался до откровенной грубости, как можно было ожидать от Учиха. Итама кинула мимолетный взгляд на Изуну, с ехидно-надменным видом что-то втолковывающего закипающему Сенджу, и быстро отвела, не желая долго на нем задерживаться. За примером даже не надо было далеко ходить. — Ну, думаю, это надолго. Не мог ты мне помочь, Хикаку-сан? Не сочти за лесть: ты выглядишь достаточно, — Итама оценивающе осмотрела его фигуру, задержавшись на мече, — внушительно, — веско закончила она, сдув белую прядку с глаз. Бессознательно засмотревшийся Хикаку проследил за её плавным полетом, а когда понял, что его интерес не остался тайной — быстро опустил ресницы, пряча расширенные зрачки, и словно невзначай прикрыл широкой ладонью дрогнувшие губы, маскируя свое замешательство. — Конечно, — приглушенно обронил он. — В чем Вам нужна помощь?***
Солнечный диск лениво опускался за горизонт, робко касаясь лучами серой пелены облаков, ярко подсвечивая ту оранжевыми оттенками. Небесный свод, видневшийся в просветах, отдаленно напоминал палитру искусного живописца: голубой плавно смешивался с нежно-розовым, а тот в свою очередь перетекал в теплый янтарь и багрянец. Молодые люди не спеша прогуливались вдоль редких торговых лавочек, наполовину погрузившихся в тень. В руке у Итамы весело качалась коробочка со сладостями — по дороге назад она уговорила Хикаку зайти в недавно открывшуюся кондитерскую. — Мы неплохо справились, как думаешь? — Основную работу сделали вы, — четко очерченные губы изобразили слабую улыбку, полную ничем не прикрытым умиротворением. А довольная, как слон, Итама не могла не заметить смену тона: во время обеда удалось выцыганить у Хикаку обещание, что он будет обращаться к ней менее формально, хотя бы, когда они будут наедине. — Из нас получилась отличная команда! — задорно подмигнула Сенджу, не принимая уничижения Учиха в свою же сторону. Где-то поблизости звонкоголосая птичка выдала задорную трель, дополняя уютную атмосферу. Между ними царило неожиданное, в их ситуации, молчаливое понимание. Оба умаялись, но также оба были довольны проделанной работой. Едва Хаширама успел подписать договора с торговцами на выгодных — при посильной помощи зырка животворящего «от Мадары, с любовью» — условиях, как тут же пришлось отмахиваться от другой напасти. Чиновники кружили вокруг них стервятниками, примериваясь с какого бока отхватить кусочек посочнее в обход начальства. Прибывали — один хуже другого, пальцы веером — развлекай их! Устраивать жеребьевку, кому выпадет сия «великая честь» уже стало притчей во языцех. На этот раз не повезло Итаме. Приунывшая было девушка смекнула, что тактика-то у братца рабочая, и поспешила воспользоваться подвернувшейся ситуацией. Взяв с собой «своего» Учиха, Сенджу отправилась разбираться с одним из них. И ведь не объяснишь: деревня военная и свободно разгуливать тут посторонним не положено — такой вой поднимут, будь здоров! Приходится выкручиваться: водить толстосумов по внешнему кругу, кружить, пока не устанут и думать не забудут о среднем, не то, что внутреннем. И обязательно следить, чтобы не лезли куда ни попадя. Со вторым отлично справлялся Хикаку, выступая «мускулами» команды, пока Итама профессионально заливала меда в уши и на них же мотала лапшу. Одним словом, их тандем «Учиха-Сенджу» недурственно так сработался. Как бы то ни было, это было всего лишь затишье перед бурей, которую Итама не успела почуять. — У тебя паук на плече, — ни о чем не подозревая, сердобольно сообщила она, по своей рассеянности не сразу заметив произведенного ее словами эффекта. Девушка прошла несколько метров, прежде чем осознала, что не слышит шагов Хикаку. — Хикаку? — обернулась Сенджу, и удивленно распахнула глаза. Учиха, казалось, не дышал, уставившись пустым взглядом в пространство. Вся кровь отхлынула от его застывшего лица, подарив ему жуткую схожесть с восковой куклой, а на плече — небольшой паук перебирал своими согнутыми лапками-ниточками. — Что случилось? — осторожно позвала Итама, тайком бросая взгляды по сторонам и едва не хватаясь за сердце: девушка представить боялась, что могло привести Хикаку в такое состояние. На мгновение ей показалась, что она почувствовала чье-то присутствие, но ощущение сразу пропало. Улица была пуста. Тогда, не мог же этот кроха так напугать его... верно? Сенджу быстро оказалась рядом, обеспокоено коснулась обнаженного предплечья и почувствовала сотрясающую его тело мелкую дрожь. — Пожалуйста, — Хикаку тяжело сглотнул, жалобно заломив брови, голос хриплый и сломанный. — Пожалуйста, убери его. И всё-таки это был он. Итама закусила губу, борясь с назойливым желанием рассмеяться, но, секундочку... тут же улыбка сползла поплывшим макияжем гейши, а смех горьким колючим комом застрял в горле. От острого профессионального взгляда не скрылись ни тремор, ни потливость пациента. После единственной фразы тот перестал отзываться на попытки привлечь внимание, дезориентация в пространстве и неустойчивое положение ног, что является следствием головокружения. Состояние приближающегося обморока присутствует, так же как неконтролируемый страх, где триггер — членистоногое. Внимательно его рассмотрев, Итама подставила пальцы, по которым безобразник шустро перебрался к ней, и был тут же прикрыт ладошкой, прежде чем успел заползти под рукава. Коричневато-желтый окрас, хелицеры, лабиум и coxa красно-коричневые. С тёмными пятнами на педипальпах. Heteropoda maxima, он же гигантский паук-охотник. Детеныш. Самец, судя по размеру. Ядовит, но относительно безвреден. Максимум, что может вызвать у гражданского — аллергическую реакцию, в то время, как для шиноби, за счет более сильной иммунной системы, он не несет никакой опасности. Итама отошла к кустам и присела на корточки, выпуская кроху: — Беги, малыш, — проворковала она, уже перебирая в уме способы выведения человека из состояния панической атаки и прикидывая какой лучше использовать в случае Хикаку. Однако ничего из этого не понадобилась — в следующую секунду по ушам ударил звон, ледяные, как дыхание Смерти, пальцы впились в её запястье, словно когти хищной птицы. Грубый рывок, и воздух застрял у Итамы в глотке, когда она увидела, как на неё смотрел Хикаку: так смотрят на нежелательного свидетеля, от которого мысленно планируют избавится. Теперь они поменялись ролями — её кисть в его захвате. Он склонился к запрокинутому девичьему лицу, угрожающе нависал над ней, морально подавляя, от него веяло такой жутью... Итама втянула воздух и запах костра, которым пропитались угольные кончики чёлки щекочущие её щеки, показался ей настолько специфичным, что у девушки закружилась голова. Чёрные, словно сама тьма, глаза горели первобытным желанием убивать. На самом дне зрачка гнездилось безумие — топкое, как болото, и цепкое, как зыбучие пески, то и дело вспыхивая алыми всполохами. Только огромным усилием воли мужчина балансировал на грани этого безумия, рискуя в любую секунду сорваться и ухнуть в бездонную пучину. И, видит Бог, она не хочет провоцировать — непонятно что его сдерживает от немедленного устранения, но все её инстинкты буквально взывали к ней: чтобы выжить — нужно заглянуть в бездну. Итама встречает его безмятежным, как стоячая вода, взглядом, смотрит без всякого вызова, не позволяя дикому зверю, в которого внезапно превратился этот учтивый мужчина, почуять липкий страх, скрутивший в тугой узел все внутренности. И это спокойствие ощутимо отрезвило невменяемого Учиху. В глазах мелькнула осмысленность, хватка на её руке ослабла. Он отшатнулся, сделав несколько шагов назад. Быстро отвернувшись, занавесился длинной челкой, мешая рассмотреть выражение лица. Итама могла представить, как бешено у него сейчас бьется сердце. Возможно, даже в унисон с её — скачущим. Сенджу, как никто другой, могла понять его. Эмоции Хикаку — отражение её чувств: он зол и напуган. Его всё ещё трясет, но Учиха не может понять от чего: от приступа или от того, что кто-то увидел его в момент слабости. Он пытается медленно дышать; пытается успокоится. Ему не нужные бестолковые волнения; не нужны сюсюканья и хороводы вокруг — это только раздражает, заставляет злиться и чувствовать себя хуже. Итама знала, что должна была делать. Она тянется к нему, стремясь подарить ему желанное спокойствие, заверить, что никому не расскажет, поделиться: она понимает его состояние, но... — Отвали от меня. Все обернулось не так, как она представляла. Хикаку отступил, избегая её протянутой руки, точно та была ядовитой змеёй и растворился в спирально кружившем ворохе листвы, оставляя ей невыносимый запах жженной травы. Запах, что въелся во внутренние стенки носа и напугал до дрожи в коленках. — Отва... лить? Что-то шевельнулось у неё в груди. Эмоции Хикаку — отражение её чувств, только Итама забыла. Он — это не она.