Запах кофе и мяты

Несмотря на бессонную ночь, Томас проснулся раньше куратора и, сонно потянувшись, принялся одеваться, насвистывая знакомый мотив песни. Слова песни Томас помнил наизусть, а вот где и с кем он её слушал, ускользало из памяти. — Томми. Что это на тебя нашло? — услышал Томас сзади и повернулся к сонному куратору. — Просто настроение хорошее, — улыбнулся Том. — С чего бы вдруг? Влюбился что ли?— выгнул бровь Ньют, натягивая брюки. "Знал бы ты, в кого..." — промелькнуло в голове у Томаса, а сам он только и смог выдавить из себя жалкий смешок. — Сегодня у нас с тобой очень сложный день. Ты будешь пробовать себя в профессии картоведа. После завтрака я покажу тебе Картографическую и расскажу всё о твоей работе, — Томас вновь повеселел и с нетерпением потянул Ньюта на завтрак. После сытного приёма пищи парни стояли перед той самой стальной дверью. Томас пританцовывал от нетерпения. — Томми, прекращай нервничать, — Ньют успокаивающе погладил Томаса по плечу. — Я веду тебя не на казнь. Томас заметно расслабился. Прикосновения куратора были безумно приятными и успокаивающими. Вокруг суетились Глейдеры. У всех них начинался рабочий день, и Томасу это напомнило далекие воспоминания о детстве и муравейнике, найденном в лесу. Сейчас Глейдеры напоминали ему этих самых муравьев. От чего-то от воспоминаний стало неприятно и Томас поморщился. В это время Ньют отпер дверь и принялся вращать колесо-рукоятку, пока изнутри не послышался отчётливый щелчок. Ньют ловко потянул дверь на себя, и та с грохотом отворилась. — Идем, Томми, — проговорил парень, пропуская подопечного вперёд. Томас шагнул внутрь. Комната была маленькой и темной. Воздух пах плесенью и медью. Томас поморщился. Запах был знаком, но не очень приятен. Ньют же щёлкнул выключателем, и под потолком замигали лампы дневного света. После того ,как они разгорелись, обстановка комнаты стала видна в мельчайших подробностях. Картографическая оказалась квадратной комнаткой с покосившимися стенами. Прямо посередине комнаты стоял деревянный стол, а вокруг него восемь стульев. На столе напротив каждого стула лежала аккуратная стопка бумажных листов и несколько карандашей. Кроме того, в комнате находилось ещё восемь сундуков, по два около каждой стены. — Добро пожаловать в Картографическую, — сказал Ньют. — Правда здесь круто? — Ага, — скривился Том, — только воняет здесь, как в выработанном медном руднике. — А, по-моему, пахнет далеко не плохо, — принюхался Ньют, выдвигая один из стульев, и сел. — Иди сюда, Томми. Садись ближе ко мне, — позвал Ньют, а Томас нервно выдохнул. Ньют будет так близко... Парень послушно плюхнулся на стул рядом с Ньютом. Куратор взял лист бумаги и карандаш и принялся рисовать. Томас подался вперёд, чтобы лучше видеть. Ньют рисовал быстро и уверенно, и совсем скоро на бумаге появился большой квадрат, который был разделен на квадраты поменьше. Теперь рисунок напоминал поле для игры в крестики-нолики: три ряда одинакового размера квадратов. В среднем Ньют коряво настрочил «ГЛЕЙД», наружные квадраты пронумеровал от одного до восьми, двигаясь от верхнего левого угла по часовой стрелке. Напоследок он в некоторых местах отчеркнул маленькие отрезки. — Это двери, — пояснил он. — Нам видны только четыре из них, которые ведут в Глейд. Но есть ещё четыре в самом Лабиринте, и они ведут в секции под номерами один, три, пять и семь. Они всё время остаются на одном и том же месте, вот только путь туда меняется каждую ночь, когда в Лабиринте движутся стены, — он закончил рисунок и пододвинул его к Томасу. Парень завороженно разглядывал лабиринт. — Итак, смотри, Томми, это Глейд. Он окружён восемью секциями Лабиринта, каждая из которых квадрат. Он замкнут и из него нет чертова выхода. И единственное, что отдаленно похоже на выход это обрыв, да и то, только если не мечтаешь упасть и убиться нафиг, — Ньют сцепил руки в замок и выдохнул. — Стены двигаются во всём лабиринте. И происходит это каждый чёртов вечер, как раз тогда, когда закрываются двери. Вернее, мы так думаем, потому что сам знаешь, громыхает так, что уши закладывает. А ночью все тихо. — И я не видел, чтобы стены двигались той ночью, когда мы там застряли, — кивнул Томас. — У нас есть восемь Бегунов. И это вместе с Минхо, по одному на каждую секцию. Целый день они носятся как оголтелые в своей секции, запоминают изменения, ищут выход. А потом возвращаются и зарисовывают то, что видели, по отдельному листу на каждый день. Что стены движутся, мы поняли уже давно, — продолжал Ньют, — а выяснив, начали отслеживать это дело. Предположили, что если сравнивать день с днём, неделю с неделей, то это поможет выявить закономерность. И так оно и случилось, лабиринты повторяют свой узор примерно каждый месяц. Но увидеть выход, ведущий из секции наружу, нам так и не удаётся. Его нет. Никогда и нигде не возникал. А ещё знаешь, Томми... Весь этот рисунок — это лабиринт целиком. Понимаешь, весь... — Но как? Я думал, вы ещё что-то добавляете, — удивленно спросил Томас. — Больше нечего добавлять, — отрезал Ньют. — Я ещё сам, будучи бегуном, оббегал его вдоль и поперек. И если бы был выход, я бы нашел его. Его просто нет. — Но почему вы никому не сказали? — Том не знал, как ему реагировать на подобное заявление. — Парни должны верить, что у нас есть шанс выбраться. А потом, если мы опустим руки и пропустим день, когда выход откроется? Мы не имеем права сдаваться. Никогда. — А почему вы не попробовали остаться в лабиринте на ночь? — удивленно спросил Томас. Ему казалось очевидным, быть может, выход открывается ночью. — Томми. Как ты не поймешь? Были у нас смельчаки вроде тебя, да только вернулись они в виде хладных трупиков. Вам просто повезло, Томас. И я собственноручно придушу тебя, если ты ещё раз рискнешь пробежать в лабиринт ночью. Томас потупился. Куратору были явно неприятны слова парня. — Извини, Ньют. Я не подумал, — произнес Том, поднимая взор на куратора. — Томми, жизнь здесь может, и не сахар, но она, по крайней мере, безопасна. Жратвы вдоволь, стены защищают от гриверов. А что там за стенами лабиринта? Мы не можем рисковать жизнью бегунов. И ты должен это понимать. Томас кивнул. Он был полностью согласен с куратором. — Мы можем подробнее изучить все эти карты, — заметил Ньют, кивая на сундуки. За изучением карт прошло полдня, и парни решили передохнуть только когда настало время обеда. За стол к парням присели Фрайпан и Чак. — Как дела, Котелок? — поинтересовался Ньют, потирая кончик носа. — Отвратительно, — выплюнул Фрайпан и многозначительно посмотрел на беднягу Чака. — Я же говорил, я случайно, — обиженно проговорил мальчик, утыкаясь в тарелку. — Что натворил? — спросил у Чака, Томас, жуя сочный салат. — Подорвал самодельную петарду, — вздохнул Чак. Сытно пообедав, парни вернулись в Картоведочную. Но не успели они и за стол сесть, как в комнату ворвался Чак. И вид у него был такой, будто он только что увидел не меньше полсотни Гриверов. Томас обеспокоенно глянул на Ньюта. — Что случилось? — спросил тот, поднимаясь со стула. — Чак! Я надеюсь, ты понимаешь, что это запретная территория и врываться на неё без ведомой причины нельзя! Чак мялся, перетаптываясь с ноги на ногу. — Меня послали Клинт и Джеф, — наконец выдавил он. — А что случилось? — уже не скрывая тревогу, спросил Ньют. — Кажется, Алби плохо. Он кричит, мечется и сходит с ума. Говорит, что ему срочно нужно кое-кого увидеть. Ньют встал и направился к двери. — Ньют, — начал Чак тихо, — вообще-то ему не ты нужен, а Томас... — Хм, ладно, Томми, пошли, узнаем, что нужно этому шанку, — обратился Ньют к Томасу, хватая его за руку. — Чёрта с два я пущу тебя одного к этому чокнутому. Томас хмыкнул и поспешил за Ньютом. Он был рад, что куратор идет с ним. Оставаться с Алби один на один он не хотел. Зайдя в Хомстед парни направились по коридору к узкой винтовой лестнице, раньше Томас её не видел. Ньют стал подниматься вверх, а Томас последовал следом. Спина вмиг покрылась испариной. Очень уж парню не хотелось идти туда. Ньют, мрачный и сдержанный, ожидал его на верхней площадке. Парни подошли ко второй двери справа, Ньют тихонько постучался, в ответ из комнаты донёсся приглушённый стон. Бывший Бегун отворил дверь, она издала тоненький скрип, вновь возродив в Томасе смутное детское воспоминание про кинофильмы про дом с привидениями. Ньют вошёл в комнату и поманил Томаса за собой. Тот настроился на страшное зрелище, но, когда поднял взор, то увидел лишь измождённого юношу, с закрытыми глазами лежащего в постели. — Алби, — шёпотом позвал Ньют, затем повторил громче, — Алби! Чак сказал, ты хотел видеть Томми. Алби сел на постели и открыл глаза. Он посмотрел на Ньюта, потом перевёл взор на Томаса. — Да, — хрипло выдохнул он. — Чак сказал, ты тут мечешься, как идиотина психованная, — Ньют склонился над больным. — Что случилось? Тебе всё ещё плохо? — Всё теперь изменится. Томас... я видел его, — он на миг сомкнул веки, но тут же вновь открыл их, потом снова улёгся плашмя на спину и уставился в потолок. — Что-то мне плохо. — Что ты имеешь в виду? Что именно ты видел? — начал было Ньют, но Алби внезапно заорал. — Я хотел видеть Томаса, Ньют. Не тебя. А твоего чертового Томаса! — Совсем чокнулся? — спросил Ньют, закатывая глаза. — Ну и чёрт с тобой, дубина кланкорожая. Вот он, здесь, можешь говорить. — Уйди, — сказал Алби. Он лежал с закрытыми глазами и тяжело, хрипло дышал. — Как бы не так! Я тоже хочу послушать. — Ньют. Прошу тебя, уйди! Ньют в последний раз зло сверкнул на Алби глазами и, похлопав Тома по плечу, вышел из комнаты. Сердце Томаса понеслось вскачь: он остался наедине с парнем, характер которого оставлял желать лучшего ещё до того, как на него напал гривер. А теперь он еще и через превращение прошёл. Скорее бы уж он высказал то, что там у него наболело, и покончить со всем этим. Долгая пауза растянулась на несколько минут. Руки у Томаса начали дрожать от страха. Наконец Алби прервал молчание. — Я знаю, кто ты такой. Я вспомнил вспышку, — и резко замолчал. Только рваное дыхание позволяло судить, что Алби все ещё жив. — Я не понимаю, о чём ты. Что ты видел? Всё отдам за то, чтобы узнать, кто я такой. — Ничего хорошего ты не узнаешь, — ответил Алби и впервые с тех пор, как ушёл Ньют, глянул на Томаса в упор. Его полные скорби глаза были похожи на две глубокие чёрные ямы. — Знаешь, это просто кошмар. Почему этим сволочам надо, чтобы мы помнили? Нет, чтобы оставить нас в покое и дать нормально жить здесь, в приюте. — Алби, — как бы Томасу хотелось хоть одним глазком заглянуть в сознание вожака, узнать, что же он видел. — Что произошло при превращении? К тебе вернулась память? Да говори же, не томи! Тебя невозможно понять! — Ты... — начал Алби и внезапно схватился руками за собственное горло. Оттуда вырвались булькающие, придушенные звуки. Ноги парня задёргались, он перекатился на бок, потом на другой, заметался, забился. Словом, вёл себя так, будто кто-то другой, не он сам, пытался его придушить. Язык вывалился изо рта, и Алби раз за разом с силой вонзал в него зубы. Томас вскочил и в страхе отшатнулся: Алби трясся в припадке, ноги его беспорядочно молотили воздух. Тёмное лицо, ещё несколько минут назад странно бледное, превратилось в пурпурную маску, глаза закатились под лоб, так что были видны только белки, похожие на куски мерцающего мрамора. — Ньют, — закричал парень, — Ньют, помоги! Алби... — но не успел Томас договорить, как дверь уже распахнулась. Ньют рванулся к Алби, обхватил его за плечи и, налегая всем весом, пригвоздил содрогающееся тело к постели. — Хватай его за ноги! Томас собрал всё своё мужество и прыгнул сверху на корчащегося Алби, прижимая обе его ноги к матрасу. Руками он обхватил больного за бёдра, а Ньют в это время придавил одно плечо вожака коленом. Затем он схватился за руки Алби, которыми тот по-прежнему сдавливал собственную шею. — Отпусти, — крикнул Ньют, стараясь оторвать ладони Алби от горла. — Ты же сейчас, нафиг, прикончишь себя! Томас видел, как на сильных руках Ньюта взбугрились мышцы и выступили жилы. Наконец ему удалось отвести пальцы Алби прочь от шеи и плотно прижать их к груди парня. Тело Алби дёрнулось ещё раз, другой, третий, выгибаясь дугой, но в конце концов успокоилось, застыло. Прошло ещё несколько секунд и наконец дыхание Алби восстанавливалось, глаза вернулись в свои орбиты и застыли. Томас продолжал крепко держать его за ноги, а вдруг стоит только отпустить, и парень тут же начнёт дёргаться опять? Ньют выждал целую минуту, прежде чем медленно разжать хватку. Потом ещё минуту и, убрав колено, отпустил плечо друга, после чего встал и выпрямился. Только тогда Томас сделал то же самое, надеясь, что мучительный припадок завершился. Взгляд Алби стал осмысленнее, но всё равно он выглядел, словно вот-вот провалится в забытие. — Прости, Ньют, — просипел он. — Не понимаю, что произошло. Словно... ну, словно моё тело мне не подчинялось, было под чьим-то контролем. Прости. Томас глубоко втянул в себя воздух. — Надеясь всем сердцем, что больше ему никогда не выпадет быть свидетелем подобных сцен. — Ничего себе, прости тут его, — проворчал Ньют. — Ты гребаный шанк! Ты же чуть нахрен не задушил себя, балда! — Говорю же, это был не я, — пробормотал Алби. Ньют с досадой вскинул руки. — Что значит не ты? А кто тогда? Может я? Ты вообще в своём уме?! — В том-то и дело, — обреченно вздохнул Алби, — что, кажется, в чужом! — Ты, похоже, совсем свихнулся, — заметил Ньют, сгребая в охапку одеяла, свалившиеся с кровати, и накинул их на больного. — Дрыхни давай, а как проспишься, тогда поговорим, — он погладил друга по голове и добавил. — Шанк, ты совсем сбрендил. Но Алби уже задремал и только едва заметно кивнул с закрытыми глазами. Ньют перехватил взгляд Томаса и махнул ему на дверь. Тому только и хотелось, что поскорее сбежать из этого дурдома, поэтому он без разговоров последовал за Ньютом в коридор. — Ньют, — послышалось сзади. — Что тебе, придурок? — переспросил Ньют. Алби на краткий миг открыл глаза и чуть громче повторил: — Береги карты... пожалуйста. Береги их, — и сомкнул веки. — Знаешь, Томми, — обратился к парню Ньют уже в коридоре. — Мне кажется, с тебя на сегодня достаточно приключений. Пойдем в комнату, примем душ, приберёмся. Томас кивнул. После увиденного хотелось забыться. Несмотря на весь ужас, пережитый Томасом в медичке, во время принятия душа его мысли вновь вернулись к Ньюту и от наблюдения за телом куратора образовали внизу живота приятно- тянущий комок. Кое-как домывшись, Томас вышел из душа и принялся одеваться. Ньют последовал следом. Выйдя из душа, парни заметили, что в Глейде начался дождь. Почти все ребята сидели в своих комнатах и только в маленькой кухоньке горел свет. Фрай и его помощники готовили ужин. Бегуны вернулись промокшие до нитки через двадцать минут и тут же помчались в душ. Ливень не утихал, а наоборот принялся лить ещё сильнее. В Глейде потемнело. А кое-где начали слышаться раскаты грома. Ньют обеспокоенно задернул шторы и включил свет. А на кухне напротив свет погас и вскоре команда котелка принялась живо разносить еду по комнатам. О том, чтобы есть на открытой кухне, не было и речи. Впервые за это время Томас вновь увидел Бена. Он вместе с Чаком принёс им еду и мягко улыбнулся Томасу. Теперь он немного поправился и явно отошел от стресса. Том выдохнул: парень больше не злился на него и явно был дружелюбен. — После той истории, — проговорил Ньют, когда парни ушли, — Галли не захотел работать с Беном. Парень теперь помогает на кухне. Готовит он, конечно, ужасно, но он быстро учится и довольно податлив. Я думаю, он привыкнет. Томас явно повеселел и с аппетитом принялся поглощать пищу. После сытного ужина парней стало неизбежно клонить в сон. — Пора спать, Томми, — заметил Ньют, стаскивая кофту. Томас тоже наскоро скинул с себя всю одежду и лег в кровать. Мысли вертелись вокруг куратора. Томас не мог понять, почему его так тянет к Ньюту. Ему как никогда было точно понятно, что это было его настоящее чувство, и он влюбился. Единственное, что теперь он хотел знать, это то, какие чувства к нему испытывает Ньют.