6:43 Джуно, штат Аляска
Автобус подъехал к очередной станции. Я сжала стаканчик в руке покрепче, однако это все равно не принесло существенной пользы. Из-за толчка кофе «подпрыгнул» и просочился сквозь неплотно закрытую пластиковую крышку, стекая вниз по бумажной поверхности. Я приглушенно вскрикнула, ощутив, как горячий напиток с бумаги перетек на мой указательный палец, а следом на средний, а дальше… — Чёрт, — а дальше он расплылся коричневой кляксой на белой ткани свежестиранного халата. Пятно было небольшим, диаметром как подушечка мизинца, но эта картина все равно вызвала бурю эмоций в моей голове, наиболее яркой из которой была досада. Не сказать, что я катастрофически педантичная особа, и след от кофе был для меня сродни позору в глазах коллег, но он привнёс в это утро что-то острое. И эта щепотка чили перца была, мягко говоря, нежданной и абсолютно ненужной. — Моя жизнь и так, как гребанный табаско, — салфетки под рукой не оказалось, поэтому пришлось вздохнуть поглубже и вглядеться в пейзаж за стеклом. Было туманно. Это все, что я могу сказать, опираясь на свою блестящую наблюдательность. Еще было немноголюдно, но этот факт второстепенный, поскольку раннее утро и не предвещало огромной толпы на остановках и в салоне автобуса. Джуно - город туманный, холодный и мрачный. Неудивительно, что в нем населения меньше, чем в коммуналке в Нью-Йорке. Моё же проживание здесь было вынужденным. Несмотря на призрачные, но все-таки плюсы этого штата, я бы предпочла ему всё тот же Нью-Йорк. Хотя бы просто потому, что в нем энергии, как в большой банке Рэд Булла. Нехотя двигаешься вперед по улице или вверх по карьерной лестнице, заряжаясь его атмосферой. Станция располагалась рядом с пекарней. Я увидела, как сверкнули за жалюзи огоньки светильников, как высокий силуэт прошагал в другой конец комнаты, к двери, и перевернул табличку. «Открыто». Баснословно порадовало то, что не одна я встала ни свет ни заря выполнять свой гражданский долг. Я никогда не была в этом заведении. Покопавшись в голове, не нашла отговорки лучше, чем отсутствие свободного времени, но это не так. В промежутке между сменами у меня была уйма времени, которую вполне реально уделить прогулке по центру города. Отчего-то я не находила в себе сил даже осмотреть место своего временного проживания. Я, как и остальные жители, жила тут на правах сонной мухи между стекол окна. Безусловно, в Джуно бывали и солнечные дни, но банальная усталость после работы не позволяла прогуляться куда-то дальше, чем в магазин в паре кварталов от квартиры. Я работала в местном реабилитационном центре по восстановлению наркоманов и алкоголиков. Звучит как нельзя забавно и иронично. В самом депрессивном городе в моей жизни было невозможно не спиться и не улететь на седьмое небо под какой-либо травкой. Однако эта работа на благо обществу была прописана в моем военном контракте. Около шести лет назад я захотела посвятить свою жизнь военной службе и не нашла иного выхода, кроме как заключение договора со своим учебным заведением. Иначе я попала бы туда только в другой жизни. Теперь, с периодичностью в полгода, я уезжаю на другой конец страны и усмиряю буйных мужчин средних лет. Под моим крылом находится только одна пожилая женщина, но ее пациенткой язык назвать не поворачивается. Она скорее отдыхающая на своеобразном курорте. Веселая и неловкая, как Винни Пух. Держать их всех в узде - дело нереально сложное. Своего рода тренировка. И дело даже не в твоем физическом превосходстве или ловкости, а в простой моральной выдержке. Видеть их слезы и слышать крики во время ломки невыносимо. Однако, признаться, я считаю себя счастливчиком. Как бы депрессивно-суицидально и тягомотно не звучали мои предыдущие мысли, но я действительно счастлива проживать такую жизнь. Я закончила тот колледж, в который мечтала поступить еще со средней школы. Мои друзья – самые безбашенные боевики на всем юго-восточном побережье. Я сама – капрал третьей группы отряда особого назначения штата Флорида. Только вот этого особого назначения в ближайшее время не предвидится. Со всеми угрозами всегда справляются правоохранительные органы штата, а что-то серьезное нейтрализуют спецгруппы Щ.И.Т.-а или Мстители собственной персоной. Но не будем о грустном! Даже в этом положении есть огромный плюс – безопасность. И длиться она будет до начала военных действий. Я отчаянно надеюсь, что они не придутся на мой век.« Доброе утро, Эш. Не раздели утренний бокал Шардоне с миссис Купер! Ладно старуха, а вот тебя точно будет от него не оттащить.
ХО, твоя ночная эротическая фантазия »
Я широко улыбаюсь, заметив сообщение от своего напарника. Оно пришло еще в начале седьмого, но мой плейлист был настолько гипнотическим, что брать в руки телефон и переключать хоть одну песню было из ряда «миссия невыполнима». Мой верный товарищ и вечный соперник в тренировках по рукопашному бою был настоящим бойцом. Вот, знаете, он подходил по всем критериям к моему понятию «военный». Усидчивый, терпеливый, внимательный, самоотверженный, проявляющий уважение ко всем вне зависимости от воинского звания. Клинический придурок, правда, но я была с ним связана самой крепкой нитью на свете – дружба в синтезе с вынужденной парной работой. А эта смесь взрывоопасная!« И тебе не заснуть на утренней пробежке. Завидуй молча, Уокер. Я выпью этот бокальчик белого за твою армейскую жизнь.
Эшли »
В отличие от меня, Тейт был бесконтрактным выпускником колледжа. К тому же, он закончил его чуть ли не с отличием, за исключением «удовлетворительно» по естественным наукам. Да и ему и необязательно знать основы биологии, физики и химии. Такой тип людей, как Тейт, очаровывает собеседника не багажом знаний, а улыбкой и манерой общения. Уокер сейчас продолжал службу на базе, но я нисколько ему не завидую. Возможность побыть наедине с собой в этом городе оценивается мной на твердую девятку из десяти. На фоне многочисленных плюсов особенно ярко выделяется угнетающая погода. Это даже меня, больного оптимиста, посадит на диван с ведерком Баскин Роббинс в ожидании очередной мыльной оперы. В ушах начинает играть песня Флэнегана и Аллена «Беги, кролик, беги», когда, переведя взгляд от экрана телефона на станцию за окном, я ощущаю толчок и ударяюсь о спинку сидения. Кофе делает очередной прыжок в стакане и через отверстие для губ выплескивается на халат. — Да что б тебя, — я делаю глоток, проглатывая оставшийся напиток, и откладываю стаканчик на соседнее сидение. Мне приходится привстать, чтобы снять с себя мокрый халат с кофейными пятнами. В рюкзаке лежит еще один, но лучше надеть его непосредственно в сестринской. Наушник выпадает из левого уха, но я не спешу возвращать его обратно. Выныривание из рукавов оказывается задачей несколько сложной и затягивается секунд на десять. Под халат в дождливые дни я надеваю теплую толстовку с эмблемой турнира национальной футбольной лиги (за неимением времени купить что-то менее американистское), а она часто оказывает слишком объемной по сравнению с верхней одеждой или, как в этом случае, с медицинским халатом. — Патриотично. Я не сразу соображаю, что обращаются ко мне. И не сразу понимаю, что имеют в виду. Спустя несколько секунд я нажимаю кнопку паузы на наушниках и поворачиваюсь в сторону источника звука. На одном ряду со мной сидят двое мужчин, а на следующем, вероятно, еще один член их компании. Источник звука мягко улыбается, чуть сощурив голубые глаза. На нем синяя кепка и темная спортивная кофта. Он выглядит несколько странно для этой местности. Слишком непринужденно и расслаблено. Небрежно даже, если можно так сказать. Я так же мягко и с полуулыбкой киваю ему, ловля себя на мысли, что не заметила их появление в автобусе. Я езжу по этому маршруту уже второй год и ни разу не видела…таких пассажиров. Он сильно напоминает мне кого-то. Не будь в салоне так темно, я бы точно узнала. Вероятно, вошли через задний вход, когда я писала Тейту. Вероятно, очередные искатели спокойствия в этих краях. Автобус покидает пределы города и заворачивает на прямую дорогу до «Писфул Хиллс». Это заставляет меня напрячься. Автобус номер шестнадцать ходит по одному маршруту. Что им троим понадобилось в реабилитационном центре? Или они решили подняться в горы. Но одеты слишком легко. Не похоже… Так, выключи своего внутреннего Шерлока Холмса и перестань пялиться на него. Я сажусь и отвожу от мужчины взгляд. Тут же замечаю коричневые разводы на желтой обивке сидение передо мной. Я езжу этим маршрутом уже второй год. Уже второй год разбрызгиваю кофе на предпоследнем сидении в этом автобусе. Не нужно быть военным разведчиком по образованию, чтобы заподозрить неладное.***
7:30 Реабилитационный центр «Писфул Хиллс», штат Аляска
— Доброе утро, миссис Купер, — на распев произношу я, минуя сестринский пост и вдыхая едкий запах растворимого кофе из автомата напротив. Какой-то медбрат покупает себе эспрессо и сонно потирает опухшие глаза. С ночной смены, видимо. Женщина встречает меня каждую утреннюю смену. Это трогает даже сильнее, чем видео животных, танцующих под разные песни. Она чрезвычайно энергичная и интеллигентная леди лет семидесяти с круглыми и вечно сощуренными в хитрой улыбке зелеными глазами. Ее длинные крашенные каштановые волосы уже отросли, оголив седину, и, по-хорошему, неплохо было бы подкрасить корни, но уставом это запрещено. Она часто склоняет меня к тому, чтобы нарушить это правило в обмен на рассказ о своей бурной молодости, но мне приходится тактично отказывать ей в этом удовольствии. Еще она склоняет меня к распитию Шардоне, сидя на террасе ее номера и вдыхая свежий горный воздух. Как бы сильно иногда мне не хотелось уступить ей в этом, но я вовремя одергиваю себя, вспоминая то, в каком состоянии муж передал нам ее. Миссис Купер билась в истерике, требуя хотя бы утренний кофе с Ванной Таллин. — Эшли, как всегда безвкусно одета. Ну, вот, зачем ты нацепила эту толстовку? – она покачивает головой, драматично вытянув губы трубочкой. Миссис Купер привстает с кожаного диванчика и идет ко мне навстречу. Медбрат оживляется и поворачивается к нам. Он кивает мне в знак приветствия и жестом предлагает отпить кофе из его стаканчика. — Нет, спасибо. – я так же драматично закатываю глаза и поправляю скрепку на папке с историями болезней и результатами анализов. — Эта кофта визуально делает тебя похожей на большой апельсин, — я огибаю ее и приобнимаю за плечи левой рукой, уводя в сторону столовой. Время завтрака еще не наступило, но шанс посидеть в отапливаемом помещении в компании кружки зеленого чая с бергамотом слишком соблазнителен. Я так промерзла, что до сих пор не согрелась после поездки. Вроде, температура не опускается ниже минус шести градусов по Цельсию, но ощущается, как все минус тридцать. — Имеете что-то против апельсина? Между прочим, в нем содержатся вещества, поднимающие настроение и придающие силы. — я похлопываю по карману халата, в котором находятся несколько фруктов. Я всегда ношу их с собой в качестве перекуса. Миссис Купер тихо хохочет, когда мы встречаемся с другим пациентом, поднимаясь по лестнице вверх. Они никогда не общаются при мне, но отчего-то шестое чувство (образование разведчика) подсказывает, что их связывает гораздо большее, о чем можно поговорить. Это совсем не мое дело, а сугубо личное дело ее мужа. На наше общение это не оказывает никакого влияния. — О, это замечательно, но я больше люблю виноград...старый, разлитый по бутылкам и закупоренный, — она мечтательно прикрывает глаза и входит в помещение столовой, игнорируя чье-то приветствие. Я улыбаюсь девушке, выглянувшей из-за печи с подносом свежих маковых булочек. Столовая наполнилась волшебным ароматом ванили. Меня можно пытать водой, огнем, огнестрелом и порезами. Но я не устою перед маковой булочкой, которую готовят в Писфул Хиллс. — Так странно это, не находишь, Эшли? — вдруг произносит миссис Купер, устроившись поудобнее за столиком рядом с окном. Она предпочитает завтракать, глядя на снежный пейзаж. И настаивает, чтобы я составляла ей компанию, поскольку «в этой дыре только одержимые алкоголики без высшего образования». Она действительно чудесная. Ее чудесатость портит лишь пристрастие к спиртным напиткам. Нездоровое пристрастие, по рассказам мужа. — Это место предназначено для реабилитации больных людей, — я внимательно слушаю пациентку, вновь игнорирующую врача, поставившего перед ней стакан воды и блюдо с таблетками, — Но ты улыбаешься. И я улыбаюсь. И вот она, за плитой, тоже улыбается. А чему улыбаться? Я понимающе киваю. На самом деле, такие мысли не раз посещали мою голову. Но я находила ответ в простой истине: мы создаем мир вокруг себя и только нам решать, какой он будет. Я хочу улыбаться всем и каждому, создавая вокруг себя атмосферу уюта и тепла. — Я улыбаюсь потому, что в моем списке дел на сегодня нет ни одного пациента из наркологического отделения, — отшучиваюсь я, поблагодарив ту самую девушку, поднесшую миссис Купер булочку. — Вот в такой мелочи заключается мое хорошее настроение, Ванесса. Женщина улыбается, услышав свое имя, и пододвигает блюдо с мучным изделием ко мне. — Угощайся, Эшли. Тебя там, в твоей части, будут баловать только овсянкой по утрам, — она поправляет прядку волос, выбившуюся из произвольного пучка и принимает лекарства. Я сразу же ощущаю себя дискомфортно. Не из-за ее упрека в сторону базы, не из-за своего замерзшего состояния, не из-за атмосферы центра. Я ощущаю себя «на прицеле». Оглянувшись, не нахожу ничего подозрительного. Вероятно, надумываю себе. — Мы ведь прогуляемся после завтрака? — Ванесса утверждает, не спрашивает. Здесь за всех все решают пациенты. Такова политика нашего центра. И плата за выполнение своих обязанностей тут тоже соответствующая. Тем не менее, я искренне рада, что мне пока попадаются очень приятные подопечные, и что с ними нет никакой суматохи. Я отвлекаюсь от созерцания макового шедевра и смотрю в большое и прозрачное окно. На улице уже посветлело и снег, лежащий у подножья горы, настолько белый, что режет глаза. Мгновенно мое внимание привлекает фигура, стоящая рядом с деревом. Она смотрит прямо на меня из-под козырька кепки. Несложно узнать того самого мужчину из автобуса. Я ведь так и думала… Без лишних разговоров, я подрываюсь с места и, оставив папку на столе, как гарант своего возвращения к миссис Купер, спешу на первый этаж, застегивая на ходу белый халат. Происходящее заставляет меня беспокоиться. Не то, чтобы я подозреваю нечто криминальное, но однозначно это что-то из ряда вон выходящее. Никого не удивляет моя спешность. Здесь никого ничего не удивляет. Я выбегаю на улицу и поворачиваюсь в сторону большого тополя. Он все еще стоит там, но смотрит уже не наверх, на второй этаж, а прямо. Ясно, как день, что он спровоцировал моё появление на улице. Вот только зачем? — Прошу прощения, но проникновение на территорию центра – это незаконно, вы ведь это осознаете? — ничего лучше, кроме как «наехать» на мужчину, я не придумываю. Он не сильно удивлен. Он прямо излучает уверенность в себе. С каждым шагом моей уверенности все меньше и меньше. Но я иду. Упрямо иду к объекту в кепке, пока не узнаю в нем…символ Америки. — Срань господня, Капитан, — непонятно, зачем, я отдаю честь и замираю в ожидании. Он морщится, как будто я брызнула сок лимона ему в глаз. Кто-то неподалеку заливается хохотом, и я замечаю двух мужчин, сидящих на скамейке. В смеющемся я узнаю Сокола. Кто-то из части показывал мне видео с Ютуба, где он выделывал пируэты в воздухе. Меня застали врасплох. — Чем обязана? — все так же громко чеканю я, но вовремя осознаю нелепость поведение и принимаю расслабленную позу. Сокол встает с места и движется в мою сторону. В этот момент я обращаю внимание на странную фигуру, сидящую на этой же скамейке. Человек сгорблен и опирается одной рукой о свое колено. Длинные сальные волосы свисают с его головы. Зрелище, привычное для меня, но от этого не менее безнадежное. — Наш друг нуждается в помощи, — издалека начинает Сокол, бросив мимолетный взгляд на Роджерса. Капитан вновь излучает уверенность в себе и даже пытается как-то дружелюбно смотреть на меня. Именно пытается. Я не психолог, но, по-моему, ему сейчас совсем не до создания верного впечатления. — Вы могли бы обратиться в центр в Нью-Йорке. Он гораздо более оснащен технологиями, да и персонал там, мистер..., — меня прерывают небрежным жестом. — Называй меня Сэм, — неформально предлагает мужчина, а дождавшись моего кивка, осторожно тянет к себе за локоть, — Этот человек…особенный. Для нас. Да и для остальных. И Нью-Йорк, поверь мне, не лучшее место для его реабилитации, — он говорит неуверенно, деля предложения на части, как будто я неспособный ученик, а он уставший от моей тупости учитель. В моей голове возникает сразу две мысли: что же это за человек и зачем ему реабилитация? Мне очень не нравится тон Сэма и то, что он себе позволяет, но я терплю. В центр, в котором я работаю, попадают наркоманы и алкоголики. На алкоголика, на первый взгляд, «друг» не похож. Он не раскачивается из стороны в сторону, не истерит и не заламывает свои пальцы, как это делают остальные. Впрочем, так ведут себя не только алкоголики. — Кто же такой ваш таинственный друг, раз вы остерегаетесь чего-то? Не военный преступник, случайно? — эта мысль посетила мой мозг ненавязчиво, и я отнеслась к ней поначалу с юмором и несерьезно, но только произнеся ее и заметив перемену во взгляде Сокола, я оценила сказанное, как единственно верное. Военный. Преступник. Друг. Капитана. Америки. — Ты вряд ли слышала о нём. Армия США не располагает такими сведениями, — встревает в немой диалог Капитан, на этот раз потянув меня в свою сторону. Удивительно, но ему я такую вольность простить смогла. Потрепав свои светлые волосы и пару раз словив воздух губами, я неуверенно смотрю Капитану Роджерсу в глаза. Он все еще гипнотически пытается настроить меня на дружелюбную беседу. Однако тема этой беседы отнюдь не дружелюбная. И этот контраст сводит меня с ума. Капитан замирает, ожидая от меня хоть какой-нибудь реакции. Тщетно. Я перебираю в голове всех потенциальных преступников, поголовно отсеивая каждого. Не то. Не тот. Он нетерпелив. Сокол возвращается на скамейку, предоставив меня Капитану. Между нами меньше десяти сантиметров, и неожиданно данный факт сильно бьет по мозгам. Я резко делаю шаг назад, не разрывая зрительного контакта. — В армии тоже есть длинные языки, Капитан. Да и мы не самое последнее подразделение по полномочиям. — непонятно с какой целью начинаю я. Но Роджерс внимательно слушает. Я перевожу взгляд на его скулы. Лицевой нерв то и дело нервно дергается. Я вдруг ощущаю порыв холодного ветра. Он бьет по голым щиколоткам. — Я знаю только одного человека, который может быть как-либо связан с недавними событиями или с…вами, — осторожно начинаю я, убеждая себя откинуть сомнения, но не могу. Я впервые вижу так близко человека, мелькающего раньше исключительно по телевизору или в роликах в интернете. Только этот факт заставляет сердце биться чаще, — Но я отказываюсь в это верить. Это глупо, это… Капитан Америка переминается с ноги на ногу и бросает мимолетный взгляд в сторону скамейки. Я не заметила Сокола и «мистера Х» в окно, поскольку их заслоняют какие-то декоративные кусты. Даже если кто-то и наблюдает за нами из окна здания, то видит только медсестру в халате и мужчину. — Эта ситуация такая странная, не находите? — нервно заикаясь, выбрасываю я. Капитан удивленно переводит на меня взгляд. — Передо мной стоит сам Капитан Америка, просит помочь своему другу, — Сокол делает какой-то жест, привлекая к себе внимание, но никто из нас не прерывает зрительный контакт, — Мы ведь на Аляске, Капитан Роджерс. В городе Джуно. Как вас вообще сюда занесло? Мои слова звучат очень глупо. Я прямо вижу себя со стороны. Выгляжу как тот самый кролик, о котором поется в песне. Я боюсь. Я не знаю, что происходит. Я шокирована. Впервые за свою жизнь меня вовлекают во что-то…такое кто-то…такой. Почему они обратились именно сюда? Именно ко мне? Я не понимала даже этого, что уж говорить о вопросах морали. — Я понимаю твою реакцию. И я не прошу слепой веры в меня. — сразу же напрягаюсь, услышав его слова. В конце концов, я одергиваю себя. Прекращай! Выходи из состояния амёбы и отрезвляйся! О чем бы ни была речь, мысли трезво! Капитан снимает кепку. Я никогда не могла устоять перед людьми, обладающими приятной внешностью. Хотя, откровенно говоря, я всех людей считаю красивыми, но по-своему. Однако Капитан был тем типом людей, красота которых была успокаивающей, мягкой. Он был как та самая булочка, которая осталась в столовой на столе миссис Купер. Он был очаровательным. И как среднестатистическая американская девушка, я чуть не поплыла от наслаждения, но другая часть меня, с винтовкой в руках, грубо оттолкнула эту рохлю и призвала меня взять себя в руки. — Я – защитник Америки. — Поверь, я с каждой минутой все сильнее в этом убеждаюсь. Мне льстят его слова. Немного, но льстят. Вероятно, они ожидали, что я брошусь на шею и почту за честь просто постоять рядом, хоть это и звучит архиглупо. Но я сомневаюсь. — Когда ты нарушаешь социальный статус – всегда находятся те, кому это не нравится. А я определённо нарушаю социальный статус, помогая вам. Капитан поджимает губы. Я осматриваю местность, расстилающуюся вокруг, пытаясь отвлечься. Мы стоим на середине дороги, вымощенной грубым серым камнем. Эта дорога окружает центр и замыкает его в кольцо. Сад перед входом в здание выглядит понуро и скучно. Да и не сад играет здесь главную роль. Пусть, мне и нравятся эти непонятные кусты с синими колючками, но взгляд тянется вверх. На снежную гладь. Он тянется к вершине горы, у которой расположен реабилитационный центр. Вокруг меня светлые, яркие краски. Слепяще белый снег, голубое чистое небо, серый камень дороги и коричневые стволы деревьев. Я вижу, как вдали с ветки на ветку перепрыгивают белки, и меня, отчего-то, веселит это зрелище. — Я больше тебя не побеспокою. Капитан засовывает руки в карманы джинс и с явной досадой опускает глаза на носки своих ботинок. Меня снова одергивает. Капитан Америка. Символ страны. Главный ее защитник. По сути, это твой главный командир. Это твой капитан. Прими это как приказ, Эшли. Прими это как приказ и выполни. Сейчас ни к чему строить из себя принципиальную. Однажды, давным-давно, люди поверили в него. И он не подвел. Поверь в него сейчас. Пусть он сам убежден в аморальности просьбы, но ты поверь. Сделай что-то по-настоящему важное для человека, который дал тебе шанс родиться и прожить эту жизнь достойно. — Ещё чего! Я не из тех, кого волнуют социальные статусы, — придав голосу бодрости, я делаю шаг навстречу. Капитан ошеломлен моим поступком. Сокол издает какой-то странный звук, который я причисляю к числу ликующих. — Ты пожалеешь об этом, — несмело начинает мужчина, отчего на моем лице натягивается широкая улыбка. Теперь я должна его упрашивать? — Я определенно пожалею об этом, даже не сомневайтесь Капитан, — смело заглядываю в его голубые глаза. Он выше меня на две головы, но это только подливает масла в огонь. Мне определенно нравится этот человек, мне определенно хочется оказать ему услугу, — Но это будет моя ошибка. Вы ведь дали мне выбор? Я сделала его. Капитан Роджерс вдруг расслабляется и, мне кажется, делает вдох облегчения. Он снова смотрит на меня открыто и дружелюбно. — Для тебя я Стив. Просто Стив, — среднестатистическая американка снова хочет взять надо мной верх, но я держусь. Я лишь отвечаю ему такой же глупой и дружелюбной улыбкой, оценивая происходящее, как самый фантастический сон в моей жизни. Самое невероятное событие. Я действительно счастливчик. Я не имею права жаловаться на свою жизнь! Осознав, что я не сплю, и что разговор с Капитаном вышел у нас уж слишком интимный, я снова отхожу, но на этот раз в сторону скамейки. Но я была бы не против снова оказаться рядом с ним. Ой, как не против. Тейт мне просто не поверит! — Капитан, — вновь начинаю я, и спиной чувствую, как он усмехается, — Окей, ладно. Стив. Скажи, я ведь права и это…— пауза выходит драматичной. Капитан наклоняется ко мне, как будто уловив мой посыл, — Это же Зимний Солдат? — я перехожу на шепот, одновременно боясь ошибиться и остерегаясь быть услышанной Соколом. Тейт сказал, что отряд особого назначения штата Нью-Йорк был отправлен на разведку информации о местоположении Зимнего Солдата. Не так давно. К тому моменту я уже покинула Флориду и была на Аляске, поэтому не смогла проверить достоверность его информации. Но она меня удивила. Я не поверила. Я привыкла, что все самое интересное решают Щ.И.Т. и Мстители. — Да, именно он. Мы достигли скамейки и теперь я смогла воочию убедиться в том, что все мифы – правда, все слухи – правда, что это не сон, а реальность. Но я все так же понятия не имела, как Солдат связан с Капитаном Америкой. — На что подсел? — это могло прозвучать бестактно, но мужчины отреагировали спокойно на мой вопрос. — Героин. У него…непростая судьба. Надеюсь, за несколько недель ты сможешь поставить его на ноги. Просто поможешь преодолеть этот период, а дальше мы постараемся…следить. Я не стала задавать лишних вопросов. Я просто вгрызлась взглядом в эту громоздкую фигуру. Солдат был невероятно большим. На секунду, мне стало дико страшно. Меня обожгло кипятком, но тут же остудило ледяным порывом ветра. Все героинщики, с которыми я работала, были меньше раза в три. Они были исхудавшими, измученными и болезненно вялыми. По началу. Потом они превращались в гуру греко-римской борьбы. Даже я, солдат отнюдь не самых низших подразделений, едва справлялась с ними. Хотя, стоит учитывать и то, что я не имею полномочий вредить им. То есть, не могла вырубить для простоты, ударить для устрашения. Я могла только скручивать их. Тем не менее, в голове мелькнула мысль, что даже если Капитан и не будет против рукоприкладства, то попытайся я вырубить Солдата, Солдат может вырубить мной свет во всём Джуно, швырнув на электропровода. Я стояла в нескольких метрах от него. Я стояла и удивлялась, почему он такой спокойный. Его же должно ломать. Так и не найдя ответа на свой вопрос, я нервно повела плечами. Неплохо было бы попытаться завязать с ним беседу. — Как насчет апельсина? — я приблизилась к сидящему мужчине и присела перед ним на одно колено, достав из кармана халата фрукт насыщенно оранжевого цвета. Меня знобило. Успокаивало только присутствие Сокола, сидящего вплотную к Солдату, и Стива, стоящего практически вплотную ко мне. Мы словно давили на него. Давить на наркомана – самая первая ошибка. И самая роковая. Он поднял на меня глаза. Какой же у него тяжелый взгляд. Я толком не успела оценить его внешнюю привлекательность, как услышала звон в ушах, предшествующий хлесткому удару. Только позднее, когда прошел звон, я ощутила, насколько сильно горит моя щека, как сильно болит рука, на которую я упала, ощутила, как невыносимо щиплет разодранную ладонь липкий сок апельсина, который лопнул под давлением моего тела. Прямо как Солдат сейчас. Я даже не успела среагировать и поставить блок, увернуться, нанести контрудар. Я до сих пор не слышала криков Сокола и Капитана, только обрывки их фраз. К голове вдруг прилила кровь. Вставай. И я встала. Осторожно встала, опираясь на руку Капитана. Все было неясно и туманно. С какой же силой он ударил меня? На какую силу он способен? Как я буду помогать ему справляться с зависимостью, если нелепое предложение вызвало в нем такую реакцию? Пропустив слова Стива мимо ушей, я мысленно прокляла себя за согласие. Прокляла всех солдат на свете: и зимних, и летних, и осенних. Я бросила в сторону скамейки беглый взгляд. Солдат небрежно дотронулся до разбитого носа, перетер кровь между пальцев и вновь посмотрел мне в глаза. Только сейчас я заметила, что у него не было левой руки. Я только сейчас увидела, как много шрамов было на его шее. Заметила, как перекатывались на ней мышцы. Заметила, как Сокол убирает шприц, предположительно накаченный транквилизатором. И впервые за долгое время я вдохнула полной грудью с чувством, что скоро мое дыхание будет выбиваться чрезвычайно часто. То ли от присутствия Капитана, то ли от ударов, то ли от попыток сбежать или уплыть от Зимнего Солдата.