В мире, где люди пьют вампирскую кровь для продления молодости, гниют устои и рушатся моральные принципы. И пока фальшивую любовь выдавливают словно гнойный нарыв, застрявший в горле, за очередной маской остается лишь разочарование, наполняющееся мнимыми пустыми надеждами.
[ Rise a Knight — Harry Gregson-Williams ]
Карабкаясь по скользкому от грязи холму, юная девушка, что отчаянно пыталась укрыться от ливня бордовым плащом — поднесённым с королевской меткой и любовью подарком, и изгнанная из дворца, бежала от стражи и умоляла богов спасти её. Тяжёлые серые тучи сгущались, воздух леденел, а дождь не прекращал идти в тот весенний день. Это было девятого марта. Мокрая земля пачкала и без того кровью разукрашенные босые ноги, путающиеся в жёсткой траве. Чёрные, как смоль, волосы обмякли под тяжестью воды, образуя витиеватые дорожки на груди. Все мысли девушки были лишь о том, чтобы найти укрытие и не опоздать. Иначе она могла потерять самое дорогое для неё сокровище, которое хранила в себе долгие девять месяцев. — Время пришло, милый, потерпи ещё немного, — молила она, поглаживая большой живот. Выбежав на голую безжизненную поляну, сквозь занавес дождя девушка поймала взглядом разрушенную постройку. Старая заросшая акалифом крепость, когда-то представлявшая собой великий замок могущественного короля, теперь стояла на холме, позорно открываясь кусками серого поломанного камня. Замерев и шипя от боли, девушка стряхнула цепкие колючки с пяток и направилась в сторону убежища. Ей необходимо было скрыться не только от дождя — с цепи сорвавшимися голодными волками её преследовали свирепые, но преданные королевству люди с целью найти и уничтожить опасность для правящей королевы и ее статуса. В бедной девушке таилась причина всех бед; девятимесячный плод внутри неё оказался весьма обременительным для семьи правящего королевства, лишь из-за того, что она была простой служанкой. И, как оказалось, любовницей короля. Скрипучий стук прошелся эхом по мрачному помещению, и двери за ней плотно сомкнулись. Схватки участились. Низ живота мучительно тянул, выталкивая из черноволосой мученицы завывания от боли. Мокрый лоб украшался тонкими складками с каждым блеском молнии за окном. Дождь усиливался, стуча по разбитому стеклу. Девушка оторвала кусок от бордового плаща, зажимая его зубами от дикой боли, которая не прекращалась уже в течение нескольких часов. На улице наступали сумерки, непроглядная тьма. Служанка почти сдалась, силы быстро покидали тело, а разум затуманивался, и лишь грохочущее небо возвращало сознание в реальность, не давая девушке сдаться. — Прости, малыш, — тихо прошептала она, пуская горячие слезы отчаяния, — я не могу… Очередная яркая вспышка с небес угрозой сотрясла пол. Природа рокотом вбивала приказ не терять силы. Казалось, есть надежда. — Ради тебя, любимый, — с горечью, скрипя зубами, завопила служанка и сделала последнее усилие. Звук дождя и сбившееся дыхание разорвал детский звонкий плач с яркой вспышкой молнии. Усталая улыбка наконец обрамила женское лицо. Горечь превратилась в слёзы счастья. Облегчение, глубокий вдох. Девушка посмотрела в потолок и рассмеялась, теряя из поля зрения все остальное. Взяв на руки испачканное дитя, служанка облокотилась о холодную стену. Тишина смешивалась с тёплой колыбелью материнского голоса. Живая мелодия, надёжно осевшая в память малышу, растворилась в слезах девушки. Дождь стих. Гроза покинула эти места с первым криком новорождённого. — Добро пожаловать в этот, — закончив петь, сказала та и сглотнула вязкую слюну, спустя секунду, продолжая почти шёпотом, — ужасный мир. Прости, что не уберегла тебя от него, милый. Это твой первый день, Юнги. Чёрная бездна глаз, как и его смоляные волосы, передавшиеся от матери, поблёскивали в свете луны. Юная мать любовалась сыном и чувствовала, как остатки сил покидали её вымученное тело. В дверях вдруг раздался сильный настойчивый стук. И это был вовсе не дождь. — Они нашли меня, — с улыбкой обречённо произнесла девушка и, кормя кроху грудью, спрятала клочок бумаги под платье. Ветхие створки податливо сломались под натиском мужчин, и вот ищейка подбежала к усталой юной жертве. Сознание покрылось туманом, глаза сковала белая пелена и последнее материнское, вымученное с большим усердием, слово: — Прощай. Скатившаяся слеза по щеке ударилась о каменный пол и растворилась в кровавой луже под ней. Это было последнее, что смог увидеть в матери Юнги.***
Мокрая от земли спина чешется под тканью. Грязно. Больно. Лёгкий ветер остужает влажную макушку. Мысли рокотом разбивают стену, и пыль разума медленно оседает на дно спокойствия, пачкая и без того красные глаза. Взгляд куда-то в небо к далёким звёздам. В голове зудящий звук оборванной фразы. Он всё помнит. Такие, как он помнят первый крик, взгляд матери и глоток воздуха. Такие, как он, жалеют, что сделали свой первый вдох. Такие, как он… — Лучше бы не рождались, — заканчивает мысли вслух черноволосый парень. Он помнит эти звёзды. Каждую ночь они восходят на полотне чёрного неба, чтобы напомнить ему о своём появлении в этом мире. Напомнить о предназначении, его сущности. Напомнить о смерти матери. Он помнит. Всё. И кидает тысячу проклятий тому месту, в котором ушла из жизни единственная и навек запомнившаяся ему женщина. Месть разогревает, разгоняя кровь по жилам. Вечно стиснутые зубы готовы вот-вот сломаться от давления, но ему плевать. Отрастут новые. Вампирам не привыкать. Такие, как он, готовы чувствовать боль всю жизнь. Такова его судьба. Такова его сущность. И он проклинает её литрами выпитой желчи. Он ненавидит жизнь и эти звёзды.***
[ Von den Elben + effect — Faun ]
Лёгкий ветер касается детского лица и так же ласково уходит за горизонт спокойного моря. Природа спит, уступая место яркой луне и далёким звёздам на небе. Беспечный мальчишка, что навещает морской берег поздней ночью, рассматривает на песке разноцветные ракушки, поднимая поочередно каждую, важно показывает лунному свету свою редкую находку и хвастается перед котом, который собственно и вытащил ребёнка к морю. Юнец оценивающе вглядывается в строение телец морских обитателей, прикладывает к уху и задаётся незамысловатыми вопросами. Это озорной улыбчивый мальчишка с большим добрым сердцем и маленькой родинкой на самом краешке губ. Он раскрывает рот от удивления, когда натыкается на спасающегося от волны краба. Брови ползут на лоб, улыбка обретает форму необъятной радости, звонкий смех разливается с шумом журчащей маленькой приплывшей на берег волны. — У-у-у, — вытягивает губы в трубочку и тычет палкой в панцирь. Краб замирает и недовольно бежит в море. Уголки губ мальчишки падают вниз и брови хмурятся от обиды. — Ну и пожалуйста. Отмахивается, кинув палку, и уже бежит за новой, цепляющей взгляд, ракушкой. Та оказывается глубокого бирюзового цвета. Он впервые видит такой экземпляр и хочет повернуться и ринуться, чтобы показать её дома своей матери, как слышит чей-то детский плач. Выпрямляется вдруг, щурит глаза на кота, что, между прочим, вовсе не удивлён, и прислушивается. Можно сказать, даже шевелит ушами, копируя питомца. А он умеет. По крайней мере, мальчик так думает. И вот хозяин копны вьющихся непослушных волос с интересом крадётся на цыпочках вдоль берега по влажному песку, оставляя за собой мокрую цепочку ямочек от босых ног. На траве у моря маленький младенец, и он громко плачет. Он захлебывается собственными горькими слезами и всхлипывает при каждом вдохе. Мальчишка, что нашёл кроху у линии воды, подскакивает от испуга, громко ахнув и выронив из рук всю морскую коллекцию, что так долго собирал весь вечер, и понимает, что только что наткнулся на более интересный вид морских обитателей. — Ты пришёл к нам с моря? — мальчик таращит глаза на ребёнка и терпеливо ждёт ответа, сев на корточки. Опустив ладони на колени, быстро моргает, пытаясь рассмотреть чужеродное существо поближе. — Может, ты сын морского царя? — задумчиво говорит мальчик куда-то вдаль и тянет палец ко рту, — Точно! Тебя нужно вернуть обратно в море! Мальчишке приходит гениальная мысль в его детскую, полную воображения голову, и уже тянется к младенцу, чтобы пустить его в море, как тот начинает истошно кричать, что у искателя ракушек вянут уши. Тот, сразу отвесив поклон крохе, приходит к другой мысли. — Простите, Господин, я не думал, что вы хотели навестить нас. Для чего вы прибыли? Хотите захватить наши земли? И коров тоже?! — широко раскрыв рот, удивляется мальчик, бережно подымая ребёнка и бубня под нос, что малыш вовсе не пёрышком оказывается. И плетётся обратной дорогой, качаясь и жалуясь на то, что кот вовсе не помогает ему нести ребёнка.***
Тёплый букет запахов, насыщенный нотами ароматной сдобы и варёного картофеля, заполняет нос мальчишки, как только тот переступает порог дома. Ветер с улицы врывается в уютную тишину до того, как громко захлопнулась дверь за ним. Дышит мальчик часто, запыхавшись в дороге с полуторным весом на руках. Каштановые волосы взъерошены, отросшая чёлка липнет ко лбу. Он стремительно бежит в кухню, спотыкаясь о собственную разбросанную обувь. А прыгнувший на подоконник лоснящийся чёрный кот, словно хищная пантера, играется на свету подвижными мышцами и блестящей шерстью. — Мама! Смотри, что я нашёл у берега! — кричит мальчишка, ослабляя хватку, и вместе с тем аккуратно, хрусталь будто, опускает ребёнка на стол. Мать, увлечённая до этого момента готовкой, отвлекается от занятия, мажет руками по фартуку и с ужасом распахивает глаза. Картину, что рассматривают два заинтересованных и обеспокоенных взгляда можно описать устами художника: белая краска в палитре создателя смешалась с каплей голубого цвета и покрыла плотно, будто по холсту, кожу младенца. Для крохи он ещё слишком худенький и неупитанный. Тощие ручки дрожат от холода, губы приобретают цвет спелой сливы. Не проронив ни слова, женщина приносит меховые пелёнки. Она кутает младенца и наказывает своему сыну налить в котёл воды. А сама уже подготавливает кусок марли, пропитывая её в молоке, и подносит ко рту ребёнка. Молочные капли стекают по крохотным сливовым губкам и уже проваливаются внутрь. Почувствовав это, ребёнок жадно цепляется в ткань и, причмокивая, начинает высасывать из неё жидкость. Медленно фиолетовый оттенок сменяется на лёгкий розоватый, и мать облегчённо выдыхает, падая на стул. Женщина наконец расслабляется, видя, как малыш сгоняет нездоровую краску с тела, и голову постепенно окутывают плохие мысли. — Тэхён, детка, подойди ко мне. Обеспокоенное выражение мальчишки перетекает в настороженные, медленные и неуверенные шаги в сторону обеденного стола. — Да-а? — тянет аккуратно мальчик, видя перед глазами сцены допроса. — Что произошло? — мать тянет маленькую ладошку сына в руки. Тэхён чешет затылок, опустив голову, и задумчиво хмурит брови. Кот, заинтересованный событием, опережает своего хозяина и трётся игриво о ноги, подпрыгивая и тычась мордочкой в бедро. — Я нашёл его у берега моря, мам. Женщина возмущённо цокает и, презрительно взглянув на сына, скрещивает на груди руки. — Мы договаривались, что ты туда больше не будешь ходить. Почему ты не послушал меня? В ответ лишь тишина и полный вины взгляд в пол. Ему стыдно становится. — Но, если бы меня там не было, его могли бы утащить в морскую пучину. А он там не живёт. Он мне об этом сказал, да, правда. Женщина прячет ухмылку, и мальчик, провидев хороший настрой матери, просит прощения. Чёрный кот удовлетворённо мурлычет, прыгнув мальчику на коленки, и пластично выгибается под прикосновениями мальчишеских ладошек. Бледнокожее маленькое дитя заполняет атмосферу нежным уютом и лёгким сопением под меховым одеяльцем. Равномерное дыхание, подрагивающие ресницы и рефлекторные движения губ, сложенных трубочкой: мать Тэхёна влюблённо смотрит на него и замечает на крохотной шее кусок мокрой бумаги, в которой красивыми буквами выцарапано имя. — Юнги, — вслух произносит женщина, и даже кот заинтригованно поднимает морду, останавливая черной макушкой руку мальчишки, — теперь у тебя будет семья. Добро пожаловать, кроха. Смешанная палитра памяти теряет краски, оставляя на её дне лишь куски сцен, вырванных из основного сюжета. Да, хоть Юнги и разлучился с родной матерью, запомнив её слезы, но зато встретил новую, отпечатав в памяти первую улыбку. Это был первый день в новой семье. И, возможно, счастливый. Чужая женщина, что открыла ему двери в жизнь звонким смехом, чужая женщина, что вырастила из него взрослого юношу, вот уже как несколько лет прочно занимает позицию родной и любимой. Его матери.