Бездна желания.

Ну, вот я и закончила! Надеюсь, Вам было интересно читать! Спасибо, что были со мной и оставляли ваши мотивирующие и приятные отзывы! Всем счастливого лета:3 И дни стали серыми, ненасыщенными никакими событиями, кроме мрачного настроения полковника, холодного кабинета и подавленной атмосферы. Все подчиненные просто выполняли свою работу, в тайне надеясь услышать чеканный стук стальной ноги, вздрогнуть от громкого звука открывающейся двери, увидеть эту озорную мальчишескую ухмылку, горящие огнем глаза и львиную шевелюру. Но вместо этого за окном только и делал, что лил дождь. Даже полковник тихо сидел в своем кресле и постоянно что-то писал, очень редко вызывая лейтенанта Хоукай. В глазах мужчины больше не было такого всепоглощающего огонька, которым он делился со своими иногда меланхоличными подчиненными. И все могли только гадать, что же такого произошло между алхимиками, что Стальной перестал появляться в Штабе, а Мустанг пришел с разбитой губой, синяком под глазом, да порезами на щеке и шее. Риза тогда коротко охнула, но ничего и не сказала, потому что грозный взгляд начальника просто пригвоздил ее к месту. Полковник не часто бывает по-настоящему зол и взбешен, но если уж так происходит, то его лучше просто опасаться, хотя женщина очень часто пытается снять со своего начальника, друга, этот груз. Огненный просто выжигал себя изнутри, молчал, замыкался в себе и медленно взращивал бомбу, которая, в конечном счете, могла рвануть и разорвать его трепетное сердце. Риза знала, что этот мужчина обладает истинным достоинством и мягкостью, что он тоже человек, тоже с чувствами… Просто он слишком одинок, и, возможно, Эдварду Элрику этого никогда не понять! Каково это не иметь матери совсем, нежели хранить воспоминания о ее ласке и заботе? Каково это быть нелюбимым ребенком? Как можно быть одиноким во всем мире, просто никому ненужным… У Эдварда всегда есть Ал. Он потерял Альфонса всего на несколько минут, но полностью ощутил, как это страшно и больно, как темнота комнаты давит своим страшным могильным гнетом… Но Эд же смог, у него появилась возможность вернуть Ала, хоть и не всего, но ту самую важную часть его – душу! А можно ли вернуть то, чего никогда не было? Полковник Мустанг находится в этой темноте с рождения, и нет в мире такой силы, которая вернула бы ему счастливое детство, любовь и заботу родителей, улыбку счастья и тепло удачи! Даже его единственный друг был безжалостно отнят. Этому мужчине уготовано вечное и болезненное одиночество, за грехи ли, в наказание… И Эдварду не понять, как можно закрыть свое израненное сердце от всех страданий и двигаться вперед к своей цели. Это истинная воля и мужество человека. Поэтому Риза следует за ним, поэтому Риза так давно уже любит этого человека, но которому, к сожалению, не может дать ничего, кроме своей помощи и преданности. Так проходили бесконечные дни. Эдвард ведь так и не вернулся, чтобы отдать серебряные часы полковнику. Он просто исчез, а потом оказалось, что он опять путешествует с Альфонсом в поисках этого мистического Философского камня. И многим бы показалось, что этот юноша просто решил не зацикливаться и двигаться дальше, но все оказалось совсем не так. Альфонс нашел брата в каком-то жутком переулке, разбитого и сломленного. И никакими клещами он не смог вытянуть из этого паршивого партизана объяснения о том, что случилось. Им вскоре пришлось покинуть Централ, причем очень поспешно. Эд рано утром стал бегать по квартире, шуметь чемоданом и кричать что-то Альфонсу, что задумчиво долгое время сидел на крыше. Они не возвращались к этой теме, к тому, что было и поэтому им оказалось намного проще спустя почти шесть месяцев вернуться в этот шумный город, ступить с поезда на тонкую корку льда, выдохнуть клубы пара. Они вернулись уже зимой, с нулевыми результатами в поисках. - Братик, тебе не нужно отчитаться? – заволновался Ал, следуя за братом, который закутался еще плотнее в свой теплый плащ. - Брр… Ну и холодина! – пожаловался Эд. – А, так я же уволен! - Что-о-о?! Брат! Почему ты говоришь мне это только сейчас? Когда это случилось? Что ты опять натворил? - Заткнись уже! – недовольно пробурчал Эд. – Так где-то уже около семи месяцев как меня… уволили. - Ты безответственный и грубый, поэтому тебя и уволили! - Чего ляпнул? – взвился юноша, быстро складывая руки и припадая к земле, оттуда сразу вырвалась каменная рука и врезала Алу. Стальной знал, что боли никакой не причинил, однако уязвил самолюбие младшего братца. - Ах так, - зарычал младший и быстро начертил пальцем на снегу круг и тот, на удивление, сработал. Эдварду по зад пнула ледяная нога. - Больно же! – завопил тот, потирая отбитую ягодицу и грозя брату кулаком. - Ты просто феноменальный болван, Эд! – и в раскрасневшееся лицо юноши прилетел большой снежок, остужая пыл старшего. Тот удивленно уставился на Альфонса, потом оскалился, принимая вызов. Они еще некоторое время поборолись и устало уселись на скамейку, радуясь, что их забытые вещи никто не утащил. Альфонс помолчал, а потом покосился на трясущегося брата. – Ты простудишься, не думаю, что тебе хочется, чтобы полковник, тем более Риза, тебя опять лечили. Блондин вздрогнул, резко бледнея и замирая на долгое время. Тот вечер отпечатался в его голове так же хорошо, как день, когда они пытались возвратить маму. Этот пустой и уставший взгляд человека, который вечно жил с бичом, что больно жалил всегда. Взгляд разочарованный и угнетенный, такой черный, в котором больше не осталось тех тлеющих углей, что всегда были готовы раздуться в огонь, горячий и надежный. В тот момент не было ничего, только темная пустыня пепла. Эдварду тогда было так паршиво, и он разрывался на части от желания бежать следом и от чувства горькой обиды, от того, что полковник сдался так быстро, что мужчина оказался так слеп ко всему, а возможно был просто безразличен по отношению к нему. Элрик долго пытался снова вдохнуть воздух, но тот был пропитан сожженным кислородом, запахом гари и чего-то тягучего, что мешало подняться, давя сверху своей мощью. Он вышел, шатаясь, из этого злополучного бара под любопытные и молчаливые взгляды людей, а потом направился куда-то, чувствуя, что его тошнит, ему пришлось свернуть в грязный закоулок. На его стальной руке виднелись красные пятнышки, и тогда Эдвард ясно ощутил исходящий от него запах крови. Он помнил, как находился на грани сумасшествия. Эта боль была такой сильной, что хотелось от нее просто спрятаться, уйти и никогда не выходить на свет, лишь бы она не коснулась его еще хотя бы раз. Была ли это любовь? И если это она, то в какой момент она появилась, как Эдвард Элрик пропустил ее мимо своей «брони»? Он давно был готов к тому, что подобное может в принципе случиться, и на всякий случай морально закрылся от этого чувства, создал высокий купол, непроницаемый, железный, идеальный! Он видел, что такое любовь. Их мама так любила отца, что молча страдала, ждала и надеялась. Плакала ли она ночами от страха за его жизнь, страдала ли от одиночества и безысходности? Эдвард давно знал это, и даже случайно видел, как она поглаживает его фотографию, улыбается мягко, нежно, не так как всегда улыбается им, а так как может улыбаться женщина любимому мужчине. Но глаза ее наполнились болью, которая разбивалась тяжелыми каплями о деревянную рамку. И тогда Эдвард возненавидел отца за эту боль, причиненную его нежно любимой маме, ненавидел за эти тайные слезы. И вот сейчас он так же ненавидел полковника за то, что тот заставил его так страдать! Но, путешествие пошло ему на пользу, в схватках, постоянных стычках да проблемах нет времени раздумывать о том, какие у него глаза, какие длинные сильные пальцы… Вместо этого он вкладывал всю свою ярость, обиду и горечь в удары, в совершенствование силы. И было бы намного проще, если бы этот юноша хотя бы раз чувствовал влюбленность, потому что он не знал, как поступить, боялся, думал о том, что он слишком ненормальный, грязный и постыдный. Надо ж, предмет его вожделения мужчина! Альфонс бы ему хорошенько врезал за такие слова, назвал бы отвратительным… А что, если бы он нашел в себе силы и признался бы Мустангу в своих чувствах, даже не в счет был тот поцелуй, да и поцелуем-то это невозможно назвать! Мужчина бы явно превратил его жизнь в Ад, а то и хуже, воспользовался бы как одной из очередных женщин и тогда, в одной из его коробок обязательно обнаружилась бы черная резиночка. Эдвард встал со скамьи и потянулся, тут же закутываясь в плащ плотнее. Альфонс выжидательно на него смотрел, пытаясь уловить изменение в лице обожаемого брата, но тот выглядел не больше чем уставшим с дороги и замершим молодым человеком. - Э-эх! – зевнул Эд. – Отнеси сумки домой, а я пойду кофе выпью, занесу часы, а то как-то запамятовал… Хм! А ты позвони Винри и бабуле Пинако, они точно беспокоятся, мы же так долго отсутствовали, а я по дороге зайду и продуктов куплю, приготовлю что-нибудь! - Все-таки уроки Ризы не прошли даром, - хохотнул доспех. - Н-да, шея до сих пор болит от таких «уроков»! – улыбнулся Эдвард. – Ладно, я ушел! И тонкая фигура скрылась среди людей, оставляя задумчивого Альфонса среди бездушной несущейся толпы. Эдвард быстро добрался до кафе и заказал чашку горячего кофе, ему необходимо было согреться и собраться с мыслями и силами. Он боялся видеться с полковником, его охватывал трепет и неконтролируемый страх перед этим всегда властным человеком. И так в кафе он просидел долго, заказывая бессчетное множество горячего то чая, то кофе. Время приблизилось к восьми часам, когда Эдвард расплатился и вышел в мороз, кутаясь в пальто и направляясь к Штабу. Он надеялся, что этот хмырь развлекается где-нибудь с очередной женщиной, и он просто оставит в его кабинете свои часы и исчезнет уже навсегда. Но когда он приблизился к главным ступеням, то увидел, что среди горящих окон есть окно кабинета полковника. Мечты и шаткие надежды Элрика тот час рухнули с громким треском. И он был на грани того, чтобы с воплем убежать, но, упрямо сжав кулаки, он поднимался и шел вперед. В коридорах редко сновали люди, но проносились очень быстро, украдкой глядя на Эдварда. И он шел, чувствуя, как обида опять накатывает на него, как инцидент в баре становится вчерашним днем, а не далеким прошлогодним. Останавливается около деревянной двери, что всегда старался сорвать с петель стальной ногой и позлить черноволосого мужчину. Увидеть его недовольное лицо, услышать насмешку и взорваться воплями в ответ. Но в этот раз неживая рука в белой перчатке легко коснулась гладкой двери. - Войдите, - послышалось в ответ. И сердце юноши тот час пустилось вскачь. Он сглотнул и толкнул дверь. - Полковник, - кивнул Эдвард, приветствуя, останавливаясь около диванов. Мустанг оторвался от многочисленных бумажек и взглянул на юношу. И сердце Эдварда защемило от неясной боли и трепыханий. Этот человек выглядел таким уставшим и несчастным, что хотелось просто упасть на колени перед ним и бесконечно извиняться, молить о прощении и клясться в любви, обещать заботу и ласку. Рой Мустанг был бледен, глаза его покраснели, губы стали привычно стиснутыми в тонкую линию, а мешки под глазами только добавляли болезненной серости лицу. Он не выглядел на свои почти тридцать лет, он казался старше, разве что седина в угольно черных волосах не проглядывалась. Хотя, Элрик был уверен, что если хорошо присмотреться у него найдется пару седых прядей. Из-за него ли? - О, решил почтить нас своим присутствием? – глухо отозвался тот и взгляд его стал еще холодней. И юноша, сделав пару шагов к столу, погладил руками гладкую поверхность, на которую со стуком выложил помятые серебряные часы. – Ах да, точно… Часы, - мужчина растеряно оглядел серебряную цепочку, закругленные вмятины и ямки, а так же острые выпирающие углы. И воцарилось молчание, в котором Эдвард еле пытался себя сдержать, чтобы не пустить свои закрытые, хорошо спрятанные чувства на волю. Чтобы не опозориться и не доставить этому человеку еще больше кровоточащих ран. Но было так поздно, уже так поздно! - Полковник, - тихо, дрожа всем телом, позвал Стальной, - я… я так зол на Вас! - На меня? – удивленно воскликнул мужчина, откидываясь на кресле, но напрягаясь всем телом, ощущая, как электризуется пространство. - Да, на Вас! – упрямо говорит Элрик. – Вы такой слепой человек, вы пропускаете мимо себя, не замечая, тех людей, которые могут принести вам счастье! Вы делаете им больно, заставляете ненавидеть и молча себя грызть изнутри, а потом сами себя изводите… Я думал, что все у меня пройдет… Вдруг Элрик перепрыгнул через стол, навис над сидячим человеком, схватив того за грудки и резко встряхнув. Юноша уже кричал, распахнув свои золотые честные глаза, выплескивая все эмоции, все чувства и пережитые воспоминания, свои соображения, которые томились под защищающим куполом. - Ты чего, Стальной? - Ничего! Вы просто притворяетесь, вы стали таким лживым и замкнутым, что никто и не способен пробиться через вашу броню! Сами же страдаете из-за этого, и заставляете других страдать… Дурак! Идиот… Вы такой идиот, полковник! Эдвард внезапно упал на колени, тяжело стукнувшись стальным суставом о твердый пол. Голова его уткнулась в колени, а синие штаны униформы сразу стали темными от влаги. Эдвард крепко-крепко стиснул мешковатую форму военного и громко завыл в голос. Ему было все равно, что он царапал кожу под штанами, сминал ткань, хватаясь за все, дрожа всем телом и так отчаянно сжимаясь под гнетом реальности. И уже не было так страшно от того, что может подумать этот человек! Ему уже было необходимо услышать либо отклик на свои чувства, либо грубый окрик и унизительный удар. Он все шептал о том, что полковник просто тупица, такой болван, ничего не замечающий, ничего не понимающий. Жаловался на то, что взрослые люди все такие глупые и слепые! Он продолжал бормотать до тех пор, пока не почувствовал теплую руку на своих волосах, а потом мужчина неожиданно склонился, зарываясь лицом в растрепанное золото волос юноши и коротко целуя в затылок. - Да-да-да… - соглашался полковник. И его сердце наполнилось счастьем, затрепыхалось, такое израненное, сочащееся кровью, но радующееся неожиданной ласке и мягкому теплу. Мужчина задрожал, стараясь не потерять сознание, в крутящемся водовороте откровенности и искренности, гладя по мягким волосам этого юношу, что распластался на полу, рыдая у него на коленях. Юноша, что не может держать в себе эти осознанные эмоции и сильные чувства. Всегда такой честный и открытый, каким никогда не смог бы стать он сам. В этом его наказание! - Эти все ваши женщины, я так ревновал! Я их всех так ненавидел, особенно ту рыжую! Вы бы никогда на меня так не посмотрели, - причитал Эдвард, вскидывая голову и заглядывая в угольные глаза мужчины. Его золото плескалось, и слезы только делали его еще прекраснее, умножая искренность в стократ! – Эти ваши чертовы коробки с резинками и заколками! Я ненавижу вас за это! Мустанг неожиданно порозовел от стыда. Ему было как-то необычно выслушивать такие вот упреки от юноши, видеть его осуждающий взгляд, чувствовать себя не непревзойденным ловеласом, а каким-то гадким развратным подростком, которого застукали взрослые. - Но… Люблю вас! – они оба замерли, глядя друг другу в глаза и боясь увидеть в отражениях друг друга насмешку или признак на шутку. Эдвард вдруг горько усмехнулся, кусая свои губы. – Ну, вот я это и сказал, простите уж. Не могу я все держать в себе. И как же угораздило, вы вечно смеетесь надо мной, все время шпыняете и раздражаете, но… вы не такой! Я видел, я сейчас вижу… Полковник! Рой, пожалуйста… И мужчина резким порывом заключает мокрое от слез лицо юноши в свои руки. Приникает губами к припухшим и искусанным губам юноши. Тот хватается за запястья, но не отстраняет от себя Мустанга. Только прижимается еще ближе, чувствуя неповторимый мужской запах, который смешивается с одеколоном и запахом силы, что всегда источает этот мужчина. Но, он не целует его как ту рыжую развратницу, страстно и жарко! Он вжимается в Эда так отчаянно, словно видит в нем единственное спасение, его черные брови нахмурены, пальцы дрожат и в этот миг он ощущает свою нужность, принадлежность к кому-то. Ощущает ту боль, которую дает только любовь. Его раны дергаются и болят, говоря о том, что они могут еще болеть, могут пылать огнем, затягиваясь. Ему дают понять, что душа его жива и может взвиться под самое небо. И правда, она чуть не достает до звезд, когда Эдвард отрывается от него, весь покрасневший от смущения и опьяненный. Он встает и, наклоняясь, сверху целует его, зарываясь в черные жесткие волосы, а теплые руки мужчины обнимают его стан, шаря по крепкому юношескому телу, и вскоре просто цепляются за одежду, стараясь удержать этот нереальный мираж подольше. Эдвард отрывается от него, смущенный и дрожащий. Рой утыкается лицом в грудь Эда и просто дышит. - Рой, - выдыхает Элрик и тот через какое-то время просто мычит, отзываясь. – Прости, что я так долго собирался с силами. Прости, за то, что я такой трус! Я никак не мог сказать тебе прямо, я даже и понять не мог, что со мной происходит… Прости за те слова! Прости меня… - Ты так сильно хочешь вернуться в армию? – усмехнулся мужчина, крепче стискивая юношеский стан. Эдвард дернулся. - Что-о?! Я тут распинаюсь в любви, а ты мне про армию! – вспылил алхимик. - Не кричи, голова болит, - пробубнил полковник. – Пойдем лучше домой, спать… - Я… - задохнулся парень, краснея до кончиков волос. Он когда-то может быть и думал о том, что если им каким-то чудесным образом повезет понять друг друга, то, возможно, придется заниматься сексом. Мустанг без этого не может, он же мужчина, в конце концов, опытный и требовательный. - Какой же ты все-таки извращенец! Или все подростки только об этом думают? – улыбнулся полковник, заглядывая в темнеющее золото глаз. Эдвард поспешно закрыл смотрящие на него глаза ладонью, и полковник только улыбнулся, быстро целуя ладонь. – Я так устал, так давно не видел хороших снов, так давно не спал спокойно… - Ну вы и подлец, полковник Мустанг! - А ты как будто об этом не знал! Что, теперь не любишь? - Ой, ну не знаю, надо бы пересмотреть решение! – Элрик закатил глаза, а потом все-таки улыбнулся, скашивая глаза на устало улыбающегося дурня. Он и вправду выглядел ужасно, эти мешки под глазами… Эдварду даже показалось, что полковник похудел, лицо его осунулось и стало совсем бледным с печальным выражением. И до того стало стыдно, что он так много боли причинил этому и без того страдающему человеку. В этот миг юношу с головой накрыл порыв нежности и безграничной теплоты. Он погладил мужчину по щеке своей прохладной ладонью, а потом неожиданно для себя взъерошил жесткие черные волосы. Глаза полковника расширились от удивления, а потом прищурились от удовольствия. Он вспомнил, как часто делал тоже самое самому Эдварду, как этот молчаливый жест подбадривал Стального и дарил ему какую-то незатейливую ласку. И теперь мужчина сам на себе испытал, сколько в этом жесте заботы и обещания. – Пойдемте, я вас провожу! А то уснете где-нибудь по пути, или в бар какой завалитесь… Стальной отстранился и, закинув руки за голову, лениво побрел к выходу. - Эдвард, я не девушка… - осторожно проговорил мужчина, стоя около своего стола. Он по-хозяйски засунул руку в карман! Да, Эдвард мало представлял себе такие отношения, да и отношения такого плана вообще в целом. Даже как за девушкой ухаживать он знал только в теории. А тут просто полный набор: взрослый мужчина, опытный ловелас и он, маленький девственник, даже не знающий как выразить себя в любовном плане. - Вот это да-а! Вы мне словно секрет Философского камня открыли, - недовольно фыркнул Эдвард, но все-таки обернулся, когда услышал, что полковник тихо смеется. Глаза его снова стали черными, наполненными жизнью. – Чего смеетесь? Но полковник не ответил и только перевел дух. Схватив с вешалки, что была около высокого шкафа, свое длинное черное пальто и быстро накинул его, он крикнул Эдварду, чтобы тот выключил свет. И когда свет погас, юноша неожиданно ощутил спиной тепло, приобнявшую его со спины руку и легкий поцелуй в шею. - В-вы чего? – отскочил тот, чувствуя как то место горит огнем. Рой вышел в коридор, закрывая дверь и запирая на ключ. - А что не так? – наигранно вскинул брови полковник, но предательская шутливая улыбка все равно появилась на губах. – Не называй меня на «Вы»… Я чувствую себя старым! - А разве это не так? За это Стальной получил подзатыльник, и тут же взвился, что-то крича идущему рядом мужчине, но тот лишь коротко, как-то слишком хищно парировал все его выкидоны, а так же новые фразочки, которые успел выучить Стальной за время поездки. И эти фразы не всегда были особенно цензурными или приличными, но мужчина умело их обращал против юноши, от чего тот только злился сильнее. Эдвард все кутался в свой плащ, полностью зарываясь в длинный шарф, который ему любезно предоставил полковник. Руки Эдварда мерзли, особенно правая. Металл замерзал и обжигал до сих пор чувствительный шрам на стыке, поэтому юноша разрывался между тем, чтобы пожаловаться и быстрее свернуть домой и тем, чтобы остаться подольше в этот вечер откровений и нежности. Тем более, он же обещал проводить полковника. Мустанг все скашивал свои глаза на низкого юношу, что шел рядом, ежился, постоянно неопределенно шевелил руками, то ли пытаясь согреться, то ли из-за какого еще неудобства. И тут Роя осенило! Он засунул руку в карман Эдварда и, схватив его похолодевшую левую кисть, сунул в свой нагретый карман. Юноша удивленно уставился на мужчину, что как-то стыдливо пытался скрыться за длинной челкой, и теплая улыбка расползлась на его губах. Его пальцы коротко дернулись и переплелись с пальцами Мустанга, который только сильнее их стиснул в своей горячей, согревающей как тепло от костра, ладони. Рой был весь такой, как теплая печка, как тлеющие угли, дающие тепло и уют всем, кроме самого себя. Они греют холодной ночью, а когда настает день и надобность в тепле исчезает на месте углей уже серый пепел, который в скором времени растопчут, а ветер разнесет частицы по всему свету. И никто в мире больше не вспомнит о том тепле, о том вечернем костре. И они шли молча, думая о своем и одновременно только об одном. О сплетенных пальцах, о касаниях и тепле, о чувственном волнительном трепете в груди. И когда они подошли к двери квартиры полковника, то так и замерли, даже не смотря друг на друга. Повисло неловкое молчание. - Зайдешь? – мягко проговорил мужчина, в его глазах заиграли искры. И Эдвард тот час покраснел, зная, что это значит. - Только на чай? – с вызовом обратился юноша, вскидывая голову и сверкая почти кошачьими глазами. И Мустанг прищурился, стараясь подавить смешок, совсем неуместный. - Как знать, - сделав задумчивое лицо, Огненный быстро расправился с замком и пропустил вперед себя юношу, на что тот лишь фыркнул. Они разделись, о чем-то непринужденно беседуя. Эдвард прошелся по комнатам, и тут же поставил хорошую затрещину мужчине, тот удивленно потер отбитое стальной рукой место и ошарашенно уставился на гневающегося парня. – Ты совсем уже? - Что за свинарник? Полковник рассмеялся в голос. Смех его был звонким и каким-то слишком счастливым, от чего выступали слезы на глазах, а лицо приобретало розовый цвет. - Ты прям как жена, - улыбнулся мужчина, наблюдая, как золотые брови сходятся к переносице, как Эд заливается краской смущения и готовится к пронзительной тираде и бурному сопротивлению этой версии. Он не успевает ничего сделать. Рой прижимает его к себе, целуя, и спустя секунду юноша начинает вырываться, но ему не дают крепкие руки, сильное тело, ноги, что наступают и оттесняют его к спальне. Он на его территории и полковник здесь как царь и бог. Они в борьбе добрались до кровати, застеленной все тем же черным постельным бельем, и рухнули туда, продолжая выплескивать страсть, страх и превращать это в жадную борьбу… Но за что? - Что? – удивленно подавился Мустанг, оказавшись под Эдвардом, который стискивал его запястья, зажимал бедра ногами, нависая сверху. Лицо юноши горело от смущения, но глаза блестели решительностью и неотступностью, тело его подрагивало от напряжения, но он старательно контролировал себя. – Стальной, ты серьезно? - Ну, я же мужчина! – не подумав, отозвался Эд. И снизу послышался смешок. - Так я тоже, - улыбался полковник. И до Эдварда только сейчас донесся смысл той реплики в кабинете, что была предупреждающе брошена, словно давая ему возможность к отступлению, к выбору. Заметив, как юноша замешкался, Мустанг быстро взбрыкнулся и уже оказался сверху, устроившийся между ног. - Я… я снизу? – как-то неловко огласил юноша, словно все его стереотипы вмиг разрушились. - Ну, могу и я быть снизу, - отозвался полковник, ловя взгляд юноши. – Но у тебя вряд ли получится дойти хотя бы до середины! - Че сказал?! – завопил разозленный и смущенный Эдвард, но мужчина лишь захватил его руки и смачно чмокнул за ухом. А потом прикусил его ухо, от чего парень взбрыкнул. - Мы можем в следующий раз поменяться ролями, - примирительно прошептал полковник, зацеловывая лицо краснеющего и в миг присмиревшего юноши. - А… а будет следующий раз? – спросил Элрик, тут же осознав, что он только что сказал, и поспешно закрылся руками, отворачиваясь. - Ты так быстро от меня не отвертишься! – хохотнул Мустанг и поцеловал в шею, почувствовав, как юноша задрожал и сжался. И тут мужчина резко отстранился, неожиданно для себя вспоминая свой первый раз и то, как потом обо всем жалел. Его напор, его страсть, его неконтролируемое состояние аффекта… Он доводил до изнеможения всех опытных женщин, но сейчас перед ним девственник. Рой предпочитал опытных женщин и опасался невинных девушек, потому что боялся своего неконтролируемого желания. Военный легко погладил по волосам смущенного юношу и тот вскинул на него взгляд. – Раздевайся… - Свет, - промямлил Элрик, садясь на кровати, которая приподнялась, когда мужчина ушел к выключателю. Шторы были раздвинуты, и фонарь на улице выхватывал чуть синеватым светом две темные фигуры, очерчивая их силуэты, подобно театру теней. Эдвард стягивал с себя одежду, чувствуя как тело все напрягается, как трясутся поджилки от неконтролируемого волнения и страха. Он бросал короткие взгляды на стоящего неподалеку мужчину. Сначала силуэт был в форме и в нем легко угадывался полковник, но потом этот образ стал меняться до неузнаваемости. Исчезла одежда, оставляя только высокого стройного человека, с растрепанными угольными волосами и горящими в темноте глазами. Эдвард по прежнему сидел на кровати, чувствуя мурашки по всему телу и тугой ком где-то между ребрами. Он неотрывно следил, как темный силуэт его любимого приближается, чувствовал, как прогибается большая кровать под тяжестью крепкого мужчины. В нос сразу же ударил запах полковника, тот неповторимый тонкий аромат одеколона и его самого. Мужчина поцеловал юношу в щеку, устраиваясь между ног все еще сидящего алхимика. Эдвард вздрогнул и задрожал так сильно, что мужчину посетила мысль о том, что стоит немного подождать с этим всем. Но холод стальной руки его обжег, заставив сконцентрироваться на сверкающих золотых глазах. - Наверное, будет немного больно, - озвучил полковник резко севшим от желания голосом и потерся о неживую руку. – Я не слишком тороплюсь? - Да все в порядке! – недовольно пробубнил юноша. – Ненавижу ждать! И Эдвард сам заключил лицо полковника в свои ладони, а потом жадно приник к горячим губам. Некоторое время инициатива была у Эда, но полковник отошел от неясного шока и тут же завладел им. Полностью присвоив себе. Мужчина ворвался в горячий рот языком, гладил небо, зубы, цеплялся за влажный язык Эдварда. Он чувствовал вибрацию от мычания в его рот, отстранялся и целовал лицо, потом уши, прикусывая мочку и игриво проникая в ушко языком. В какой-то момент он подцепил резинку Эдварда пальцами и сорвал ее с гладких волос. Коса тут же расплелась, и жидкое золото заструилось по пальцами, оставаясь змеями на темных простынях. Эдвард запрокинул голову, громко выдыхая, а потом что-то бормоча себе под нос, Рой хотел слышать этот голос, но не мог из-за шума в ушах. Он целовал грудь, попеременно прикусывая горошины сосков. Груди совсем нет, так и не должно же быть. Эд не женщина. Он вернулся вверх, вылизывая плечо, а потом осторожно исследуя припухшими губами шрам на руке и иногда даря поцелуи стальной броне. Эдвард как-то совсем подозрительно притих и Рой нехотя, совсем пьяный от такой близости, оторвался от распростертого под ним тела. Лица юноши он не видел и поэтому поцеловал в висок, ощутив губами влагу. - Эдвард? – удивленно разнеслось по комнате. - Полковник, простите, - всхлипнул Эд, сжимаясь, и Мустанг мягко отвел его руки от лица, поцеловал ладони и запястья, но Эдвард сорвался, крепко-крепко обнимая за шею и прижимаясь голой грудью к груди мужчины. - Ничего, ничего, - улыбался мужчина, завладевая губами Стального. Холодный металл делал ощущения еще острее, все крепкое тело вздрагивало от прикосновения холода, что дарило своеобразную сладкую ласку, когда холодные пальцы зарывались в его черные уже намокшие волосы. Ноги, закинутые на его бедра, тоже доставляли немало хлопот. Эдвард слишком часто дергался и ударял его по спине пяткой, после, скорее всего, останутся синяки, но это ничего. Холод неживой ноги заставлял возбуждаться сильнее. Его грубые, чуть шершавые пальцы царапали гладкую кожу спины, некогда загорелую в Ишваре. И было как-то и больно, и приятно. Рой ощущал под ладонями крепкие мышцы, что были напряжены, и все это было ему в новинку, непривычно, но очень маняще. Нет полных грудей, тонкой талии, округлых бедер, полных мягких губ и нежных пальчиков… Вместо этого плоская грудь, что так часто вздымается, сильные ноги, что до боли стискивают его, шершавая ладонь, дрожащая и влажная, и холод стали, что заставляет вздрагивать. Это не так, как с женщиной! Это лучше… Когда Рой залез языком в пупок, юноша не сдержал тихого вскрика. Эдвард был опьянен всем происходящим, ему казалось, что он попал в какой-то водоворот. Нет воздуха, не ясно где верх, а где низ, и куда ему нужно плыть. Но одно он знал точно, что никто ему не способен подарить столько ласки, страсти и пожара, что остается от его чуть потрескавшихся губ, которые приникают к уродливому шраму на плече. Его широкая спина, закрывающая от всего мира, его накаченная влажная от пота грудь, что так быстро вздымается и касается его, стройные ноги и его… Эдвард взбрыкнул, когда мужчина постарался вобрать в себя его возбужденный орган. Его нога случайно оцарапала левый бок мужчины, и тот, поморщившись, отстранился. - Ты чего? – мужчина погладил шрам, что непривычно заныл. С тех пор прошло много времени, но этот уродующий его идеальное тело шрам никак не хотел заживать, ноя в плохую погоду и дергаясь из-за физической нагрузки. - П-прости, - хрипло выдохнул Эд, подтягиваясь на руках и стараясь не смотреть на мужчину. - Тебе не нравится там? - Ты совсем уже придурок, спрашивать меня о таком?! – взвился юноша, но Мустанг только тихо рассмеялся и, чмокнув парня в нос, опять склонился между его ног, сразу вобрав до основания, почувствовав, как золотые вьющиеся волосы щекочут нос. Пару неуверенных движений языком и Элрик уже кончил, закрывая рот рукой и трясясь, как заяц. Рой отстранился, чувствуя, как с трудом удается это проглотить, а на языке чувствуется соленый привкус. Ему хочется поцеловать Эдварда, но мужчина удерживается, думая, что тому будет неприятен этот поцелуй. - Так быстро? - Вспомни себя в семнадцать лет, - бубнит Эдвард, отворачиваясь и пряча лицо в подушку. - Прекрасно помню, - полковник усмехнулся и навалился своим не маленьким весом на юношу, оставляя засосы на шее, груди, плечах. Тот сначала дернулся, но потом присмирел, неуверенно притянув полковника ближе и обхватывая руками шею, так крепко, что казалось, что еще чуть-чуть и хрустнет что-нибудь. Горячие ладони Роя шарили по всему телу, постепенно спускаясь вниз, и когда его пальцы погладили Эда между половинками, то полковник нахмурился, почувствовав как вход рефлекторно сжимается, а юноша тихо-тихо стонет, утыкаясь влажным лбом в шею. Слишком узко, он не сможет войти в него. И тогда недолго думая, но постарался проникнуть в Эдварда пальцами, слушая скрип зубов и рваные выдохи. Внутри было горячо и у Роя подгибались колени, когда он представлял, как эти стенки стиснут его, и тут же ему становилось больно от напряжения и возрастающего возбуждения. Пошлые звуки раздавались по всей комнате, тихий скулеж Эда и усердное пыхтение Роя. – Эд, Эд, больно? Юноша лишь крутил головой и робко целовал плечо полковника, переходя на шею, иногда вздрагивая от колкого ощущения. Он прекрасно понимал, что ни один из них не гей и вполне возможно, что им обоим будет немного больно от первого раза. Он доверял полковнику, он хотел этого наслаждения, и ощущение боли лишь подтверждало их связь и открытость, их принадлежность друг другу. - Ха… думаю, достаточно… - полковник тяжело задышал, заглядывая в золотые глаза. Он просто спрашивал разрешения, и, увидев мягкую улыбку на красных губах, склонился над Эдвардом и поцеловал. Руки юноши тут же вцепились в черные влажные волосы, а Мустанг приподнял юношу, придвигаясь ближе и направляя себя одной рукой. За спиной скрестились ноги, сжимая бедра. И Рой начал потихоньку проникать в неподатливое тело Эда. Юноша постарался разорвать поцелуй, чувствуя, как внизу живота разгорается пожар, как ноги немеют, а дрожь любимого передается ему. Но мужчина не позволил ему этого сделать, шумно втягивая воздух носом и продолжая затыкать любимого поцелуем, отвлекать легким поглаживанием ребер, груди, шеи и волос. Вскоре ему пришлось сцеловывать с мокрых ресниц бисер слез, что ожидаемо проступили. Он что-то шептал Эдварду в ухо, то страстное, то нежное, то о чем-то умолял. Его дурманило то, как юноша сжимал его, как внутри него было жарко, тесно, больно. Хотелось взвыть в голос от жара, но он только осторожно начинал двигаться, срывая болезненные вскрики, чувствуя, как жёсткие пальцы норовят вырвать ему пару прядей. И когда они уже чуть-чуть набрали темп, юношу неожиданно подкинуло, он открыл рот, запрокинул голову и громко застонал, так, что разнеслось по всей комнате и заставило полковника резко дернуться. - Ч-что? Больно? – зашептал ошарашенный мужчина. - Хорошо, о Боги, как же хорошо! Рой, - запричитал юноша, полностью опьянённый неожиданным сильным удовольствием, что пронзило его молнией, - я не хочу ждать, возьми меня! Хватит церемониться! Юноша, вспыхнув, сам притянул к себе полковника, впиваясь в губы так, что они больно стукнулись зубами, а потом двинул бедрами, ощутив между ног горячую влагу, но не обращая на нее внимания. И Рой не сдерживался. Зарычав как дикий зверь, он уперся одной рукой в подушки, а другой приподнял юношеское тело, набирая темп. Вскоре он уже быстро и долго вколачивался в Эдварда, целуя страстно, коротко, кусаясь и стоная низким голосом, что отдавалось вибрацией и возбуждало сильнее. Юноша царапал его спину, кусал его ненасытные горячие губы, запрокидывал голову и стискивал его внутри себя, видя перед собой загорающееся вспышкой удовольствия черные глаза с горящим там пожаром, он кусал его плечи, сталкивался с его языком. В душной комнате раздавался скрип кровати, мерный и быстрый стук спинки о стену, возня на простынях, громкие крики, протяжные стоны и бесконечно пошлые звуки секса. И напряжение вдруг взорвалось нестройным рядом криков и рычаний, а после все стихло, шурша быстрым дыханием. Рой, не в силах подняться, уткнулся в плечо Эдварду и тяжело на него опустился, открыв рот и пытаясь дышать. Юноша обнял того за плечи, чувствуя, как влажная спина остывает, а на ней проступают ощутимые полосы, и стало как-то совсем неловко за себя. Он некоторое время прислушивался к себе, к пульсации в промежности и какой-то жгучей тупой боли, чувствовал, как ноет все тело, и какое оно сейчас легкое и тяжелое одновременно. Он чувствовал, как лежащий на нем мужчина до сих пор содрогается после сильного оргазма и шумно дышит куда-то в плечо. - Я… - неожиданно тихо начал полковник, не отнимая головы от плеча. – Я никогда и не получал столько удовольствия от этого. Мне всегда становилось пусто и легко, как будто от выкуренной сигареты, понимаешь? - Да, - спустя какое-то время ответил Эдвард. - Но сейчас я ощущаю, что мне спокойно и хорошо. Что я хочу остаться в этой кровати, в этой позе до конца жизни… Чувствовать, как ты обнимаешь меня, как холодит мой живот твоя рука, знать, что ты не оставишь меня, что… что я… нужен тебе, что ли? – юноша вздрогнул и сердце его сжалось, когда он ощутил холодную влагу на своем плече, когда услышал дрогнувший голос полковника. Определенно, это самый ужасный первый раз в мире! Но сейчас Рой настолько открыт и беззащитен, познав любимого человека, осознав всего себя, достав из глубины своего сердца все то, что мешало ему быть кем-то любимым и любить кого-то. И юноша только мягко улыбался в темноту, чувствуя ломоту в теле и создавая какой-то рисунок на спине военного. – Эдвард, Эд! Прости меня за этот бред… Ну скажи же мне хоть что-нибудь! Повисло молчание. - Люблю тебя! - смущенно проговорил Эдвард, но, потом поцеловав мужчину в ухо, он горячим шёпотом заговорил. И мужчина только просунул свои сильные руки под юношеский стан и стиснул того до хруста костей, а потом нежно потерся носом о шею, вдыхая запах Элрика. - Я никому и никогда тебя не отдам, - зарычал мужчина. - Обещаешь? – Эдвард замер, чувствуя, как сильнее забилось сердце. Один раз полковник его чуть не оставил. Перед глазами, в темноте, словно мираж, вспыхнул тот безвкусный диван, корчащееся тело, окровавленное и мечущееся от боли и страха. В тот раз он чуть с ума не сошел, а сейчас он не мог себе представить, что бы с ним произошло, если бы такая история бы приключилась. Полковник старше него почти в два раза, у него серьезные обязанности и если ему придется… Нет, нет, нет! Эдвард сделает так, чтобы «ему» не пришлось, чтобы они существовали в этом мире так долго, насколько это возможно. И чтобы в этих угольных глазах больше не горела боль, а сердце не знало обиды и не сжималось от страданий. Чтобы этот человек познал счастье, начал жить полной жизнью и в то же время самой обычной, познать радость домашних хлопот и перепалок, знать, что такое ссора, извинения, помощь на кухне, что такое совместный завтрак и ужин. Дать ему ощутить то неповторимое чувство радости, когда тебя рады видеть дома, когда ты действительно ощущаешь, что ты в безопасности, ты в своей крепости, и пусть весь мир остановится, чтобы ты смог насладиться этим мигом, а потом пусть происходит все, что угодно! Они лежали так долгое время, пока в дверь не раздался короткий стук. Рой всего лишь лениво шевельнулся, а Эдвард подлетел как ужаленный. Ал. Продукты. Приготовить ужин! Вот же ж черт, он совсем забыл про это! И время-то позднее, само собой его брат пошел искать вечно пропадающего и вляпывающегося во что ни попадя взрывного братца. Он толкнул мужчину в плечо, а тот уже успел заснуть, и юноше пришлось бить мужчину по щекам в порыве истерики. Его руки нагло перехватили и подмяли под себя, затыкая рот глубоким поцелуем. - Да прекрати! Ал, Ал пришел, что делать, что делать?! – вопил Эдвард, выбираясь из-под тела и стараясь спуститься с кровати. Но он только вскрикнул и упал на пол, краснея и стягивая с кровати одеяло, прикрываясь. Рой подполз к краю и глянул сонными глазами на ползающего и вопящего юношу. - Ты нормально объяснить можешь? – зевая, проговорил мужчина, подавая руку юноше. - Я сказал Алу, что занесу тебе часы и куплю продуктов, чтобы приготовить… Это было в пять часов!!! Он пришел, чтобы узнать, заходил ли я к вам! Господи, что делать, что делать! - Успокойся, я сейчас открою и скажу, что тебя загрузили в Штабе всякими бумажками, чтобы восстановиться, и ты придешь только утром, - спокойно проговорил Мустанг, поднимаясь с кровати. – Ты чего разлегся-то? Вставай. Он подал руку, но Эдвард, только коротко охнул и осел обратно, жмуря глаза. Мустанг нахмурился. - Больно, - пробубнил юноша, смутившись. Мустанг явно перестарался с напором в их первый раз. Тихо вздохнув он наклонился и осторожно поднял с пола Эдварда, поцеловал в плечо и тихо-тихо извинился, а потом уложил его обратно на кровать. Стальной молча проследил, как полковник натягивает домашние штаны и выходит в освещенный коридор, закрывая за собой дверь и оставляя его в тишине комнаты, в которой еще отскакивали от стен пошлые звуки. Алхимик развалился на кровати, прикрываясь одеялом, и уставился в потолок, а потом коснулся шеи, груди, провел по чуть липкому животу, а следом погладил по внутренней части бедер, ощутив там горячую влагу, вскоре осознав, что это кровь. Теперь ему более или менее понятно, что некоторое время ему просто придется провести в кровати, и как бы это все дело объяснить вечно беспокоящемуся брату. Вот же беда! Мустанг тихо вошел, как-то подозрительно улыбаясь. - Ну что? - Что-что, добро получено! – с энтузиазмом отозвался полковник, и юноша чуть не подлетел до потолка. - Какого черта!? Что ты ему сказал? А ну не смей мне врать, рожа солдатская, говори как есть, - вопил Эдвард, а мужчина только рассмеялся и, скинув с себя штаны, забрался в кровать, пытаясь присмирить буйного любовника. - Ух, сколько силы-то, Стальной! Может быть на второй заход? – ухмыльнулся тот, крепко стискивая юношу в своих объятьях. Тот в последний раз взбрыкнул и уперся ладонями в голую грудь. - Отпусти, задушишь, - заворчал Элрик и недовольно засопел. Мустанг только ухмыльнулся и нежно погладил по волосам юноши. - Все в порядке, Альфонс не будет беспокоиться. Они замолчали на целую ночь, наконец-то найдя покой в объятьях друг друга. Эдвард впервые чувствовал любовь, заботу и ласку любимого человека, ощутил то, какое сильно удовольствие может принести этот человек, и столько же боли. Он, в какой-то степени теперь понял свою маму, ведь Мустанг не был подарком, не был идеалом, однако именно в этом странном человеке он нашел свое успокоение и счастье. Рой же, уткнувшись в золотоволосую макушку, думал о том, что он наконец-то не одинок. И кто бы мог подумать, что такой бабник и ловелас как он, будет лежать в кровати и обниматься со своим подчиненным, несовершеннолетним - юношей! - и чувствовать то безмятежное чувство, которого никогда не было в его жизни. И он многое бы отдал: карьеру, дом, свое обаяние и множество другого, лишь бы вечно лежать вот так, вдыхать теплый запах солнца и ни о чем не думать… - Эд, ты случаем не помнишь где резинка? – полусонным голосом промямлил полковник. Раздался хруст, а потом громкий стон. – Сдурел?! - Ох, только попробуй! Я завтра же сожгу все твои коробки! Найду и сожгу, а если увижу где-нибудь, что-нибудь подобное, я тебе голову откручу, коллекционер хренов, - взревел Элрик, припечатывая стальным кулаком в челюсть полковника. - Какой ревнивый, - сладко протянул Мустанг, и Эд осознал, что это была чистой воды провокация. Он засопел, отвернулся от наглой морды, чувствуя, как тот придвигается, целует его родимое пятнышко на шее и заключает его в кольцо своих сильных рук, а длинные ловкие пальцы переплетаются с его. - Дурак, - бубнит смущенно Эд. - Златовласка, - мягко отвечает Рой.