Child of vice II

— Думаю, в этот раз все получится, — Рейдзи взболтал пробирку, и, вылив жидкость из нее себе в рот, прильнул к губам девушки. Прошло два года, которые перевернули все с ног на голову: семье Сакамаки вновь пришлось инсценировать собственную смерть и вернуться обратно в Японию, чтобы начать сначала, чтобы хоть на миг забыть о ней… Той, что пробудила в них долю человечности, той что заставила их поверить, что где-то есть любовь в этом мире, и той, что эти чувства унесла с собой в толщу земли; забрала без шанса вернуть. Рейдзи этот шанс, вроде, ищет — стоит ночами в лаборатории, о которой не знает никто, всеми силами пытаясь отсрочить разложение трупа, надеясь, что племянницу еще можно спасти. Узнал бы Шу — разнес все к чертям, но он не узнает, потому что не выходит из дома, потому что реальность перестала для него существовать, потому что окончательно оторвал от себя мир смертных. И если свести все страдания на откровенность — смерть Лиссы была для братьев чем-то ожидаемым, особенно для Субару — еще с рождения пророчившего ей участь, похуже собственной. Он видел, знал и понимал, что его брат — садист с искалеченной родителями-жизнью-братом судьбой, потому воспитать ребенка для него априори невозможно. Шу использовал сомнительную по его оценкам важности утрату, чтобы лежать днями напролет на диване в особняке, ни в коем разе не отсвечивая. Рейдзи — чтобы найти лекарство, что может воскресить вампира, дабы следующим его удачным экспериментом стала мать, с коей счеты еще не сведены морально, последняя улыбка которой по-прежнему приводит в ярость. Остальные провели с ней не так много времени, потому память хранила лишь некоторые моменты детства, которые стерлись, размазались, рассеялись и оборвались, словно страницы в книге водоворотом встреч и событий. Райто жалел лишь об одном: не успел затащить племянницу в постель, не успел насладиться теплом и чувствительностью ее тела, не успел опробовать ее по каждому пункту камасутры. Но страдал не так сильно — девушек-то много… Тяжело переживал смерть Лиссы отец Мари, так ни разу и не поговоривший с внучкой нормально, в домашней обстановке за чашечкой какао. Он корил, проклинал, ненавидел себя, потому что спохватился слишком поздно, потому что наивно полагал, что так будет лучше. Но лучше не было и не стало.

✗✗✗

— И зачем ты нас собрал здесь? — Шу лениво окинул взглядом зал ресторана, нутром чувствуя, что ничего хорошего Тоуго сообщать не планировал. Горький опыт говорил о себе. Рейдзи поправил очки, молчанием поддерживая вопрос, что, по-видимому, разделяли все братья — слишком внимательно на отца смотрели, буквально прожигали, зрительно испепеляя того до тла. Лишь Райто наблюдал с каким-то затаенным интересом: малахитовые глаза поблескивали азартом, он помнил о прошлой встрече, что преподнесла в их семью человеческую девчонку, а следом и двойню, которую та родила — пусть все и в могиле, зато пятая часть века была скрашена как-то по-особенному. Разжевывать причину встречи не пришлось — за столик прошла юная девушка, присаживаясь по правую сторону от Карла. Зацепившись взглядом с пятым Сакамаки, та заметно растерялась, опустила взгляд, чуть нахмурившись. Она явно не ожидала его увидеть. — Где Мей? — кулак мужчины заметно сжался — в остальном же его раздражение распознать было невозможно — уж слишком умело Карлхайнц это скрывал. — Опять она свои условия мне выставляет? Лин, я же сказал, что можешь хоть за волосы ее притащить: она должна быть сию же секунду. — Она сказала, что не приедет, да и… Я ей давно не авторитет, так что, извини. И все же девушка появилась — с опозданием, да еще и с каким-то парнем в обнимку, понятное дело, Тоуго неизвестным. Последний неведомым чудом сдержался, дабы не устроить самое жерло Гиены здесь — шумно выдохнул, приветливо улыбаясь. За годы прожитые с этой неугомонной девчонкой он, разве что, к концу света не привык, и то, лишь потому, что ей не пришло в голову оный устроить, хотя загадывать наперед бессмертный не брался. — Майкл, ты можешь идти, — Мей помахала тому рукой, присаживаясь рядом с Лин. На имя рефлекторно повернул голову Шу и внутренним предположением не ошибся: это тот самый вампиреныш — потомок древнейшего клана Германии, и бывший парень его дочери. И вкусам видимо решил не изменять — бессмертная тоже была рыжеволосой, только ростом пониже и плоская, как доска. Разве что ягодицы упругие, но Лиссе все равно проигрывала — формы не те. Изучающий взгляд заметил Райто, пошло ухмыльнувшись, затем снова обращая внимание на отца. Возможно своим долгим молчанием Карл выдерживал интригу, что более вероятно — пытался отсрочить момент, когда это место разнесут к чертям взбешенные девочки и не менее разъяренные братья. Бессмертный не особо скрывал, что он просто сплавит двух осточертевших девиц на многострадальную голову Рейдзи, а тот пусть творит, что вздумается — не волнует. Поняв, что будут находиться под опекой шести вампиров — сестры немного опешили: у Мей от переизбытка чувств стакан в руке разлетелся, привлекая внимание гостей. Она понимала, что не может жаловаться: этот мужчина пришел, когда умерла ее мать, он подарил ей несколько лет счастливого детства, дал ей все, о чем та мечтала, и также легко перевесил этот груз на других. Хотя, Тоуго, в принципе, не страдал чувством ответственности — об этом недвусмысленно свидетельствовали его поступки. — Это ваши сестры: их мать была вампиршей, но умерла, поэтому, как родной отец, я их принял — теперь настал ваш черед. — Сучечка, я не думал, что мы встретимся, тем более в таком месте, — Райто с любопытством наклонил голову, ожидая ответа Лин. — Откуда ты ее знаешь? — Аято повернул голову в сторону брата, вскидывая бровь. — Почему Великий Я об этом не осведомлен? Девушка молчала: не скажешь же, что твоя мать была опиумной наркоманкой, не скажешь что раздвигала ноги за дозу, и один из тех кому посчастливилось с ней трахаться был, теперь уже брат — Райто. И в отличие от маменьки, съедаемой тебаином, героином и морфием, парень не изменился: бледное красивое лицо, малахитовые глаза, кокетливая родинка под губой. Первое столкновение произошло, когда обдолбанная мамаша не позаботилась о закрытии дверей, и Лин стала невольной свидетельницей ее совокупления с бессмертным. Его взгляд, полный похоти, разврата, распутства, стрельнувший в ее сторону — не забудет никогда. Вспомнив вновь все это, девушка вздрогнула, чувствуя, как по обнаженным плечам пробежал табун мурашек, губы предательски дрогнули, что не осталось незамеченным. Парень улыбнулся. — Отец, тебе не кажется, что я не их дочь, а твоя? — Вот именно, ты моя взрослая дочь, пора привыкать к самостоятельности, — Тоуго потрепал девушку по рыжей макушке, вызывая раздражение на ее лице. Знал, что та подобного терпеть не может, но все равно делал — потому что нравится. И как бы Мей не металась, как бы не убивала отца взглядом темно-зеленых глаз, все равно где-то внутри таяла, потому что нежности катастрофически не хватало.  — Вот теперь, как ты свою безответственность называешь — вампирша надула губы. Лин робко улыбнулась, стараясь не замечать на себе взгляды братьев — в особенности Райто, который пугал ее, как никто другой. Было в нем нечто такое, отчего дрожали колени, застревал ком в горле и весь самоконтроль улетал в Бездну. Вампирша не представляла, как она с ним будет существовать в одном доме — если только под сотней замков и библией в руках, на стенах, под подушкой. И все равно не поможет — такие глупости на бессмертных не действуют. И стоит быть откровенным — девушку пугали все шесть парней, одна аура вокруг них — в обморок от страха свалиться и не встать. Этот нюанс видимо замечала только Лин — все остальные гости женского пола с неким восхищением и трепетом наблюдали за вампирами, томно вздыхая на каждое их действие. А те и не замечали — видимо, все происходящее — в порядке вещей. — Блинчик, так откуда ты моего братца знаешь? — Аято приблизился к сестре вплотную, окидывая ту надменным взглядом. — Не смей молчать, когда Великий Я приказывает говорить! — Это долгая история. Тоуго на этой ноте решил покинуть мероприятие, лишь пожелал всем удачи, а сам облегченно выдохнул — больше некому разносить дом, портить ему настроение и доводить до белого каления. И совесть не душила, хотя прекрасно понимал — в доме сыновей им не выжить. Если уж собственную дочь сгубил, казалось бы, самый спокойный вампир, то эти девочки им на один прикус, но это не важно — главное, что избавился.