[ The Shape Of Water — Alexandre Desplat ]
— Диаваль! — встревоженно кричит рослый парень и, срываясь с места, бежит вглубь леса за резвым куском чёрной шерсти. Переливающиеся в тени ухоженные волосы успели отрасти до приличной длины и теперь едва касаются широких плеч. Неторопливо сгущаются сумерки, а Тэхён пока не хочет терять любимого кота, названного в честь полюбившегося ему героя одной древней и всеми забытой легенды. Но он не забывал. Он никогда не забывал. Впрочем, он и не мог это сделать по природе своей сущности. Тэхён нерасстроен и уж тем более необеспокоен, он просто бежит, уклоняясь от высохших пней, колючек и ям в земле, смеясь низким сиплым голосом. Парню весело в отличие от Юнги, который чуть не роняет вёдра с водой, когда тот несётся перед ним, догоняя неподатливого питомца. — Он когда-нибудь повзрослеет? — вымученно стонет Юнги и закатывает глаза, бросив прежде обеспокоенный взгляд на матушку. Женщина тихо смеётся. Наблюдает за парнями и, развесив ароматное, пахнущее лавандой и мятой белье, наконец расслабленно выдыхает: — Весь в отца. Смех матери медленно сменяется молчанием, улыбка вдруг сползает с лица, а взгляд устремляется куда-то сквозь землю. Заметив это, Юнги обратно ставит на землю вёдра, поёжившись от скрипа ручки, встаёт напротив перенесшей многое за всю свою некороткую жизнь Сохён, опускает тёплую ладонь на её хрупкое плечо и осторожно, почти неуверенно, спрашивает: — Как он? Младший, будучи усыновленным матерью Тэхёна, переняв на себя их фамилию и став полноценным «Ким Юнги», искренне любит приёмную мать. Она вырастила Юнги и воспитала как родного, не обделяя ни одного из сыновей любовью. Старший, вечный разгильдяй, что ежедневно валяется на стоге сена под елью, попутно сунув соломинку в рот и, лениво потягиваясь вместе с котом, изредка зевает и чешет свою лохматую макушку, не замечает разговоров и плавает в своих облаках. А ещё у Тэхёна железный принцип не стричь свои каштановые волосы. Дабы не обидеть их. Парень утверждает, что волосы живые, раз могут расти, а он не убийца.***
Глянцевые листья под восходящим солнцем шуршат под песню ветра в непроницаемом, густо заросшем хвойными деревьями лесу. Высокие стройные, но пушистые сосны не дают первым лучам дотронуться до земли, защищая тем самым Тэхёна от горячего поцелуя. Ветки неприятно скользят по лицу, цепляются за непослушные волосы. Наверное, размышляет он, эти сосны что-то скрывают. Или хранят от его глаз тайну, скрытую в глубине тёмного лесного дома со своей крышей и трубой на ней. Настало время выдумывать. Созданные парнем окна плавно закрываются перед глазами, а интерес и шаг растут. Он тянет руку, бредёт наощупь, пытаясь ухватить одну из створок, и спотыкается, совсем забыв о том, что он находится в этой реальности. Не в своей. Окна исчезают так же быстро, как и ускользнувший кот. Парень кубарем летит со склона холма, заросшего тёмной зеленью, и вот уже, сумев опомниться, спускается со своих небес, когда ударяется головой об один величественный, угрожающий своими размерами дуб. Тэхён лежит минуту, а может двадцать. Он не знает. Парень не следит за временем — оно, думает он, и так быстротечно и тратить его на него же — бессмысленно. Как и те закрывающиеся перед лицом створки, заманивающие своей загадочностью. Всё когда-нибудь закончится, поэтому его политика в наслаждении моментами, дурманящими своей красотой. А его красота — это хвойные деревья. Вдали эхом доносится баллада редких птиц, приподнимая воображаемые Тэхёном уши. Он по обычаю сцепляет руки за затылком и просто наслаждается. Этим воздухом, колючими листьями, оберегающими его от лучей противного солнца и журчащим, приятно ласкающим слух озером. Эта картина всегда завораживает его невинный, полный очарованием детской наивности взгляд. Он вспоминает сказки матери, что та рассказывала им ежедневно, и опускает веки, вдыхая полной грудью запах сырой свежей земли, проваливается и сливается с атмосферой волшебного леса, в котором позади него уже стоит и по-доброму улыбается лесной дух, нашептывая на ухо что-то важное. Над ним, у самых губ, прыгают резво крохотные светлячки: единственный природный свет, который не жжёт кожу и не слепит глаза. Серебристый олень гордо вышагивает, обходя сверкающую змейку уже сбежавших от Тэхёна волшебных маленьких фонариков. Смотрит долго, наклонив мордочку вбок, и вопросительно моргает. — Сильно приложился? — беззвучно спрашивает олень, от чего парень громко смеётся, пробуждая ото сна жителей спокойного зелёного городка. Разговаривающий олень, где бы это было видано? Только в голове у Тэ. Казалось, кто бы мог подумать, что животные умеют разговаривать? Но у Тэхёна всё по-другому. С Тэхёном они общались. В его голове. И это не убавляло бурную игру в одиночестве. Пусть он и выпадает из реальности, но это его реальность. И у него она одна. Тэхён здесь не одинок. И понимает, что: Он любит берег моря и этот таинственный, полный загадок лес.***
[ The Creature — Alexandre Desplat ]
Массивные мохнатые копыта лошади выбивают из земли серую пыль, раздувая за собой плотный смог. Механические движения разогревают мускулы, и те под игрой теней переливаются на коричневой короткой шерстке. Чонгук мчится по лесу, изредка оглядываясь назад, скрываясь от двух крепких мужчин, что преследуют его всю дорогу. На губах играет интригующая ухмылка, а кровь разгоняет подступающий к горлу адреналин. Но молодой принц не может проиграть. Будущему королю не позволено проигрывать. Чёрные волнистые волосы восседающего на коне изящного короля растрепались от скорости и прыжков животного, но сейчас ему хочется просто сбежать. От ответственности ли, или от ежедневных рутинных обязанностей королевских отпрысков, парню нужна в первую очередь простая свобода. Никаких по плану расписанных дел, договоров и бумаг, никаких сплетен за не готовой к трудностям и взрослым тяготам спиной. Чонгук был выкован родителями преданным послушным сыном, и этот накаленный свинец, что били нещадно, формируя изгибы под свои прихоти, медленно остывал и твердел. Даже если при этом он терял себя, такова воля правителей королевства Чон Хеина. Такова его судьба, и он смирился с ней. По крайней мере, ему приходится. Вымотанная дорогой лошадь отказывается продолжать путь и ржёт, отрицательно мотая мордой. Хозяин, держась за обтянутые кожей ручки, спрыгивает с запыхавшегося скакуна и тянет его к открытому попавшемуся на их пути озеру. У Чонгука нет в планах сворачивать с дороги, и ему сейчас, впрочем, плевать. На самом деле в ежедневные обязанности он вписал бы этот так ему подходящий принцип наплевать на все, что движется и дышит, но коня он преданно любит и уважает. Отстающие позади него двое мужчин уже проносятся мимо принца и скрываются вдали. — Буцефал, — треплет шершавой ладошкой гриву коня, — отдохни немного. Сунув морду в озеро, лошадь жадно пьет воду и остужается. Поднимает взгляд и, неожиданно для Чонгука, трясет мокрой гривой, обрызгивая парня с ног до головы. Бурный всплеск внезапных и несвойственных ему эмоций поступает снизу-вверх и вырывается через рот открытым смехом. Горло саднит от непривычных молодому принцу реакций, и тот устало потирает скулы, что давно не растягивались в улыбке. А лошадь довольно подставляет макушку под руку своего хозяина и трётся, смахивая влагу с лохматой морды. Пение птиц завораживает слух обоих. Чонгук, затаив дыхание, замирает и хмурит брови в готовности напасть. Глухая тишина и шуршание листьев со стороны свободно дают Чонгуку повод обнажить кинжал и броситься на врага. Но долгожданный противник выпрыгивает из кустов обычным юрким чёрным котом, и вот уже ласково трётся о королевскую лодыжку. Лоснящееся животное податливо тычется мордочкой в ноги, прося Чонгука погладить его шёрстку. Мурча утробно в ответ на ласку, кот подставляет тёмный носик и упирается в палец молодого принца, облачённый в драгоценный синий перстень. Реликвия, что передавалась от отца к сыну, являлась доказательством истинного наследника трона королевства с правящим в ней грозным Чон Хеином, отцом Чон Чонгука.[ Elisa's Theme — Alexandre Desplat ]
— Откуда ты знаешь, что ему нравится, когда его гладят по носу? — неожиданно как для коня, так и для самого Чона, разносится вопрос эхом по лесу, доходя до слуха леденящим уколом, прорастающим в глубине живота сетью многочисленных язв, лопающихся в страхе. Молодой парень лет двадцати пяти, не больше, облокотившись о старую ель, скрещивает руки на груди и поднимает гордо лицо. Тянет уголки губ вниз от обиды на питомца. Кивает в сторону животного, намекая опешившему Чонгуку о чём идёт речь. Минутная пауза. Принц выжидающе стоит ровно на месте, до тех пор, пока не вспоминает, что молчать — вовсе не выход. Возмущение возвращается на своё положенное Чонгуком место, и тот оценивающе оглядывает парня с ног до головы. Простая хлопковая рубаха свободно спущена вниз, оголяя смуглые плечи. Наверное, очередная деревенщина, думается ему, и вот, он уже готов отвернуться от простолюдина и продолжить свой путь, как тот пресекает его намерение громким: — Я — Тэхён! А тебя как зовут? Всё королевство стоит на ушах при имени молодого принца, но этот отпрыск даже не узнаёт своего будущего правителя. Какая халатность. Раздражению нет предела, к горлу подступают вьюнки, плетущие внутри него кислые ледяные сети отвращения. Изогнутая бровь, презрительный чёрной пучины взгляд и губы в предвиденной брюзгливости на излом. — Ты не знаешь, кто я? — наполненный медный напиток гнева в Чоне бурлит, вырываясь за края стального бокала, ошпаривает нутро, рассыпая по стенкам ядовитые ожоги. Ещё никто не посмел на такую дерзость по отношению к великому молодому принцу. — Нет. А ты знаешь, кто Я? — невозмутимо, всё так же бросает встречный, полный непринужденности вопрос парень. Если для Чона картина уже горит ярким пламенем, пропитываясь маслами красок, то для Тэхёна она лишь лёгкими мазками прорисовывает незнакомца. Чонгуку бы плети в руки, да выбить всю невежливую дурь из его глупой крестьянской головы. Но он спускает ладонь с лошади, успокаивая себя, и медленно, облачаясь в тусклом свете, идёт навстречу, готовый дать пощёчину за столь непристойное отношение к правящему роду Чонов, как рука напротив уже раскрыта у его груди в знаке приветствия. — Будем знакомы? — улыбается крестьянин и по-озорному игриво тянет улыбку, чем вызывает порцию смешанных чувств. Дерзость отходит на второй план, пропуская вперёд недоумение. Поднявшие гордо крылья демоны в готовности прорычать теперь столбенеют в вопросительном «он серьёзно?». — Нет, я правда не знаю, как тебя зовут, — виновато опускает макушку и раскачивается на пятках. Тэхён, заметив странную гримасу собеседника напротив, продолжает. — Что стоишь? Нужно протянуть руку в ответ, тебя не учили? Как невежливо! А вроде прилично-таки одет, должен знать правила хорошего поведения. Тэхён расслабляется и без умолку начинает болтать на тему дурного тона и манер общения при знакомстве, но Чон лишь успевает вскидывать брови то ли от перехватывающего дыхание недовольства, или от удивления, насколько тот глуп и наивен. Но, честно сказать, его начинает завлекать пустая игра. Он осторожно протягивает ладонь в ответ и пожимает неопрятному руку. Чонгуку стало интересно, а что, если он бросит игральные кубики и сделает свой ход в этой фальшивой сценке? Из него вышел бы прекрасный актёр, знающий свои положительные стороны, и используя их, считает Чон, он может попрактиковаться и усовершенствовать свои превосходные навыки в этой безымянной игре. — Раз ты не знаешь кто я, буду рад знакомству, — расцепляет руки с Тэхёном и выпаливает первое, что приходит в голову, — Чайка. — Это твоё настоящее имя? Чонгуку бы уже начать ёрзать на месте от непредвиденной реакции соперника напротив, но тот лишь добавляет: — Необычное. Мне нравится. Презрительно хмыкнув, Чон устало потирает глаза и начинает дальше слушать болтливого собеседника. Ему бы громко крикнуть «голову с плеч» да позорно вытирать руки от крестьянской грязи, но раз уж он захотел свободы, мчась недавно на коне, то блюдо готово. Остывает правда, но Чонгук медлить не станет. Он съест все подчистую, до последней несчастной крошки. С новыми правами людей он так и поступает. Пьёт нещадно, заставляя личные сосуды пасть мёртвой тушей на холодном каменном полу. Таков принцип молодого принца Чона. Вампиры для него — пятно на рубашке, которое было пролито по неосторожности служанки. И чтобы данное недоразумение стереть с белоснежного холста, нужно драить, не жалея сил, и добиваться кипенной чистоты. Настало время людей, и те внесли свои изменения, подгоняя стадо уже безобидных вампиров под свои рамки, окна которых захлопнулись со сменой престола. Каждый уважающий себя принц или король, или вовсе состоятельный человек может завести себе личный сосуд. Так называют тех, у кого ценная кровь, обладающая целительными и омолаживающими свойствами. Это необычное явление открыл один лекарь из приближённых бывшего короля Дивона, испытав на себе этот насыщенный, полный вкуса меди напиток. — Ты чего замер? — вопросительно поднимает веки Тэхён, прекратив рассказывать о светящихся оленях, что бродят ежедневно здесь по лесу, заманивая своей естественной красотой. Тэхёна эта красота не обошла стороной и наделила сына прекрасными чертами лица. Чонгук это тоже не упускает из виду. Не упускает изгибы выреза миндалевидных глаз, формы губ, напоминающих сердце и останавливает свой взгляд на родинке под носом. — Красивая, правда? — Что, прости? — вздрагивает вдруг Чон, явно не до конца проснувшись этим днём. Нужно выспаться. — Мне нужен сон, а тебе не помешало бы получше приодеться, выглядишь как дворовой мальчишка. Чонгук тоже не отличается странностью в глазах Тэхёна. Он недовольно щурит глаза, оценивая огромную важность персоны, и цокает языком. — А ты как возмужавший индюк, тебе не идет, Чайка, — обижается парень в белой рубахе и отворачивается. Выглядит по-детски, но он лишь вздыхает, кидает бегло взгляд на ровную гладь озера и замечает лёгкую ухмылку напыщенного, как он считал, индюка. Черноволосый щурится хмурому небу и резко опускает голову, когда Тэхён уже повернулся, чтобы продолжить скучную беседу. Вдали слышатся голоса двух мужчин, от которых недавно бежал Чонгук, и вот он уже берёт поводья и уводит лошадь, не попрощавшись. — Мы ещё встретимся? — с надеждой спрашивает Тэхён. Чон на мгновение останавливается, ехидно улыбнувшись, и, не веря самому себе, отвечает: — Только в случае, если этот самый индюк сменит форму. — Ты придешь в другой форме? Что на этот раз? — встаёт на цыпочки, зажав за спиной ладошки в замок, и заинтересованно провожает гостя взглядом. — Возможно, — начинает уходить Чонгук, — я вернусь другим человеком.***
Молодой принц сворачивает и держит путь прежней дорогой, встретив тех самых двоих. Один из мужчин останавливается, увидев того, кого так долго искал, и, спрыгнув с чёрного коня, нервно меняется в голосе: — Чон Чонгук, где Вас все это время носило? Черноволосый всадник лишь насмешливо отвечает: — И когда это я для тебя стал «Чон Чонгуком»? Светловолосый парень опускает широкую ладонь на гриву чужого коня. Он понимает, как давно не любовался улыбкой Чонгука. В силу ее редкости. Юноша смеётся в ответ, отмахиваясь руками. Солнце слепит неприятно глаза, и высокий мужчина щурится, поднимая голову так, чтобы ещё раз взглянуть на принца. — Ну так Вы… ты же будущий король! С малого придётся привыкать обращаться к тебе на Вы. Чонгук лишь сужает чёрные стеклянные глаза, хмурит брови и бросает: — Джин, мы с тобой знакомы с самых малых лет и дружим достаточно долго, так что прекращай свои почести. Уж от тебя, мой друг, я этого не потерплю, и тогда тебе точно несдобровать. Угроза сменяется ироничным, но добрым смешком. Как-то Джину в свои тринадцать лет посчастливилось спасти маленького принца из колодца во время королевской прогулки в лесу. Мальчишка хоть и был подростком, но уже имел голову на плечах и ясный ум. Он соврёт, если скажет, что не имеет желания служить в королевстве. С самого момента спасения они сдружились, и родители, завидев, что простой крестьянин не отпустил цепким лапам смерти единственного сына правителей, предложили мальчику укрытие и еду, взамен на дальнейшую опеку над маленьким Чоном. Но принц рос и никак не отпускал старших, даже если не нуждался в охране, ему нужна была настоящая рука на плече, улыбка и подбадривающее «ты молодец». Это всё, что нужно было Чону. — Где Вы были всё это время, молодой Господин, — насмешливо кричит второй, выскакивая из леса и приближаясь с конем к остальной части компании. — Мы Вас обыскались. Второй по старшинству пригретых душой Чона братьев по имени Намджун был присвоен благодаря одному мудрому священнику, жившему на их территории за чащей леса. Это был Чон Хосок. С красным отливом гладкими, прямыми, уложенными по обе стороны волосами и аккуратно расположенным на груди крестом. Именно он и привел в семью Чонов Намджуна, заверяя тех в искусности владения мечом, что тот поднимет навыки будущего короля до совершенства. Но совершенство — значит потолок. А у принца не должно быть предела. У принца Чонов в приоритете совершенствование. Как беспрерывный процесс. Бесконечные тренировки закаляют душу, выгибая из него накалённый инструмент. А кузнец, что долго бил по металлу — его родители. Впрочем, Чон не хочет о них сейчас думать. Трезвый голос Джина возвращает из серого тумана, и Чонгук жмурит брезгливо глаза. — Знаю я ваше «обыскались», — бросает Чон и уже кисло улыбается. — Довольно растирать сопли, вот он я, живой, здоровый, — демонстрирует целостность конечностей. — Иначе, казню за чрезмерную опеку, я уже не маленький ребенок. Перед тем, как покинуть лес, Чонгук бросает взгляд за спину, прокручивая странные неприятные ощущения и, отгоняя мысли, усмехается коротко. — Встретимся… Вот ещё.***
Баллада птиц смолкает, животные в страхе таятся в норах, ожидая нападения, одни лишь совы спокойно занимают места и заполняют давящий слух тишину утробными урчаниями. Наступает время охоты. Наступает время кровожадных. И семья Кимов не исключение в этом списке.