Песнь совсем не о любви

      Бесконечными взмахами танцуют лучи солнца в золоте одеяний, а в ярко-голубом небе поют птицы, предзнаменуя великий день. Вокруг Короля кружатся служанки, поправляя длинные одежды, украшения и чёрные, в цвет вороньего пера, волосы. По комнате всюду разбросаны вещи для предстоящей церемонии коронации и свадьбы. Наконец, слуги разворачивают Императора к зеркалу в полный рост и, поклонившись, уходят. По телу струится насыщенно алый шелк с золотыми узорами. На пальцах увесистые перстни с драгоценными камнями, а на голове золотая заколка со шпилькой, на конце которой сверкает рубин. Юнги смотрит в это дорогое отражение на гладкой поверхности зеркала, но себя не видит. Он будто смотрит на красиво написанную картину. Неужели мальчик, росший без титула и звания, сегодня станет Королем целой Империи? Сказка, песня, сон, но отнюдь не реальность. Ему кажется, что вот-вот, закрой он глаза, очнётся в доме семьи Ким, как много лет назад, а это всё останется прекрасным сном. Тело будоражит чувство волнения. Ведь стоит ему выйти за стены комнаты, как он больше никогда не сможет стать тем самым Мин Юнги, каким он был раньше. Он не сможет путешествовать, спокойно ходить по улицам и наслаждаться рассветом где-то далеко от столицы. Из свободного человека без каких-либо титулов он превратится в правителя целого государства и мужа. И, как и всем людям, ему страшно, однако сохранять чувство самообладания в рискованном положении, есть признак храбрости. Мин прикрывает глаза и шумно выдыхает. Перед ним распахиваются двери и с гордой осанкой он шагает вперед. Он перешагивает порог, а вместе с ним свою прошлую жизнь и отпускает всё. Отныне прошлое в прошлом, а далее лишь счастливое будущее.       Дворец украшен, как никогда прежде. Всюду орхидеи: белые, фиолетовые, жёлтые и голубые — все династии Чосон. В воздухе витает запах еды и благовоний, но никак не цветов. Орхидеи ароматов не издают. Над потолками висят красные ленты с колокольчиками, а из окон дует приятный весенний ветер. Все ближе и ближе, шаг за шагом, черноволосый подходит к тронному залу, где в данный момент собрались все близкие ему люди и чиновники. Титулованные и не совсем. Будь у него воля, он провел бы церемонию на площади Хансона, как было с шестнадцатилетним Чимином, но Соен настояла на дворце, чтобы отдать дань традиции. Юнги останавливается около главных дверей зала, а из-за угла, спускаясь по лестнице, идёт Чимин.       Младший голову опустил, медленно к нему шагая. За длинным подолом ханбока следом идут слуги во главе которых Хосок и Тэхен. Пак останавливается около старшего и легко кланяется, как и стоящая сзади делегация. Юн не прогоняет желание бесстыдно рассматривать принца. Такие же алые одежды, расшитые золотыми паутинками ниток, волосы рыжими волнами спадают, руки с золотыми браслетами и шпилька со свисающими нежными цветами. Пианист осторожно приподымает того за подбородок. У Пака глаза подведены золотым и красным, а взгляд столь ласков и нежен, что улыбка сама на лице расцветает. Юнги берет его за руку и разворачивается к двери.       В зале раздается нежная музыка пианино, а стражи открывают перед ними двери. Мин чувствует, как рука Пака дрожит от волнения, и он, пытаясь передать свою уверенность, сжимает ее сильнее. Старший ступает по длинному красному ковру, ведущему к трону, и за собой рыжеволосого ведёт. По обе стороны на них смотрит двор, ближе к ковру стоят чиновники в богатых одеждах, приветствуя нового правителя, а совсем рядом с троном, ярко улыбаясь и, если присмотреться, пытаясь сдержать слезы, стоит Соен. Намджун возле Ким на красной подушке корону держит и смотрит по-отцовски заботливо. Они останавливаются, Со переплетает их запястья красной лентой, недолго сжимает руку брата и отходит. Юнги с Чимином садятся на трон и смотрят на свой народ, гордо держа осанку, но все равно улыбаются. Принцесса династии Ким берет с подушки золотую корону, что на солнце сверкает тысячами лучиков, и надевает на Мина. Тяжесть золота оседает на плечах, но именно этот момент будет записан в истории. — Да здравствует Его величество Мин Юнги. Да здравствует Его милость Пак Чимин. Да здравствует династия Мин!— хором кричит зал и преклоняет колено перед своими правителями.       Слуги вносят большой горшок с орхидеей, алой, и ставят рядом с троном. Алая орхидея отныне символ династии Мин, а алый цвет — цвет любви. Слышатся крики и смех, разбавленные песнями и музыкой пианино. Черноволосый аккуратно дотрагивается до щеки младшего и хочет сказать свои поздравления, но его нагло перебивают. — Чимин-хен! — шустро прибегает Ким и трясет принца за руку, сверкая улыбкой. — Ой, Ваша милость… — будто ошпаренный отходит на шаг слуга и кланяется, покрываясь красным румянцем. — Я просто хотел поздравить вас с торжеством, — Пак же громко смеется. — Тэхен, ты же знаешь, что я не люблю, когда ко мне обращаются формально, — сквозь смех произносит рыжеволосый, а Тэ легко улыбается. — И вас, Ваше Величество, приношу свои поздравления, — обращается младший к Юну. — Тэхен, я также разрешаю тебе обращаться ко мне неформально. — Но, Ваше Величество, — выдает растерянность Ким. — Ты хочешь оспорить слово Короля? — Ни в коем случае, Ваше Величество, — быстро кланяется Тэ и отходит под всеобщий смех.       Со стороны за всем этим наблюдает Намджун и мило улыбается. К Императору и Принцу выстроилась целая очередь из чиновников, желающих поздравить их. Однако, Ким не спешит внести свое слово, у него будет ещё очень много времени, чтобы сделать это. Тот мальчик, который жил с ним в одной комнате, упражнялся, ел за одним столом и называл хеном, сейчас сидит на троне. А ведь когда-то он и меч в руках держать не умел, не то, что править. Ким благодарен Сокджину. Никто не понимал, зачем Император на собрания своего младшего брата водит, но, видимо, Джин знал всё ещё тогда, и сейчас Чимин сможет помочь Юнги. Да, Ким Намджун присягнул верностью предыдущему Королю, но в этот раз не позволит себе, чтобы с Мином что-то случилось. Несмотря на все прикрасы праздника, в душе у генерала веет пустотой. Глядя на зал, ему почему-то сразу вспоминаются времена, когда он на этом же месте подавал Его Величеству Ким Сокджину бумаги, а сейчас все заново и по-новому. Это ни в коем случае не плохо, но Намджун знает точно: от потерь войны Империя оправится не скоро. — Эм… — Ким и не заметил, как Хосок осторожно подобрался рядом. Чон смотрит виновато и губы поджимает. — Я хотел извиниться за свои слова. — Не стоит. Тебе тоже было тяжело. — Я любил его. — Я знаю, — Ким кивает сам себе. Он действительно знает. — Ты хочешь искупить свою вину? — с усмешкой спрашивает генерал. — Что..?       Хосок опомниться не успевает, как Нам подхватывает его за руку и ведёт танцевать. Соен тихо хихикает, прикрываясь рукой. Кажется, все постепенно налаживается. Девушка смотрит на новоиспеченных молодоженов с нежной улыбкой. Она искренне рада за своих братьев, что за родного, что за так полюбившегося ей самозванца. Они с Юнги сильно сблизились за это время. Ей очень хотелось посмотреть на человека, укравшего сердце Чимина, и когда она увидела его в темнице, вдруг поняла, за что Пак так сильно любит его. Действительно, взгляд Мин Юнги несравним ни с каким более и только сейчас, смотря на него, она видит черты отца и деда, а фамильные черные, как смола волосы, только подтверждают, что он и правда из Королевской семьи. Почему-то она стойко уверена, что династия Мин будет процветающей, а ее рыжеволосый брат — счастливым. Единственное, что откидывает тень на светлые мысли, это то, что Джин никогда не сможет увидеть свадьбу Чимина. Хотя, кто знает, возможно, он прямо сейчас смотрит на них с небес, ибо Ким Сокджин, какими бы делами он не заправлял, заслуживает называться ангелом.       Чиновники медленно расходятся, успев поздравить и подарить свои подарки. Чимин с Мином под руку выходят из дворца, оставив красную ленту на троне, они идут, минуя коридоры. Императрица Ким тихо следует поодаль, чтобы никто не обращал на нее внимание. Рядом проскакивает Тэхен, плетясь хвостиком за своим хозяином. Они выходят во двор, который преобразился за время холодной зимы. Первым указом Юна было отремонтировать дворец, вторым — разрешить слугам покидать пределы стен. Многие чины хотели поскорее провести коронацию, ведь риск быть захваченными вновь был довольно высок, но кронпринц настоял на своем. Поэтому сейчас ярко светит солнце на их празднике. Молодожены садятся в роскошно украшенный паланкин, а девушка в другой, менее выразительный. Остальные же в колонне следуют за ними.       Шествие по столице — один из главных аспектов свадьбы. Со немного вспоминает свое обручение с Тао. Тогда она была намного младше Чимина и, к сожалению, выходила по договору, а не по любви. Огромные ворота открываются перед ними, и их встречает народ, что стоит по обочинам дороги, уступая место колонне. Все кричат, машут руками, выкрикивают поздравления. Чимин немного отодвигает красную штору, закрывающую его, и машет руками, ярко улыбаясь. Помнится, в прошлый раз он сидел с Сокджином в свое шестнадцатилетие. Отцы поднимают детей на плечи, чтобы тем было видно, кто-то сыпет на дорогу рис по традиции для счастливого брака. И так всю дорогу их сопровождают добрые лица и улыбки.       Паланкины останавливаются перед тропинкой в лес, где людей уже почти нет. Мин помогает рыжеволосому встать, держа за руку, но тут же подходит Тэхен и нагло «ворует» жениха за руку, уводя дальше и вовлекая в веселую беседу. Юнги смотрит большими глазами и думает, что на этот раз похитителя придется отпустить. Соен мило смеется и останавливается возле Короля. — Ты точно решила уехать? — с некой грустью говорит альфа, шагая за младшими. — Да, я и так задержалась надолго. Тао даже гонца отправил. — Так волнуется за свое положение, — шипит он. — Не говори так. Он любит меня, может не той любовью, которой ты любишь Чимина, но любит. К тому же, именно ему ты обязан победой, — говорит черноволосая, ступая рядом с Мином. — Когда будешь ехать к нам снова… — Юнги, — принцесса тупит взгляд, — ты же знаешь… — Соен, пожалуйста. — Не могу, — тихо звучат слова. — Прошу, не нужно меня уговаривать. Мне и так тяжело. Здесь все напоминает о нем. Сад, коридоры. Я не могу спокойно ходить по дворцу, зная, что в Королевском склепе под половицам тронного зала лежит его прах. Я сделала выбор, прячась в доме семьи Намджуна, когда ты бился за Чимина. Одно прошу, Юнги, посади орхидею из моей комнаты в лесу. Возможно, когда-нибудь она снова зацветёт, — она молчит. — Я не хочу, чтобы Чимин видел… Ты же знаешь легенду о драконах. Когда Элис умер от любви к человеку и какое проклятье легло на землю. Дракон Фа… —…Дракон Фа, разозленный гибелью брата, — цитирует Мин строчки из старой книги легенд, — объявил, что отныне беты, которым влюбляться не суждено, будут страдать так же, как и драконы. Если бета полюбит и любовь ее будет взаимна, а потом развеется прахом, жизнь беты сокращается на двадцать лет, — Со кивнула.       Юнги рассказывали эти сказки давным-давно, и он действительно думал, что дальше сказок не зайдет. Но вот доселе он и в бет не верил, не встречались они ему ни разу, а за последние полгода сразу две. Она стала ему другом, и даже несмотря на разные сословия, относилась не как к слуге. Как же забавно, он потерял приемных родителей, после, когда правда раскрылась, оказывается, давно потерял настоящих, после брата, а сейчас теряет сестру. Видимо, иметь семью ему не суждено. Но как бы то ни было, он понимает ее. Он бы не смог ходить там, где погиб бы Чимин, и не хотел бы заставлять близких смотреть на то, как он медленно умирает. — Знаешь, — вдруг подаёт голос Императрица. — Может, не существует никакой истинности вовсе. Может, мы сами все придумали, что человек, обладатель твоего любимого запаха, посланный тебе судьбой, — Мин улыбается и думает, что так все было бы намного легче. — Тэхен захотел отправиться в Китай с тобой — путешествовать, — Юн меняет тему. — Как давно ты знаешь? — Юнги, может быть я и девушка, но далеко не глупа, — с иронией тянет она. — В саду дворца цветут вишни и именно под этим деревом Джин любил читать. Да и альфа он, следовательно должна быть омега, хотя он тщательно скрывал, что Тэхен его истинный. Альфа всегда лучше улавливает запах своего омеги, — Король кивает. — Ещё до того, как Ким хотел зайти в тронный зал, Сокджин уже отлаживал бумаги в сторону. Он чувствовал его, и я это заметила, — Соен с улыбкой погружается в воспоминания.  — Обещаю, я буду приглядывать за ним, пока смогу, — они останавливаются в чаще леса. — Прощай, мой милый брат, — Соен обнимает его, а Юнги трепетно прижимает ее к себе. — Правь мудро, знай, что народ — это твоя семья, не позволяй гордыне сковать себя и люби Чимина самой чистой любовью. Да здравствует Король, — она отстраняется, прижимается ладонью к его щеке, в последний раз смотря в карие глаза, и уходит весенним ветром.       Юнги смотрит ей вслед, видит, как она прощается с Чимином, обнимает его и целует в лоб. Младший стойко держится, но все же срывается на плач. Девушка вытирает белым рукавом его слезы. Тэхен обнимается с хеном, желает счастья и обещает вернуться. Они садятся в паланкин. Поднимается красный флаг Китайской Империи, и солдаты ее, личная стража, выстраиваются в колонну и тают среди многочисленных деревьев. Пак подходит к нему, все ещё вытирая слезы. — Не стоит плакать, мой принц, — Мин берет его за руку, а на безымянном блестит кольцо.       Они идут по лесу, вдыхая запах весны. Солнце пробирается сквозь кроны деревьев. Где-то поют птицы, а под ногами трещат ветки и листва. Королевская стража также сопровождает их и это немного раздражает Мина. Он бы хотел гулять с младшим сам и если что, быстро обнажив клинок, защищать его, как в песнях. Но вот титул больше не позволяет. Пак судорожно сжимает руку Юнги и с охом падает на землю. Стража хватается за рукояти мечей, а черноволосый придерживает его, оседая на землю. — Чимин, что случилось?! — он видит, как рыжеволосый прижимается рукой к животу и глаза зажмуривает. — Больно… — шепчет Пак. — Давай, — Мин поднимает рыжеволосого на руки, отгоняет слуг и садит принца на коня, после забирается сам и скачет из леса во дворец, молясь, чтобы в пути ему не сделалось больнее. — Сейчас, потерпи и я позову лекаря, — держа его одной рукой, а второй придерживая поводья, успокаивает он. — Юнги, — Чимин прижимается носом к его груди. — Твой запах стал таким сильным…       «Это не мой запах стал сильней, это твоя чувствительность прорезалась», — думает Мин, но ничего не говорит, лишь скачет быстрей. Наконец, аромат шоколада заполонил все вокруг. Течка. Только почему так поздно? Скорее всего из-за встряски эмоций организм заблокировал созревание и отложил течку и сейчас, после ещё одной встряски, выбросил гормоны. Юнги в данный момент очень благодарен госпоже Ким за то, что та была дочерью дворцового лекаря, и он со скуки читал книги по медицине, которые пылились в шкафу их дома. Мин направляется во дворец, увидевшая его стража быстро распахивает ворота, и старший мчится сквозь них. Он соскакивает с лошади и подхватывает рыжеволосого. Растерянный конюх смотрит вслед. Лекарь выбегает во двор, завидев состояние принца. — Император… — старик бежит за Королем, пытаясь помочь. — Я знаю, — отрезает Мин и скрывается за поворотами коридоров, идя в свои покои.       Слуги испугано смотрят на них, забывая про свои обязанности. Пак содрогается в его руках, скулит тихо и жмется сильней. Солдаты, стоящие на посту около спальни Короля, смотрят во все глаза и двери открывают. — Велите служанкам наполнить ванну. Свободны, — на лету говорит черноволосый. — Но Ваше Величество… — Я сказал свободны! — громко приказывает он.       Стража удивлённо шарахается и уходит прочь. Король осторожно кладет Пака на кровать и закрывает дверь. Он выдыхает и садится рядом со своим принцем. Тот прижимает к себе колени и дрожит. Старший убирает прядь волос, прилипшую к его лбу из-за выступившего пота. Он понятия не имеет, как Чимину сейчас больно. Первая течка всегда проходит тяжело и является самой чувствительной. Конечно, он знал, что это когда-нибудь случится, но все равно не был к этому готов. Может, послать гонца за Соен и Тэхеном? Девушка сможет его успокоить, а Ким уже пережил первую течку в гордом одиночестве, лёжа в лазарете. Но нет, он не смеет об этом просить. Можно дать младшему макового молока, чтобы убрать боль, однако он читал, что в первый раз лучше обойтись без него, дабы всё протекало естественно. — Ю-юнги, болит… — шепчет Пак, сжимая зубы. — Потерпи, маленький, сейчас, — он гладит его по волосам. В дверь стучат. — Войдите, — в комнату входит девушка, подходит ближе и шепчет Мину на ухо, прикрываясь ладонью. — Ваше Величество, ванна готова и лекарь добавил в воду некоторые травы, это должно утихомирить зуд и боль, — Император благодарно кивает, а девушка склоняет голову и выходит, закрывая дверь. — Давай я помогу тебе.       Юнги осторожно вынимает шпильку и снимает заколку из огненных волос, откладывая на подушки, лежащие на полу. Поочередно освобождает пальцы от колец, оставляя только обручальное, и снимает верхнюю накидку свадебного наряда, красная ткань летит на пол. Он тянется к спине, развязывая узлы, чогори, традиционная блузка, полнеет, растягиваясь и рыжеволосый спокойно выдыхает, ведь та давила на ноющий живот. Он осторожно снимает шелковые штаны. Мин тянет одежду на себя и она сползает с тела омеги. Принц останется в одной ночной рубахе. Юн развязывает ещё один узел рубашки, и Чимин сам поднимает руки, чтобы тот мог ее снять. Он оставляет младшего совершенно нагим, только длинные волосы прикрывают его. Черноволосый отходит недалеко от кровати и раздевается сам. Небрежно и быстро, чуть не рвя узлы одежд. Только лишь корона осторожно ложится на маленький столик с цветами.       Он поднимает младшего на руки и подходит к ещё одной двери комнаты, только та ведёт в личную ванную. Там дубовое дерево, выстраиваясь в сотни половиц, тянется по полу и стенам, а тяжёлая красная ткань прикрывает окно. В углах стоят подставки с зажженными лампадками, а сама ванна, большая, словно и не рассчитана на одного человека. Та, подобно маленькому бассейну, чуть вздымается выше уровня пола. В воздухе витает пар, а на самой водной глади плавают маленькие крупицы трав и лепестки цветов, среди которых розы, орхидеи и лилии из оранжереи.       Юнги подымается по двум ступенькам и аккуратно ступает в кипяток. Спускается в воду, которая обнимает жаром до уровня живота. Он опускает принца в воду и садит на ступень под водой. — Сейчас станет лучше, — обещает он, привыкая к воде.       Мин обтирает тело юноши мокрыми руками, зачерпывая воду. Пак поддаётся и не сопротивляется. Горячая вода действительно успокаивает. Тело медленно расслабляется, как и мышцы ноющего живота. Руки альфы умело обмывают его, ладони скользят по мокрой коже, а пальцы мнут плечи. И в каждом прикосновении чувствуются нежность и забота, чувствуется любовь, такая по-миновски теплая. Наверное, из-за боли до младшего не сразу дошло, что Юнги сам раздел его и он теперь сидит перед ним совершенно голый. То ли из-за жара воды, то ли из-за стыда, на пухлых щеках расцветает розоватый румянец. Чимин неуверенно поджимает ноги, пытаясь прикрыть себя, но все же решается взглянуть на Юнги. Черные мокрые волосы, подобно узорам, легли на бледную кожу, а на лице сияет лёгкая улыбка. — Закрой глаза, — просит Мин и Пак повинуется.       Черноволосый берет кувшин, стоящий на верхней ступеньке и зачерпывает воду. Он прикрывает глаза омеги собственной рукой и выливает воду на рыжие волосы. Те в миг тяжелеют от влаги, напоминая раскаленное красное золото. Старший отставляет кувшин, беря в руки мыло из трав. Он намыливает ладони и лёгкими движениями проходится по волосам Пака, после взъерошивает, и лёгкая пена покрывает его голову. Император втирает мыло в медовую кожу, снова берет кувшин и смывает остатки скользкого мыла с тела и пены с волос. Чимин смотрит на него, моргая влажными ресницами. Пианист над чем-то смеётся и большими пальцами смывает красные и золотые разводы под глазами. — Подожди немного, — Юн отплывает от него и выходит из воды. Чим глаза опускает, чтобы, не дай бог, не увидеть чего лишнего. Черноволосый берет с тумбы большое льняное полотенце. — Иди сюда, — рыжеволосый медлит несколько секунд, ерзая на месте, но все же поднимается по ступенькам, сгорбившись и прикрываясь руками. Пак Чимин поистине чудо. Он способен в огонь бросится за друга и даже убить, но все равно сердце его остаётся теплым и живым. Юнги закутывает его в полотенце по самый подбородок, а сам надевает шелковый халат, небрежно завязывая пояс.       Они выходят из ванной комнаты, и Юн думает, что не зря, так как младшему больше не больно. Мин укладывает его на кровать, заменяя полотенце одеялом, а мокрой тканью бережно вытирает волосы. И к принцу только сейчас приходит мысль, что сам Юнги с наполовину сухими волосами и телом. — Тебе лучше? — он осторожно вытирает лоб и щеки, а после откидывает полотенце в сторону. — Уже почти не болит, — тихо произносит Чим, отводя глаза, потому что запах какао кружит голову и хочется прижаться к старшему до потери сознания, как только сам Мин держится, Чимин не представляет. — Хорошо, тогда я попрошу, чтобы тебе принесли ужин. — Нет! — младший хватает руку Короля. — Я не хочу есть… — он смотрит черноволосому в глаза и видит, как в них мелькает понимание. — Чимин, — вздыхает Мин. — Не обязательно сегодня или завтра, мы можем подождать, — в голосе звучит тревога. Юнги пытается не показать, что самому тяжело, от шоколада голова ходит кругом. Один только бог знает, как он себя сдерживает. — Нет… я хочу… сейчас, — он опускает руку и сглатывает.       А для Мин Юнги это словно красный цвет для быка, словно решетку клетки для его внутреннего зверя подняли. Он думает несколько секунд, потому что правильнее было бы выбрать благоразумие и уйти, но к черту это благоразумие, если перед ним Пак, готовый на все. Он и так слишком долго терпел. Юнги рывком скидывает одеяло, из-за чего младший чуть вскрикивает. Он наклоняется ближе, ловя губами губы рыжеволосого. Мнет, кусает, пробирается юрким языком внутрь, очерчивая контуры. Дотрагивается до внутренней стороны щеки, неспеша переходя к небу. Чимин сжимает в руках ткань халата, мурча от удовольствия, и наконец думает, что повышенная чувствительность это не так уж и плохо. Какао так ласково обволакивает его, и Пак только поэтому и отрывается, чтобы вдохнуть поглубже, но старший притягивает ближе, заманивая в мокрый поцелуй. Пальцы путаются в длинных черных волосах и младшему так хорошо.       Юнги переходит к шее. Мажет носом рядом с источником запаха, улавливая яркий аромат такого любимого шоколада. Прикусывает чуть-чуть, сразу зализывая шершавым языком, а Пак ужом на сковороде крутится под Юнги. Старший улыбается довольно, покрывая тело поцелуями. Поставить пытается печать королевскую на чужом теле, чтобы больше никто притронуться не посмел. Принц, подобно шоколаду, плавится под горячими поцелуями и лишь дышит прерывисто, пытаясь не сорваться на стоны. Черноволосый проделывает дорожку из поцелуев от ключиц до живота. Принц губу прикусывает, поддаваясь спрятанным внутри инстинктам. Юнги накрывает губами паковский сосок и обводит языком мягкую бусинку, которая вскоре твердеет от ласк. Он кладет руку на налитый кровью член, обводя большим пальцем головку, и Чимин первый раз стонет в голос. Мин сразу же ловит этот стон губами, и у младшего напрочь голову сносит. Он готов терпеть течку круглый год и ее повышенную чувствительность, если рядом с ним будет Юнги, который заботится, любит и относится к нему как к самому прекрасному. Запахи какао и шоколада спелись воедино, но теперь к ним добавился ещё один — запах похоти.       Пак развязывает пояс на халате Юнги и скидывает ткань с острых плеч. Скользкий шелк падает на пол рядом со свадебными одеждами рыжеволосого. Мин полностью забирается на постель и, отвлекая принца поцелуями, входит одним пальцем в узкое колечко мышц. Он проходит легко из-за обилия течного сока Чимина. Тот кусается в поцелуй, проявляя то ли удовольствие, то ли раздражение от внезапного движения. Юн медленно двигает пальцем, постепенно ускоряясь, и добавляет другой. Этот проходит сложнее, поэтому юноша тихо вскрикивает и прикусывает губу, надеясь не созвать своими воплями весь дворец к двери в их спальню для подслушивания. Старший держится, растягивает мягко, пытаясь причинить наименьшую боль, хотя хочется сорваться и быть грубее в несколько раз. А Чим, кажется, в этом вихре ласк полностью забыл про когда-то тупую боль в животе.       Мин добавляет третий палец и успокаивает младшего поцелуями и нежными поглаживаниями. Пак старается настроиться, но это нелегко. Он терпит, долго, пока пальцы внутри не начинают приносить удовольствие. Старший выходит с пошлым хлюпом, коротко целует, переплетая языки, и осторожно входит в него. Рыжеволосый ахает и в руках, до белых костяшек, сжимает простыни. Пусть из-за сока все проходит более гладко, но Чимину больно неимоверно. Его словно разрывают изнутри, да и плюс к тому чувствительность. Он уже губы в кровь так искусал, что красная капля медленно стекает по подбородку, но эта боль кажется ничтожной. Мин входит аккуратно и постепенно. Сантиметр за сантиметром. Жар чужого тела жутко пьянит. Хочется сорваться и вбить хрупкое тело в простыни за то, что сбегал постоянно, неприступным казался, за то, что проблемы такие приносил, что даже переворот организовать пришлось. Однако держится, терпит и мысленно заметку ставит, отомстить потом. Вот в следующую течку от принца мокрого места точно не останется. Слугам придется ужин в постель приносить, потому что тот встать не сможет.       Чимину хочется просто убежать и мысль о том, что нужно было всё-таки подождать, теперь кажется как никогда правильной. Поначалу, он думал, что все те россказни о боли просто выдумки Тэхена, ведь Юнги напротив такой нежный, а сейчас он полностью согласен с Кимом. Разрывает, жжет, болит, что кричать хочется в голос, но Мин успокаивает и говорит, что потом будет приятнее и нужно попытаться расслабиться. Чимин пытается, правда пытается, но это кажется невозможным, как тут расслабиться, если внутри тебя будто тысяча ножей? Никак. Мин останавливается наполовину и за поцелуем тянется, каплю алую слизывая. Поцелуй пошлый, с привкусом крови и шоколада и это придает рыжеволосому сил продолжать. Юнги продолжает толкаться и наконец входит по основание. Пак будто выдыхает от облегчения, однако выдохи эти быстро сменяются на парочку стонов, так как Король толкается прерывисто, но гладко. Сначала медленно и не торопясь, но с каждым движением набирает скорость. Чимину больно, но вдруг внезапно что-то оглушает его. Глаза блаженно закрываются. В голове словно тысяча фейерверков взорвалось и стало так приятно, что он даже сам не заметил, как громко вырвался его стон. А для Мина это сигналом служит, потому что он всё-таки попал по заветному клубку нервов. Юнги продолжает размашисто толкаться и Пак впервые ему отвечает, насаживаясь и сжимая его плечи. Старшему кажется, что синяки от пальцев и ногтей не на младшем останутся, а на нем самом.       Мину так хорошо, как никогда не было. Все пылает, так приятно и головокружительно. Все чувства будто собрались в горящем паху и тело разрядки желает. Старший хочет золотом осыпать Пака за подаренные ощущения. Удивительно, но Чимин думает тоже самое. Юнги продолжает толкаться и когда видит, что рыжеволосый почти на пределе, останавливается. Берет руки слабые и кладет их со своих плеч на простыни, пальцы переплетая. Прикасается к горячим губам, вовлекая в сладостный поцелуй и мгновенно срывается на бешеный темп. Чимин, отрываясь от чужих губ, громко стонет над ухом Мина и кончает первым, пачкая животы. Юнги жмурится и сильнее сжимает ладони, делает последний сильный рывок, получая разрядку следом.       Мин отпускает младшего, развратно улыбаясь. Подхватывает полотенце и вытирает младшего и себя от семени. Когда он отворачивается, чтобы бросить ткань подальше от кровати, ему в голову внезапно прилетает подушка. Юнги удивлено поворачивается, смотря на принца. — За что? — не может понять Король. — Если завтра утром мне лекарь скажет, что я беременный, краснеть перед двором будешь ты, понятно?! — с возмущением выкрикивает он, а Юн смеется. — С превеликим удовольствием, мой принц, — нагло улыбается черноволосый. — И как же мы назовем ребенка? — Сам и решай, вы же, Ваше величество, Император, — фыркает Пак, но внутри его огни радости танцуют. — А если девочка? — на секунду он уходит в размышления. — Если будет девочка — решишь сам, однако имя наследника это важно, — твердо произносит Юнги и легко улыбается.       Старший встаёт с кровати и надевает свой халат, на этот раз более надёжно завязывая пояс. Он выходит на балкон, где солнце уже успело опуститься, а на небе сияют тысячи звёзд. Он смотрит на свои владения и почему-то дышится легко, но тяжело. Это давит груз ответственности на плечи, но, как ни странно, он его не боится. Ветер лёгким шлейфом проносится, колыша длинные черные волосы. Неторопливо к нему подходит Чимин, превозмогая боль. Он кладет руку на плечо. Младший взял ещё один халат и плотно закутался в нем. Его рыжие волосы на кончиках все ещё мокрые, и черноволосый переживает, как бы тот ненароком не простудился. — Соджин, — неожиданно выдыхает он. — Его будут звать Соджин.       Юнги улыбается себе под нос и глаза закрывает. Назвать сына в честь убитого Императора, который прожил недолгую жизнь, и в честь беты, вышедшей замуж по договору и страдающей всю свою жизнь, — никак не входило в его планы, но… с другой стороны… назвать сына в честь мудро правящего Короля, в честь самого лучшего дяди, назвать сына в честь Императрицы Китая, которую все уважают безоговорочно, которая мудрее многих людей, которая, несмотря на положение и предписания судьбы, не сломалась и всем сердцем смогла открыться и полюбить — в их честь он бы наследника назвал, в честь их неумирающей и вечной любви. — Ты скучаешь по нему? — смотря вдаль, говорит Мин. — И всегда буду, — горечь таится в его словах. — Я даже не смог попрощаться с ним. Я даже не представлял, что он делал для меня, — Чимин сдерживает слезы. — Знаешь, я считал его кровавым правителем, я думал, что он совершает глупость, беря меня с собой на собрания, я не понимал, почему он никак не выдаст меня замуж, хотя все, как один, говорили ему об этом, я думал, что он, как и его мать, не любит меня, но оказалось всё совсем наоборот. Всю свою жизнь он прятал свою боль под масками, чтобы я ничего не понял. Всю свою жизнь он любил нас с Соен и поэтому не смог жениться и воспитать наследника, — одна слеза всё-таки падает с его щек. —  Я долго не догадывался, что они любят друг друга, а потом, гуляя по саду, я заметил их, сажающих вместе ту белую орхидею, и видел, что между ними любовь явно не как у брата и сестры, и что она сильнее и нежнее одновременно всего того, что есть на земле. — Не вини себя, — Юнги вытирает чужие слезы. Внезапно мимо них пролетает вихрь белых, как снег, голубей и уносится прочь. — Голубятня отныне снова полна птиц, — радостно произносит младший, отвлекаясь. — Но почему они летают так поздно? — он замечает лукавую улыбку на любимом лице. — Айщ, ты что все спланировал? — Ну не все, но многое, — он лениво потирает затылок.       Юнги входит обратно в комнату, а Пак семенит за ним. Мин, стоя около черной шторы, наблюдает заинтересованный взгляд рыжеволосого и рывком срывает черную ткань, открывая вид на новенькое пианино. — О боже, — ахает Чим. — Но как? — Подарок нашего доброго генерала Кима, — поясняет Юн.       Старший легко улыбается и садится за инструмент, поднимает крышку и прикасается к клавишам, выбивая ноты из сердца Чимина. Рыжеволосый прикрывает рот ладонью — это та самая песня, с которой все и началось. И закружилось все в вихре воспоминания, занося их в прошлое. Где мальчишка на рынке прятался, где апельсин в чужих руках так красиво смотрелся. Где Юнги объяснял ему, что за инструмент это такой, пианино, будучи его учителем музыки. Где он играл эту песню в старой и пустой голубятне. Где Чимин был по уши влюблен в звёзды и дождь. Где тогда главным для него была свобода. Он помнит слова Хосока о том, что абсолютной свободы не существует и помнит его слова: «Максимальная степень свободы бывает лишь у безумцев. Мне хочется быть зависимым от кого-то. И чтобы этот кто-то зависел от меня», — говорил он тогда, и теперь Чимин его понимает. Он зависит от Юнги, а Юнги зависит от него, и это и есть их, персональная, свобода.       Одни слова следуют за другими, и вдруг ему вспоминаются слова Тэхена: «Как-то, давным-давно, моя мама говорила, что влюбиться в душу, не касаясь тела — поистине великий талант. Каждый может полюбить за красивые руки, шелковистые волосы и фигуру, но не каждый может влюбиться во вспыльчивый характер, смелые высказывания и добрые мысли. Хотя и это тоже неправильно…», — и Пак не понимал, что именно неправильно, как и не понимал, почему именно любит Юнги, а сейчас, вдруг, понял. Просто так. Без причины. Если полюбить за красоту, она со временем уйдет и причина любить тоже. Если любить за доброту, то в жизни может что-то произойти, что изменит доброту человека и причина любви снова уйдет. На самом деле, все очень просто: любимых мы любим без причины.       Звуки трогают его сердце. Раньше он видел в этой мелодии звёзды, но сейчас ему кажется, что те звёзды, которые он видел в ночном небе, на самом деле их не существует. Он мечтал летать, хотя знал, что птицы под дождем летать не могут, однако Юнги для него — крылья, которые превращают все в бесконечное волшебство, и летать под дождем с ними вполне возможно. Да, Чимин любит звезды, и маленький осколок звезды на его шее даёт о себе знать приятным холодом. Эту звезду подарил ему Юнги. Почему-то Пак уверен, что об их любви будут петь песни и писать сказки и что они встретятся в следующих жизнях, где будут знаменитыми музыкантами. Чимин садится к Мину, и они начинают настоящую магию, они играют эту песнь в четыре руки, вместе. Смотрят то на друг друга, то на клавиши, и Чимин, наконец, понимает — он счастлив.       Да, наша песнь совсем не о любви. Она о доброте, о нежности, о заботе, о силе, о стремлении сломать все стереотипы и идти к мечте. О том, что жёсткий может быть добрым. О том, что маленький мальчик может быть Королем. О том, что в жизни нет ни положительных, ни отрицательных персонажей. О том, что абсолютной свободы не существует. О том, что любимый человек может тебя не любить, но жизнь на этом не заканчивается. О том, что твоя судьба в твоих руках, и забудь ты эту истинность — ее не существует. «Песнь совсем не о любви» — гласит название. Да, она совсем не о любви, она о гораздо большем, чем просто какая-то любовь.

Спасибо за любовь, Она исцеляет сердца.

┈┈───╼⊳⊰The End⊱⊲╾───┈┈