Потанцуем?

      Бертольд считал это полной ерундой, тогда как Райнер воспринял новость с едкими шуточками. Кадетская казарма взорвалась возбуждённым предвкушением. Жан самодовольно ухмылялся, Марко радовался, Саша и Конни обсуждали меню. Кто бы чем ни был занят, но весь 104 кадетский набор делал одно – ждал праздник. Редкое событие посвящённое началу нового года. Трагедии военной разрухи на несколько дней оставляли мир засыпанный снегом, озаряя его волшебством новогодних каникул. Во всех окнах до глубокой ночи горел свет и запасы муки катастрофически исчезали на праздничные пироги. — Кто-то говорил, что у нас будут выходные целых четыре дня! — воскликнул кто-то со стороны самых отдаленных кроватей. Погружённая в ночное время казарма гудела от громкого шёпота. — С ума сошёл? — ответил ему такой же тихий голос. — Максимум пару дней дадут.       Ответа Райнер уже не расслышал. Ребята начали спорить и интерес парня к разговору быстро померк. Он всё ещё не верил в то, что не только в пределах Розы, но и ещё где-либо, празднуют вообще что-то. Парадис жил в постоянном страхе, терял людей и территории, но похоже, всё же не утратил желания сохранить свои ценности.       Редкие праздничные дни совсем не были похожи на те, которые раскидовались яркими огнями на улицах их родины. Всё совсем не так, всё тихо, скудно и строго. Всё чужое. От этой мысли внутри опалило жгучим желанием попасть домой. Всего каких-нибудь парочку новогодних дней точно придали бы силы на дальнейшее существование здесь. Бертольд в этом определённо нуждался, с тихой горечью подумал Райнер, в очередной раз вспоминая молчаливую печаль, таящуюся в уголках зелёных глаз.       Кажется, гул голосов заглушал даже собственные мысли. Ребята обсуждали завтрашнее мероприятие и Райнер подперев руками голову, невольно обратился в слух. Все они уже откуда-то разузнали, что столы в столовой должны были сдвинуть к стенам, освободив место в центре. Еды было не так уж много, поэтому командный состав решил сделать акцент на танцах и развлечениях для будущих солдат. Но недавно заваленый дикий вепрь, а ныне зажаренная сочными кусками туша уже завтра будет дразнить запахом жареного мяса. Солдатская жизнь никогда не принимала людских праздностей, но единственный повод раз в год наесться до отвала и отдохнуть, не могла пропустить даже солдатская обыденность. — Эй, Берт, — негромко позвал Райнер уткнувшегося в книгу Бертольда, который лежал на животе рядом, на своей половине сдвинутых кроватей. — Если получится, завтра на празднике мы могли бы исчезнуть.       От одной только мысли о побеге до старой кладовой, бросало в трепет ожидания. Редкие ночи, украденные у расписанного по часам солдатского существования. Скорее даже не ночи, а скудные часы, чаще минуты. Поцелуи украдкой, незаметные прикосновения и наполненные торопливостью объятия. Прижимая к себе Бертольда на растеленном плаще в пустеющей холодной кладовой, Райнер иногда себя ловил на мысли, как только тот на всё это соглашается и раз за разом в молчании идёт за ним. В предрассветные часы, пока все всё ещё спали, когда небо ещё сохраняло ночной налёт темноты, парни находили тепло в горячей и пугающей связи, такой запрещенной и нужной. — Я не думаю, что мы... — Бертольд замялся, собираясь договорить свою мысль, когда керосиновые лампы начали тухнуть. — Эй, хватит уже бубнеть, — громко проворчал Жан. — Кому-то завтра стену подпирать, а кому-то с девочками танцевать. — Ты что ли собрался девчонок охмурять? — засмеялся Конни. — А кому ещё этим заниматься? — Но определённо не вам, Дон Жан. Темнота начала поглощать казарму, а смешки доносящиеся со всех сторон – её отгонять. Тёмные пятна разрасталась, пока не потух последний огонёк и в помещение с двухъярусными кроватями ворвалась ночь, царствовавшая снаружи.       Между ребятами началась шуточная перепалка. Бертольд спрятал потрёпанную книгу под подушкой и почувствовал руку Райнера, опустившуюся на его поясницу под одеялом. Хувер повернул к нему голову, но в тихом лунном свете, который лился из маленьких окон холодными потоками, лица парня рассмотреть было невозможно. Его золотистые волосы казались совсем тёмными, а полуулыбка какой-то хищной. Бертольд затаился и повинуясь молчаливому призыву, подвинулся ближе, коснувшись своим плечом чужого. — Если получится, — пообещал он и уткнулся носом в подушку.       Какие-то странные чувства оживали в глубинах его существа, стоило Райнеру только поманить его за собой. И Бертольд шёл, уже который год брёл, не колеблясь.       Пожалуй, подобные чувства вызывали в нём детские воспоминания. Райнер был частью всего этого и наверное поэтому, не стоило удивляться в сходстве чувств при мысли о нём и доме. Стоило только подумать о родных улицах, как в груди начинало ссадить и эти неприятные ощущения чудным образом могло избавить присутствие Брауна.       А потом Бертольд уснул. Сонливость тяжестью обрушилась на него, избавив от всяких размышлений.       Утром блестящий снег покрылся изморозью, ярко переливаясь на холодных солнечных лучах. Белоснежное покрывало усеялось тысячами разноцветных бликов. Бертольд прищурил глаза – так слепила снежная белизна. Хлопья снега осыпающие несколько дней землю, наконец-то прекратили заметать дома. В высоких сугробах уже можно было спокойно плавать, точно в воде.       Как обычно с самого утра всё кадетское училище было на ногах. Будущие солдаты сновали туда-сюда, выполняя всяческие поручения, расчищая снежные завалы и тропинки между заснеженными постройками. Бертольд попытался смахнуть со лба солёную каплю, но из-за его мокрой от снега перчатки волосы только больше начали липнуть ко лбу. Он схватил черенок лопаты двумя руками и набрал побольше снега, откинув его в сторону. Рядом с ним пролетел снежок, кто-то громко выругался, паралельно прозвучал смешок. Это всё больше походило на развлечение, так не похож был день на череду других. Даже утренняя пробежка была пропитана тихим весельем, а уборка снегом превратилась в обкидование снегом. Это было окончание первого года обучения ребят, в которых всё ещё жил детский дух, медленно слабеющий и умело подавляемый.       Стук топора монотонно доносился из-за сараев, в которые складывали дрова для топки. Тук. Тук. Тук. Бертольд считал сильные удары, прислушиваясь к хрусту брёвен. Где-то там с топором возиться Райнер. Возможно, именно он сейчас рубит дрова? Парень огляделся, будто желая опровергнуть мысль, но его взгляд натыкался на силуэты, обтянутые тёплыми серыми плащами. Двор наполнял шум рубящего топора, который как и положено, не знал вкуса крови. Эта глупая мысль заставила Бертольда опустить глаза и выпустить облако пара из-за рта. Глупые мысли, глупый день, чертовски глупый праздник. Им пришлось возиться на холоде ещё несколько часов, пока двор не был полностью расчищен. Райнера Бертольд так и не нашёл, пока они не столкнулись в столовой. Всё помещение было заполнено духотой и улыбчивыми лицами. Хувер буркнул что-то безсвязное и протянул руку, желая схватить того за руку. Райнер не заметил. Он обернулся на оклик и поспешил кому-то помочь со стульями. Секунду Бертольд стоял, борясь с обидой, которая стала комом в горле. «Проклятье», — мысленно сплюнул он, прежде чем в сотый раз подумал о том, как сильно Райнер начал поддаваться дружескому влиянию всех этих людей.       А потом Хувера так же запрягли притащить стулья из кухни. Райнер как всегда прихватил парочку лишних, помогая Конни перетащить все за один раз. Тот проговорил что-то о девчонках, которые любят сильных парней, в ответ на что Райнер неоднозначно улыбнулся и согласился с ним. Бертольд взявший последний стул, точно тень скользнул за ними, озадачено обдумывая ответ Райнера. В его голосе звучала горечь? — Эй, вы, — прогрохотал Шадис, появившись на пороге столовой и стряхивая с плаща снег. — Сейчас вы усядетесь за столы, набьёте желудки и отправитель к себе, всё ясно? — Так точно, сэр! — отозвался десяток голосов, на секунду заполнив посещение гулким взрывом эха.       Пахло действительно хорошо, отметил про себя Бертольд, скользнув взглядом по длинным столам. Пар от тарелок уже не исходил, но ароматы те источали приятные, именно такие, которые заставляли желудок урчать, а рот наполняться слюной. Скудных ежедневных порций никогда не хватало. Хлеб был ещё тёплым, а глиняная посуда чистой, на блюдах с вареной картошкой таяли кусочки масла, пропитывая воздух сливочным ароматом. Мягкие булочки, большой пирог с капустой, мясо и рыба. Ребята не сводившие глаз с накрытых столов, буквально попадали на скамейки, во все глаза глядя на пиршество. Даже для нескольких чуть вялых яблок нашлось место, которые уже кто-то заприметил.       Бертольд хотел было сесть с краю, где и стоял, но рука оказавшегося рядом Райнера не позволила ему это сделать, ухватив его запястье. — Ты же не думал, что сядешь так далеко от меня? — прозвучал рядом смешок.       Он потащил его вдоль столов и отпустил возле того, где сидели Эрен, со своими двумя тенями вроде светловолосой и низкой и молчаливой с непроницаемым взглядом. Жан и Марко продвинулись и ребята уселись к ним, мимоходом оглядывая другие стоящие рядом столы. — Если бы сели с Сашей, то ничего бы не успели попробовать, — заговорчиски улыбнулся Райнер и ребята засмеялась.       Только дежурные из командирского состава остались в столовой, остальные же исчезли с обсужденими вроде: «этот напиток покорит ваше сердце, сэр». А в углу столовой, на стуле с деревянной спинкой, оставили граммофон. Пластинка медленно вращалась, негромкой музыкой дополняя атмосферу веселья и заслуженного отдыха. Кажется, её никто не слышал. Ребята бросились набирать тарелки.       На улице начинало темнеть. Вечер медленно окутывал заснеженные улицы, окрашивая небо в розовые тона. Четвёртый час неспешно перетекал в пятый, подтягивая с собой всё большую темноту, а ветер расчищал небо от редких туч. На темнеющем полотне начинали вспыхивать первые звёзды, а столовая уже была закрыта. Все были отправлены по койкам и Шадис предупредил о том, чтобы они не шумели.       Пора бы уже подмести пол, заметил кто-то из кадетов, когда кем-то было предложено сыграть в игру и расесться на полу. Идею с полом сразу отмели. Каждый написал на клочке бумаги какое-то действие и вопрос, всё это сложили в в центре кровати и расселись на ней же вокруг. Кто-то стоял, кто-то всё-таки уселся на пол или залез на второй ярус. Многие разошлись по кроватям, принявшись за починку формы, болтовню с друзьями, чтение. Гореть осталась только одна керосиновая лампа, освещавшая кровать с кучкой бумажек. Чья-то рука потянулась к центру, когда по ней хлопнула ладонь Жана. — Пожалуй, первый этим займусь я, проговорил он и подвинулся чуть ближе. — Почему ты? — возмутился Конни. — А кто ещё? — Я могу или Эрен, может Саша или Марко, а ещё... — Я уже взял роль первооткрывателя на себя, — перебил его Кирштейн и потянулся за первым листком, предварительно перемешав всю кучку.       Конни фыркнул, Жан попытался разглядеть корявый почерк в тусклом свете лампы. — Эээ... "Как тебе взбучка Шадиса... — прочитал парень и его брови поползли верх. — ...когда тот заставил Жана стирать всю нашу форму"?       Казарма взорвалась смехом. Лежащие на дальних кроватях так же загоготали, наполняя весельем всё помещение. Один только ведущий не смеялся, припоминая покраснение на руках, из-за которого потом ещё долго болели руки. Он скомкал бумажку и закатил глаза, точно собираясь взвиться, но был остановлен лёгким движением руки, которая легла на его плечо. Парень повернулся и наткнулся на мягкую улыбку Марко. — Оставим это без комментариев, — бросил Жан и смахнул с плеча чужую руку.       Наученный горьким опытом Жана, Конни с мстительным смешком копался копался в бумажках чуть дольше, прежде чем вытащил на свет одну из них и озвучил вопрос: — "Нравится кто-то из училища"? Даже в таком слабом свете было видно как он смутился, оглядев вновь засмеявшихся ребят. Новый приступ смеха заставил некоторых схватиться за животы. — Что за тупой вопрос, — пробормотал парень и порвал написанный вопрос, поспешив всех заверить: — Никто мне не нравится, я ещё не встретил никого. — Правда? А Саша? — Эй! — воскликнула девушка, взмахнула руками. — Это не смешно, — проговорил Спрингер, кивнув Марко. — Тяни. — Какой смысл играть, если вы всё равно не отвечаете на вопросы? — проговорила Микаса, потушив костёр веселья.       Кажется, никто толком не обратил внимания на её недовольный тон. Кадеты загудели с новой силой, стоило только Марко озвучить выпавший ему вопрос. — "Расскажи о глупости, которую ты делал в детстве".       На лице парня расцвела улыбка, граничившая со смехом. Он поднял глаза к потолку, явно вспоминая что-то, что заставило его окунуться в светлые воспоминания детских забав. — Ну говори же, — нетерпеливо подтолкнула девчонка, с россыпью маленьких прищиков на высоком лбу.       Марко тихонько засмеялся и оглядел друзей. — Я пытался вывести веснушки.       Несколько коротких секунд ребята непонимающе смотрели на его лицо, прежде чем Жан покачал головой и проговорил, словно своими словами смахивая любопытные взгляды с Марко. — Хорошо что у тебя это не получилось.       Молчание мгновенно взорвалось смешками в его сторону. Многозначные взгляды точно ещё больше распаляли веселье и заливистый хохот начал пробирался сквозь тонкие оконные рамы в морозную ночь. — Действительно, Марко, хорошо что у тебя не получилось, иначе бы Жан не залипал на тебя так часто, — проговорил Конни, подливая масло в огонь общего настроения. — Да пошёл ты, — отозвался Кирштейн, с язвительным смешком отопырив средний палец. — Теперь я! — воскликнула Саша и схватила первую попашуюся бумажку. — "Покажи то, что прячешь под подушкой".       Смешки не утихали, ребята не сразу заметили, как смутилась девушка, поднявшись на ноги. Она обогнала кровать на которой и проходил ночной "сбор" и легко подняла подушку на своей постели. — Здесь ничего нет, — просто сообщила Саша. — А это что за хлебный завод? — равнодушно ткнула пальцем на изголовье кровати Микаса, которое было усыпано крошками. — Продолжаешь таскать хлеб из столовой? — Нет-нет, — замотала головой Браус, кидая подушку на место. — Это досталось мне от прошлого владельца кровати. — Боже, Саша... — Что?       Кто-то покачал головой, кто-то улыбнулся, а кто-то махнул рукой и вернулся на место. — Теперь очередь Райнера. — Да легко! — уверенно хмыкнул парень в ответ и вытянув большой клочок бумаги с коротким посланием, зачитал в слух: — "Станцуй с тем, с кем проводишь больше всего времени". — Ну, чел, я с тобой танцевать не буду, — покачал головой Конни под одобрительный гул, наполненный очевидностью и жадным любопытством. — Я понял твой намёк, Конни, следующий танец за тобой, — подмигнул Райнер и под дружеский смех встал с кровати. — Идём, Берт.       Он не ждал ответа, не стал переминаться с ноги на ногу и краснеть как неопытный мальчик, только что сообразивший как пользоваться той штуковиной между ног. Райнер просто потянул друга за шиворот рубахи и взглянув в его смущённое лицо, изгонул бровь. — Нам делать это без музыки? — Представьте её, — подсказала Криста, сидящая красная, словно сама оказалась на месте парней. — А и правда, Райнер, ты же у нас мастак представлять то, чего нет, — воскликнула Имир, с азартом взмахнув рукой, точно приглашая всех к началу представления.       Второй подсказки тот ждать не стал и словно оценив шутку девушки, демонстративно поклонился "публике". Его ладонь призывно потянулась к Бертольду, который спустя секунду колебаний, сжал её в своей. Волнение легло на его лицо и ободряюще сжимающему его руку Райнеру никак не удалось вдохнуть в него хоть каплю своей уверенности через крепко сцепленные пальцы. — Неплохо смотритесь, — оценила Имир и получила тычок под ребра от Кристы и запылавшие щеки Бертольда, с одобрительным гулом со стороны в придачу.       Кажется, Райнер только того и ждал. Он сделал шаг ещё ближе к другу и положив руку ему на поясницу, притянул к себе вплотную. — Р-райнер... — выдохнул Хувер, оглядевшись на воющую от восторга кампанию друзей. — Они только этого и ждут, — с тихим смехом прошептал Райнер.       Это мало было похоже на танец. Райнер увлёк Бертольда за собой, плавными движениями переставляя ноги под воображаемые аккорды. Бертольд зажмурился и с мученическим выражением лица уткнулся носом в плечо Райнера, вызвав позади себя оглушающую волну смеха и тихих вздохов. Кто-то с дальних коек даже посоветовал ему лучше обнять Брауна покрепче, чем просто положить руки на его плечи. Повинуясь неизвестно какому порыву, он именно так и сделал, уловив оставшийся никем незамеченным тяжёлый выдох Райнера. Руки парня сцепились на его спине крепче. — Вы же не собираетесь здесь трахаться? — присвиснул Жан, получив в знак поддержки утвердительную ухмылку Имир.       Бертольд не долго от себя бегал. В ту зимнюю ночь, когда замёрзший Райнер прижался к нему, во сне разыскивая тепло, Бертольд уже всё знал. Четырнадцатилетний мальчишка не боялся. Он повернулся к другу лицом и долго рассматривал его в темноте. Комната приюта святой Мины, в пределах стены Марии, была пропитана сыростью и холодом. Со всех сторон слышался храп и сонное бормотание. А Бертольд смотрел на спящего Райнера и не дышал, боясь даже пошевелиться. Они лежали впритык друг к другу и чтобы взглянуть на чужие губы, Хуверу пришлось чуть отклонить голову назад, зашуршав тонкой подушкой. Сон не шёл, а когда Райнер чуть пошевелился, то даже налёт усталости мгновенно сдуло. — Ты думаешь засыпать? — хрипло прошептал парень не открывая глаз. — Нет, — честно ответил Бертольд, стараясь шептать чуть громче беззвучного движения губами. — Мне страшно. — Ну что такое? — Мне хочется поцеловать тебя.       Ресницы Райнера дрогнули, прежде чем веки медленно поднялись и его расфокусированный взгляд уткнулся в покрасневшего друга. Он не понимал. — Пойдём, я хочу в туалет, а ты по дороге расскажешь, что это тебе взбрело в голову.       Но Бертольд ничего не говорил, потому что его не спрашивали. Он молча пошёл за сонным Райнером, который потирал красные глаза. Узкие коридоры были пусты, а небо ещё не думало светлеть. Пусто и страшно. Со дня на день им было объявлено, что всех ребят отустят на вольные хлеба и Бертольд хотел кое в чём разобраться, прежде чем они приступят к следующему этапу миссии. Возможно, они погибнут, поэтому хотелось рассказать о своих переживаниях самому близкому.       Только вот он этого так и не сделал. — Ты дурак, Берт.       Райнер неумело, но с настойчивостью прижался к его рту своим и эта первая детская ласка убила все сомнения и страх. — Райнер, мне хочется поцеловать тебя, — повторил Бертольд, когда друг его отпустил, под шум хлопков и свист. Это окончившееся представление разом потеряло смысл.       Удивленный янтарный взгляд скользнул по лицу парня, прежде чем Райнер кивнул. — Тогда может быть свалим от сюда? — прошептал он, стоило кадетам вернуть внимание на игру. — Конечно, — улыбнулся Бертольд и огляделся, выискивая взглядом свою куртку.