Песнь совсем не о любви

Слэш
NC-17
Завершён
379
автор
джерэми бета
Размер:
122 страницы, 20 частей
Описание:
Посвящение:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора/переводчика
Награды от читателей:
379 Нравится 68 Отзывы 243 В сборник Скачать

Великая война: конец эпохи;

Настройки текста
      Рассвет медленно озаряет заснеженные макушки деревьев, а холодные солнечные лучи, что умудряются выглядывать из огромных серых туч, подкрадываются и накрывают дворцовую крышу когда-то великой Империи. Погода, несмотря ни на что, такая же холодная, как и нравы людей. Возможно, только не настолько лицемерная, чтобы сначала тепло дарить, а потом всё в холод погружать. В отличие от множества людей, она честна.       Император Пэкче, Ван Ендже, стоя на широком крыльце дворца, любуется этим рассветом, ведь этот день теперь нести название будет, как «Победа над Великой Империей Чосон». Чувство гордости так приятно проносится по телу. Он хотел отомстить и он отомстил за все страдания его народа. Когда Чосон безжалостно вырвала победу, когда их феодалы смеялись над ничтожно бедными чинами маленькой Империи, когда Пэкче потерпела гнетущее поражение. Вся та боль за свой народ копилась годами и выхода так и не находила. Единственное, что хоть как-то помогало — желание мести. И планы ее обдумывались днями и бессонными ночами, чтобы как надо, чтобы совершенно. Он тот маленький мальчик, который смотрел на страдания своей матери, Королевы-регента, и всеми силами пытался сделать её счастливой. Потому что улыбка на ее лице появлялась редко, ей было тяжело поднимать государство с колен после войны, а сам принц был ещё слишком мал. Однако она все равно улыбалась своему сыну, пусть вымученной, ненастоящей, горькой, улыбкой. В каком-то смысле, он делал это ради нее. Завоевание стало его целью. Но теперь, смотря на всё с высоты и наконец достигнув своей мечты, он может успокоиться, верно?       Но ни одному спокойствию не длиться долго, и Ван это, к сожалению, знает. По дворцу распространяются крики, следом приносится звук беготни и паника накрывает всех. Ее не ждут, но она не требует приглашения. Ён ничего не соображает и оглядывается по сторонам, когда один из стражников вбегает в тронный зал даже не склонив головы. — В-ваше Величество, там… армия, — указывает мужчина рукой в сторону главного двора.       Ендже понять ничего не может, плечом толкает слугу и быстро ко двору идёт, тяжело дыша. Мимо него проносятся пара служанок с испуганными лицами, а двое солдат за Императором ступают, охраняя жизнь своего господина. Ван рывком распахивает главные двери и от увиденного сердце его замирает. Там, напротив него, стоят и глядят тысячи пар глаз, но все их взгляды меркнут перед одним-единственным. Взгляд Мин Юнги всегда был холоден и мрачен. Он непоколебимый, леденящий кровь и независимый. Такой кроткий и почти стеклянный. Такой, от которого хотелось спрятаться в самый незаметный уголок мира, но при этом все равно смотреть. Этот взгляд, будто гипноз, завораживал и пугал одновременно. Как нарастающая метель и буран. Ты смотришь и боишься, но продолжаешь вглядываться дальше и глубже. Глубже в душу этого человека. Но натыкаешься на толстый слой льда, что отталкивает тебя, говоря, что тебе здесь не место, и чтобы ты прекратил какие-либо попытки пробить этот лед. И неужели тот, кого он больше всех недооценивал, стоит перед ним, армию огромную возглавляя под флагом красным? Ендже допускает ошибку.

***

Несколькими днями ранее

      Юнги стоял и не мог поверить. Он будто отделен от всего мира. Всю свою жизнь он страдал, хранил боль, ни с чем не сравнимую. Теперь забавным кажется, что не помнил он своих родителей совсем, лишь по словам составлял их портреты. Слезы детские тогда все малейшие воспоминания смыли и унесли широкой рекой. Он всей душой ненавидел Королевскую семью, она ведь у него самое дорогое забрала, а теперь, оказывается, он стал тем, кого ненавидел. Вся его жизнь — сплошной обман. Выдумка. Он не замечал, что его море полно лжи, а он ведь верил. Так глупо. И шептались все за его спиной. Обрушились градом все проблемы и мысли на юного мальчика и жить как-то тяжко совсем уж стало. С каждым днём он рос, взрослел, и люди на него ещё больше смотреть начали. В глазах офицера Ким он видел огни, но те ничуть не добрые были и невозможно понять было, то ли причиной был сам Юнги, то ли надвигающаяся война. Однако вскоре, Мина сослали за море. Он до сих пор помнит тот разговор с отцом Намджуна. Всегда серьёзен, всегда слишком закрыт и безжалостен. Он отправил его из дома утром ранним и говорил, чтобы не посмел тот возвращаться. Тогда Юн думал, что это от ненависти, ведь своего ребенка офицер не шибко любил, что уж о чужом говорить, и не придал тогда мальчишка значения письму с золотой нитью на столе — Джина приказ. Выходит, что не вернись он сюда, всё было бы по-другому и, наверное, именно сейчас Мин понял, что это забота от офицера была. Не вернись он, жил бы жизнью спокойной и так бы не узнал этой правды. Однако края эти, как на зло, всегда манили, и он вернулся.       По глазам Соен сразу видно было, что и она ничего не знала. Черноволосая повернулась к Юнги и подошла ближе, заключая в объятья. И только сейчас он смог заметить, как они похожи. Волосы подобно черной смоле. Взгляд лисий. Губы тонкие и мраморная кожа — аристократичная. Мин просто кинул взгляд на нее и сразу все понял. Ему вдруг открылось то, что раньше было скрыто для его глаз. — Прости, — она говорит тихо, да и забыла, наверно, что обнимать слуг не положено. — Я… понимаю, что тебе тяжело, Юнги, — девушка отстраняется, держа его лицо в ладонях. — Но сдаваться ты права не имеешь. Неужели ты бросишь Чимина? Я думаю, нет. В своей жизни я не встречала людей более сильных, чем Джин и ты, а это, — она подняла его ладонь, где маленький шрам в виде креста виднелся. — Забудь. Ты не слуга и не человек без титула и звания, ты — наследный Король. И всё это, — Со обвела рукой огромные леса, — твоё. Так неужели ты отдашь всё это глупому принцу Пэкче? А даже если и Король внутри тебя смог бы, то я не думаю, что ты, настоящий Мин Юнги, отдал бы какому-то дураку самого истинного, — на ее лице улыбка.       «Да! Черт возьми, я знаю, как тебе тяжело сейчас, но будь мужиком, Юнги! Где тот Мин Юнги, который был против всего мира?! Где тот Мин Юнги, который посылал всех и вся вне зависимости от титула и звания?! Тот Мин Юнги никогда бы не сбежал, как последний трус. Он бы стойко принял все это и обратил в свою пользу. Он бы боролся до конца!» — слышатся слова Намджуна.       «В данной ситуации опоздать — значит проиграть, а Мин Юнги так же ненавидит проигрывать, как и себя», — вспоминается ему.       Юнги сжимает руки в кулаки. Несмотря на всю ту боль, что ему выпала, он никогда не будет подвергать тому же кого-то близкого. Ему всегда было всё равно на себя, но не на Чимина. Пак для боли не предназначен, не его это. Потому он будет сбивать руки в кровь, но не допустит, чтобы младший пострадал. — Но как я смогу победить Ендже? — думает Юн. У того армия, власть, заложники, а у них ничего. Совсем. К тому же, народ вряд ли будет отличной армией, эти люди и так натерпелись. Тишину раздумий нарушает шелест ветвей дерева. Мин сразу же хватается за рукоять меча и по сторонам смотрит. — Стой, — останавливает его Соен, а он руку опускает. Девушка подходит к дереву и садится около него. На снегу, сливаясь с сугробами, сидит белый голубь, а на голове у него пятно красное. Со протягивает палец и птица взлетает на него. Ручной совсем. — Голубь? — изгибает брови Мин. — Это не обычный голубь, — смотрит на него черноволосая. — На его голове красная капля. — И? — Это символ китайской свободы, — старшая вздыхает. — Он из голубятни моего дворца, — птица на ее руке сидит спокойно. — А знаешь ли ты, Мин Юнги, что голубь — птица, которая всегда возвращается домой? — Соен вытаскивает золотую шпильку из роскошных волос, что тут же распускаются смоляной волной, вымакивает ее в грязи из выкопанной ямы и вырывает чистый лист из дневника Сокджина. — Ты выступишь во главе китайской армии, Юнги.

***

      Смотрят два правителя друг на друга в их личной битве, не смея взгляда отвести. Они — противники, враги и биться на смерть должны, по-другому и быть не может. Один обязательно добрый, а другой — неотъемлемо злой. Первый — огонь, второй — вода. С короной — черный, без нее — белый; и прочие четкие различия, которые видят всё. Народ сражается за то, что считает правильным, и совсем не замечает, что меч наставляет на точно такого же, как и он сам. Потому что и тот считает что борется за истину. Все видят их уж больно разными, но не они сами. Что завоеватель, что принц наследный, смотрят в глаза друг друга и видят самих себя в темном зрачке. У обоих боль за спиной выросла в горы и тысячи ножей в спину эту воткнуты. Количество предательств не счесть, а слов злобных и того больше. Нет, в этой песне нет злых персонажей, но в ней нет и добрых. В ней нет черных или белых, как нет правых и неправых. Все они схожи, у всех своя печаль, за улыбкой скрытая. И оба дрожат, оба не решаются, оба боятся. Сердце громко стучит, а руки в кулаки. Мин проливать кровь не хочет: ее и так уж чересчур. — Сдавайся, — уверенно слышится его голос, но под внешним слоем видны ноты мольбы и глаза тоже об этом же просят. — Никогда…       Он слишком долго шел к этому, мечту крылатую лелеял, чтобы вот так сдаться. Ван в это смысл своей жизни вложил и себя самого. Даже если бы и хотел, не смог бы. Ему бы жить больше незачем было. Что это за король, который погубил столько невинных жертв и в итоге потерпел поражение? Этот король — дурак. Однако слишком уж иронично, что он так же думал насчёт Ким Сокджина, а сам теперь стоит перед китайской армией во главе с каким-то музыкантом. Ван думает, что ему бы дальше свои клавиши перебирать в стране за морем, а не здесь за Империю биться. Так или иначе, варианта побега для Ендже не существует вообще. Он не может. Даже если бы хотел.       Юнги последний раз смотрит на захватчика своего Королевства. Мин должен. По-другому нельзя. Он закрывает глаза, отделяясь от всего мира. Вдох. Там тысячи невинных людей, но столько же сейчас пострадают по вине самих правителей. Выдох. Там Намджун в темнице, а вместе с ним немало солдат. Однако сколько их погибло на этом месте? Вдох. Истинный наследник Чосон. Истинный Его обманутого величества Пак Чимина. Мин открывает глаза и плавно поднимает руку, напоследок глядя в глаза Императора Пэкче. Выдох. Он резко опускает руку. Война объявлена. За спиной слышатся тысячи криков, люди бегут друг на друга, скрестив мечи и проливая красную кровь. Пара стражей сразу же укрывают Ендже и скрываются за дверьми дворца. Юнги бежит за ними, вынимая меч из ножен. Огромное скопление людей, крики, кровь, давка — все это влияет на него и все это всего лишь за несколько секунд. Адреналин бурлит в разгоряченной крови. Снег вновь гранатового оттенка. В воздухе витает запах крови, недавно пролитой совсем. На минуты всё будто бы замедляется, только собственное сердце и дыхание слышно. Бежавший воин замахивается мечом на Мина, старший уворачивается в сторону и вонзает клинок в спину противника. В спину бить не принято. Нужно в глаза смотреть, так офицер Ким учил, что Юнги, что Намджуна. Но на войне, как на войне, а честные люди умирают самыми первыми. Черноволосому убивать не впервой. Законы в их время слишком жестокие, так что думать о убийстве просто некогда. В его голове появляется мысль, что увидь его Джун сейчас, либо засмеялся бы, либо гордился. И Юн, возможно, первый раз в жизни рад за то, что Нам взялся учить его самообороне.       В этом огромном потоке людей невозможно что-либо понять. Из-за своей растерянности, старший чуть не умер пару раз, а умирать никак нельзя. «Ты смотришь, но не видишь. Ты слушаешь, но не слышишь и ощущаешь, но не чувствуешь», — вспоминаются их тренировки с генералом. «Нужно успокоиться», — думает Юн и глаза закрывает. Хруст снега. Лево. Музыкант вонзает меч в солдата Пэкче. Бег. Сзади. Он быстро поворачивается и наносит удар врагу. Увидев, что путь к дворцу открылся, Мин бежит к нему. Проносится вихрем по ступенькам. Дверь заперта. Юн переводит дыхание и быстро направляется к задней части дворца. Мешая снег под ногами и сжав кровавый меч, Мин спускается по ступенькам ко входу в подземную темницу. Замок. Черноволосый шипит, ударяя кулаком о каменную стену. Взяв оружие поудобнее, он со всей силы бьёт по ржавому замку и так несколько раз, пока тот не падает на пол. Войдя внутрь, Юнги оглядывается по сторонам. Зажжённые факелы освещают каменные ходы. Большинство темниц заперты, а в них скулят люди. Вскоре он натыкается на тюремщика и, не успев тот сообразить, протыкает ему грудную клетку, вырывая связку ключей из рук. Мин заглядывает в каждую камеру, пока не находит ту самую. — Намджун! — кричит старший и отпирает клетку ключом с номером темницы.       Он подбегает к нему и ужасается. Ким сидит перед ним на жёстком деревянном стуле, руки его скованы сзади холодными цепями, а с виска на каменный пол капает кровь. — Намджун…       Юнги в растерянности. Как же больно видеть своего лучшего друга таким. И если раньше он ещё питал жалость к захватчикам Чосон, то теперь нет. Его доброта упала в лужу крови на полу и ее отныне нет. Мин садится на колени перед ним и убирает грязную челку со лба Джуна. Ким от холодного прикосновения будто бы просыпается от ужасного сна. Пугается и поддаётся назад. Лицо генерала всё в грязи и поту. Свежие и не очень ссадины, из которых сочится кровь, вскоре превратятся в уродливые шрамы. Глаза распахнуты, черный зрачок дрожит в беспокойстве, и Джун тяжело сглатывает. Мин только предположить может, что же случилось здесь. В прошлую их встречу Намджун уверенно говорил, что с ним все хорошо будет, что генерал должен сражаться со своей армией, и что же тогда должно было случиться, чтобы он, самый искусный воин Империи, пал. Однако, видит Бог, он бился, он сражался не за себя — за людей, за своих правителей, коим верностью ещё давно присягнул, и за истинного своего, глупого совсем, но любимого. — Намджун, это я, Юнги, — говорит он мягко, чтобы не спугнуть. Да, Ким воин каких в мире мало, но даже он имеет слабые места и может бояться. — Юнги… — повторяет тот и головой трясет. — И-извини, свет плохо падает я не узнал тебя, — Ким начинает приходить в себя. — Восстание? — он улавливает очертания криков за стенами. — Я в порядке… правда. Я могу сражаться. — Нет, Джун, — Мин освобождает его от кандалов и отрицательно машет головой. — На этот раз защищать тебя буду я, — рука сжимается на дружеском плече. — Держи, — Юн вкладывает в его ладонь ключи. — Освободи всех, а я пойду искать остальных.       Нет, Намджун не возразит, не скажет уверен ли тот, не остановит, не попытается отговорить. Ким доверяет ему и понимает, что он вырос, а потому Нам лишь встаёт и кивает ему, удачи желая и в его коротком кивке Мин улавливает цельное «пожалуйста, не умри». Юнги улыбается мягко и выбегает из темницы, появляясь в дворцовой кухне. Там овощи нарезаны, на тарелках остались, и котел с супом кипит. Пахнет вкусно и Мин понимает, что не ждали их сегодня. Всё вроде как всегда, люди готовят обед, строят планы на завтра, а потом все рушится и превращается в пепел. Жизнь ужасна тем, что сколько бы ты планов на нее не строил, все всё равно будет идти по-другому, однако и в этом ее главная прелесть.       Черноволосый сжимает меч сильнее и двигается дальше. В покои принца. Взгляд лисьих глаз наблюдателен, но как же ему надоело прятаться и пробираться тайком по коридорам дворца, поэтому он и не прячется, хотя, видимо, это не нужно теперь. Все испуганы и, скорее всего, в данный момент сражаются во дворе. Пролеты пусты и даже пугают своей тишиной. Обычно такая бурю предвещает и та, к сожалению, выходит из-за угла с мечом в руках. — Чонгук, — Мин смотрит тому в глаза с холодом стальным и безразличием, будто бы он не значит для него ничего, словно не из-за него случились все эти беды, как будто они просто встретились обычным зимним вечером. — Выходит именно ты все это время служил Ендже. — Его величеству Ван Ендже, — с ухмылкой поправляет Чон. — Но да, я, — между ними напряжение неожиданно форму принимает, в глазах холод и ветер друг на друга направлен. — Что? Поверить не можешь? Как же вы слепо доверяете друг другу… — Они, — исправляет Юнги. — Они доверяют друг другу, но не я. Именно они, выросшие вместе бок о бок, видящие вместе огромное количество рассветов и столько же закатов, хранящие вместе общую боль, делящие вместе радость — доверяют друг другу. Сокджин доверял Соен. Соен доверяет Чимину. Чимин доверяет Тэхену. Тэхен доверяет Хосоку. Хосок доверяет Намджуну, а Намджун доверял Сокджину, — ворохом поднимается список знакомых имён. — Но где-то в этой цепи произошла утечка и, к сожалению, фатальная. Возможно, это был Джин, который к тебе, как к сыну относился. Баловал, под крыло взял и любил, наверное, даже наравне с Чимином, — произносит старший, наклоняя голову набок. — А может это был Тэхен. До безумия наивное и чудное создание. Запертый во дворце, мало что видящий, он полагался на глупую истинность и запах ванили. Ваниль? Почему же ваниль, Чонгук?— недоумевает он и хмурит брови. — Этот запах принадлежал моему истинному, — без дрожи и промедления говорит он. — Однако, — горько усмехается младший и голову опускает, — мой запах его ничуть не будоражил.       И внезапно в голове старшего что-то щелкает и на места становится. Он слышал о таком. Ему с Джуном об этом рассказывала госпожа Ким. Говорят, что есть люди, которые в этой жизни расплачиваются за грехи прошлой. К такому же разряду относятся беты, но есть и те, кому повезло больше, а может быть и наоборот. Иногда природа решает запутать людей, поэтому некоторые люди могут любить один и тот же запах или обладать одинаковым, но это не всегда может быть взаимно. Ты можешь быть до одури влюблен в запах человека, но тот будет совершенно равнодушен к твоему. Есть же и те, что полностью отрицают истинность, не признают ее и живут с теми, кто им нравится вне зависимости от аромата и именно таких, по легендам, природа наказывает путаницей. — Несмотря ни на что, — продолжает посол, все так же не поднимая головы. — Я любил его больше жизни, — он сам себе кивает и губы поджимает. — Но вы, — Гук сжимает рукоять меча в руке. — Королевская семья убила его. Забрала и тогда в жизни у меня появилась другая цель — месть. Как-то меня нашел господин Ван и сказал, что подвиг его никогда не будет забыт, но Чосон должна поплатиться. Это была сделка. У меня появилась возможность отомстить, как и у него, только вместо клинка в его руках плясал я, — взгляд подымается на черноволосого. — Мы похожи. У нас обоих забрали дорогих людей. Ты же, как я, так почему сражаешься за них?! Почему поднимаешь восстание?! Перейди на нашу сторону, если все же любил своих родителей, — Чон заявляет это с серьёзностью и рвением, но Мин лишь громко смеется, загнав мальчишку врасплох. Младший не понимает, что происходит и брови в удивлении изгибает. — Какую из семей ты имеешь ввиду? — все ещё смеется он, а Чонгук не знает, что сказать. — Открою тебе секрет, Чон Чонгук, одно из королевских отродий, что ты так ненавидишь, стоит прямо перед тобой, — почти шепчет Юнги, а глаза младшего распахиваются от неожиданности. Одному только богу известно, сколько тайн хранит в себе эта семья. — И нет, мы с тобой совершенно не похожи, у меня есть человек, который смог меня вытащить из темноты, ты же от такого отказался, поэтому я буду сражаться за него, — Мин вытягивает руку с клинком вперёд. — Так тому и быть, — соглашается младший.       Чонгук подбегает к нему, намереваясь ударить в открывшийся бок, однако Юн быстро уклоняется, отражая нападения лезвием. Чон бьёт вверх, Юнги выворачивает руку, скрещивая мечи. В глазах младшего ярость, он шипит и на лице его оскал звериный. Гук похож на маленького волчонка, одичавшего совсем и росшего без родных. Неужели он так и не смог понять, что дворец его дом? Пару лет назад Юнги бы, наверное, был жутко благодарен за такого, пусть и не настоящего, отца, как Джин, за такого милого парнишку рядом, как Тэхен, за любовь и доброту — и у Чонгука все это было, но, как оказалось, это было ему не нужно. Месть поглощает, месть завлекает, окутывает в липкую паутину и вошедший в ее тьму хоть раз, вряд ли сможет выбраться оттуда самостоятельно. В душе Чон Чонгука ворох из боли и предательств, и никто не сможет это залечить. Такое бывает. Мы чувствуем себя никому ненужными, хотя в действительности не нужны всего лишь одному человеку. И сколько бы ни пытались остальные спасти тебя, у них не получается, они просто не те. Может людям действительно нужно перестать гоняться за одними, когда любят их другие.       Звон стали, сила в руках обоих и битва, которая, по закону жанра, не на жизнь, а на смерть. Посол наваливается всем весом на музыканта, прижимая к стене и подставляя меч к глотке. Мин держится, клинком своим не давая прикоснуться к коже молочной. Оба шипят и вкладывают все силы. Мин быстро отбегает в сторону, а Чон падает на стену. Пианист заносит меч тому в спину, но в последний момент медлит. Юнги убивал. Для него не впервой, но не человека, которого он видел каждый день, который улыбался ему на собраниях и которому, пусть сдержанно, улыбался он. Младший резко толкает его и бьёт по ноге, оставляя кровавую линию. Юнги с криком падает на колени. С раны на ноге льется кровь. Чонгук подходит ближе, и черноволосый хватает младшего за ногу. Гук вырывает ступню, но теряет равновесие. Он практически падает в открытое окно. — Стой! — выкрикивает Юнги и, забыв о боли, бежит к младшему.       Он успевает взять того за ворот ханбока, когда тот чуть не падает. На мгновение старший облегчённо вздыхает, но потом со рта мальчишки льется кровь, та вырывается всплеском когда он пытается ее откашлять, устремив взгляд вверх. Юнги бежит глазами по рукам и только сейчас замечает, что в его правой руке лежит клинок, который проткнул живот посла. Из раны ручьем бежит красная кровь. Такая же струйка течет по подбородку. Пианист осторожно кладет Чона на пол. Младший смотрит на черноволосого пару секунд и руки его, ослабев, падают с живота на пол. Юн дышит тяжело и, сглатывая, накрывает ладонью глаза Чонгука, уже навечно закрывая их. Он встаёт, отворачиваясь, вынимает клинок. — Ты любил всей душой. Готов был отдать всё без остатка, даже себя. Ты не видел жизни без любви, которая тебя покинула. Несмотря ни на что, ты прилежно выполнял свои обязанности. Так или иначе, ты был нам другом. Ты, Чон Чонгук, сирота, омега с запахом лаванды, награждённый званием посла Великой Империи Чосон, названный друг Королевской семьи и ослеплённый местью человек — покойся с миром, — Юнги произносит прощальную речь и, более несмотря, идёт вперёд.       Когда нет возможности любить, остаётся ненавидеть. Чон Чонгук выбрал второе. Ослеплённый местью, он тонул в ее черноте. С самого начала он опускался на дно, но никто этого не видел, оттого не мог помочь. Если бы он только снял свои маски, если бы только доверился. Если бы заметил, что его любят, он смог бы всплыть со дна на поверхность, где место темноты занимает яркий свет солнца.       Пролеты коридоров плывут перед глазами многочисленными поворотами. В ноге жутко пульсирует боль, но Мин ее глушит, не до нее сейчас. Юнги все ближе подходит к покоям Пака и, наконец, рядом совсем он слышит чьи-то крики и стуки. — Чимин… — роняет Мин и бежит к покоям принца. Все ближе и отчётливее слышится шум. О дверь чужой спальни бьют руками, так как та заперта. — Отойдите! — выкрикивает черноволосый, отходя к противоположной стене. Ему кажется, что если он начнет возиться со шпилькой, сойдёт с ума от ожидания.       Музыкант берет разгон и со всей силы ударяет плечом о дверь, что слетает с петель, а сам он падает на пол с дикой болью в руке. — Господин Мин! — вопит Тэхен и кидается к альфе, а стоящий рядом Хосок удивлённо моргает. Ким помогает черноволосому подняться. Мин осматривается по сторонам, но Пака не находит. — Тэхен, где Чимин? — он держит его за плечи и выжидающе, с сильным волнением, смотрит в глаза младшего. — Именно поэтому я и кричал. Сперва нас закрыли здесь всех вместе, но минут десять назад пришел Ендже и увел его куда-то, — Ким взгляд опускает. — Ты же обязательно спасёшь его? — юноша смотрит с немой просьбой и доверчивостью. Мин кивает. — Найдите остальных омег и укройтесь где-нибудь, — велит музыкант. Старший подходит к стоящему подали Чону и шепчет ему на ухо. — Уведи его через левое крыло, — и, видя понимание, скрывается в пролетах дворца.       Юнги идёт быстро, четко и целенаправленно. Есть только единственное место, где может быть Чимин. Злость перевешивает страх. Вся та обида, что копилась годами именно сейчас находит свой выход. Его лишили настоящей семьи, а после забрали и приемную. Его лишили титула, звания — он был никем. Его вышвырнули из страны, как никому ненужного щенка, а потом просто забрали во дворец без права выбора. Его садили в темницу, как предателя. Его использовали, как слугу. Он обрёл старшего брата, тут же теряя его, а сейчас у него пытаются отнять Империю. Его дом. Нет, Юнги слишком долго сбегал и прятался от проблем, что в конечном счёте, заставило его смотреть в лицо своим страхам. Да, возможно, Мин Юнги не великий воин, не прекрасный принц, но он не трус.       По пути в голубятню ему никто не попадается, что даже подозрительным кажется. Юнги знает, что прямо сейчас идёт в свою ловушку, как мышь в мышеловку, но не останавливается. Выбора нет. Он подходит к дверям, где по обе стороны стоят стражники Императора-захватчика. Они перед ним дверь открывают и внутрь пускают. Мин сжимает кулаки и проходит вперёд, дверь за ним тут же закрывается. — А вот и наш герой, — Ен хлопает в ладоши.       Мин смотрит на сбоку стоящего Чимина, сзади которого с мечом чужой слуга. Пак смотрит, будто глазами извиняется, хотя знает, что не за что. Паку страшно, до безумия, но на этот раз, ему страшно за Юнги. — О, — прослеживая минов взгляд, говорит Ван. — Его величество Пак не хотел добровольно составить мне компанию, но ничего страшного, насильные методы всегда действуют гораздо эффективнее. — Что ты хочешь? — не даёт ему договорить Юн. — Какой ты не романтичный, — хмыкает Ван и подходит к пианино, проводя пальцами по пыльным клавишам. — Меня просто поражает, как ты, богом забытый музыкантишка, сумел вообразить себя героем? А ещё нужно было убить ту глупую Китайскую Императрицу, ведь именно с ее армией ты пытаешься отвоевать Чосон. Император Цзы понегодовал бы, конечно, но зачем ему дефектная бета? Они ведь, бедняжки, обречены на страдания. Тем более, у него истинная под боком. Я, считай, лишил его балласта. Кстати, и где же она? — с ухмылкой спрашивает Ендже. — Ее величество Ким Соен в безопасности и далеко отсюда. — Не ври, — фыркает тот и вытирает руки от пыли. — Она бы ни за что не бросила своего глупенького братца, да, Чимин-а? — его руки ложатся на плечи омеги, а сам он целует его в рыжую макушку. — Он будет прекрасным украшением моего гарема. — Убери руки, — ядовито шипит Юнги.       Черноволосый вынимает клинок из ножен и подходит к ним. Слуга реагирует быстро, закрывая собой Императора с омегой и замахиваясь мечом. Мин отражает удар, уходя вправо. Лезвие свистит над его головой, но он успевает наклонится. Боль отдается по телу, но, видимо, рана не настолько глубока, что он ещё может терпеть. Юн шустро пинает противника в живот, тот не удержавшись падает и Юн сшибает ему голову лезвием меча. Кровь плещется фонтаном, тело падает, а Ендже хватает Пака сзади и подставляет нож к шее. — Охлади свой пыл, Мин Юнги, — со злостью и ненавистью в глазах предупреждает Император. — Либо ты прекращаешь восстание и вы уезжаете далеко отсюда, либо твой любимый принц умирает здесь на твоих глазах и о вашей истории любви будут слагать песни, — резко бросает Ендже.       «Либо ты покидаешь всех ради любви, либо ты покидаешь любовь ради всех». Чем выше ты восседаешь, тем сильнее жертвуешь. Чтобы что-то получить, нужно что-то отдать. И так за разом раз. Да, ты можешь быть самым великим королем, но стоит ли это того без любви? И как дальше ты сможешь жить, если каждый раз, закрывая глаза, ты будешь видеть того, кого предал? Но совершенно так же, пропорционально, ты не сможешь жить, зная, что обрёк свой народ и друзей на постоянные терзания и что люди зря жертвовали своими жизням. Юнги смотрит на Чимина и не знает, что ему делать, а младшему бы сейчас плакать, душу вверх дном переворачивать и молить, но вместо этого всего он… улыбается? Рыжеволосый быстрым движением заводит носок за щиколотку Ендже и тянет на себя, из-за чего тот с грохотом падает на деревянный пол. Принц так же быстро садится на него и прижимает чужие руки к полу, выбивая из них кинжал. Королевская особа вырывается, шипит и окидывает их тысячами проклятий, но руки его отчаянно обездвижены. Брыкайся не брыкайся, но хватка у младшего на удивление стальная. Юн подходит и прикладывает кровавый меч теперь к его собственной шее. Оглядывая безумного захватчика, старший может сказать, что тот сам оборонятся не умеет и сейчас он так благодарен Сокджину за тренировки Чимина, ведь всю жизнь полагаться на слуг нельзя совсем, как и доверять. Выражение страха на императорском лице сменяется истеричным смехом куда-то в пустоту. — Умереть от рук пианиста, смех да и только, — смех продолжает литься безудержным потоком. — А кто сказал, что ты погибнешь от его руки? — смотрит прямо в глаза Чимин. — Я уже говорил тебе: твою жизнь заберу я.       Юн смотрит на омегу, будто оценивая серьёзность слов. Он поднимает с пола нож и протягивает его младшему. —Уверен? — Да, — принц забирает с его рук оружие и заносит в область сердца. — Скажи что-нибудь напоследок, — выражение лица противника сменяется, словно в этот момент маска разбилась. Теперь нет смеха, нет улыбки. В глазах тихо струится горькая печаль и безразличие. — В тронном зале моего дворца, под потолком, висит прекрасная золотая клетка с колибри. Подари свободу этим чудесным птицам, — тихо произносит Ен и зажмуривает глаза.       Чимин держит дрожащими руками кинжал около сердца чужого и отводит взгляд в сторону. По щекам скатываются слезы и мигом вспоминаются все обиды. Яркие огни праздника, а после лес темный и дом в чаще леса. Озеро за дворцом и странный на вкус клюквенный сок.       «Я вас умоляю. Ваш истинный, Мин Юнги, сначала никому неизвестный музыкант, вор и слуга вашей сестры. Какая тут любовь? Он жалок, — злобно припечатывает Ен. — Если бы Его Величество Ким Сокджин был более целомудрен и хитёр, давно бы вас выдал замуж в какой-нибудь Королевский двор и дело с концом. Так почему он медлит? Неужто у этого дурака в душе заиграла братская любовь? Смех и не более. Он так же жалок, как и этот оборванец Мин Юнги».       «Не смей… — шипит Чимин, которого даже трясет от нахлынувшей злости. — Ни в коем случае не смей говорить так ни о моем брате, ни о Юнги. Иначе я скормлю твое гнилое сердце псам».       «Где бы это писано было, чтобы Принц жалкую шавку прикрывал? Его бы казнить, да не мучаться, а тебя в публичный дом сдать, чтобы послушным стал».       «Ты можешь сдать меня в публичный дом, а можешь убить — мне не важно ничуть, но не смей трогать мою семью, иначе я найду силы, восстану из мертвых и заберу тебя с собой. Твою жизнь заберу я».       Обид нескончаемый ворох, но есть все же та, что перекрывает каждую из них, и имя ей — Ким Сокджин. Семья. У Чимина был только он, но и его забрали. Перед глазами лицо дорогое с губами чуть пухлыми и теми настоящими добрыми-добрыми глазами. Пак всхлипывает и вонзает нож в сердце Ендже. Слышится хрип. Пытаясь унять боль и обиду, он бьёт снова и снова. Кровь стекает по половицам, и руки его точно так же в красном оттенке измазаны.       «Подари свободу этим чудесным птицам», — таково было последние пожелание Императора Пэкче, захватчика Чосон, мальчика, носящего бесконечное количество масок, парнишки, мечтающего отомстить, юноши, любящего всё прекрасное, и несчастной беты. Не имея способности любить, остаётся только ненавидеть. Не имея возможности простить, остаётся только мстить. И никто не догадывался никогда, что тот избалованный принц, высокомерный, невыносимый может действительно грустить, может любить и может быть совсем другим. Он, словно те любимые им птицы, в клетке золотой, в которую сам же и пошел. Он был маленьким принцем, которого не любил собственный народ. Он был маленьким сыном-бетой, которого не любил собственный отец. А если тот мир, что живёт внутри тебя, никто не хочет понять, выходит лишь спрятать его ото всех за бесчисленными слоями разных масок. Но сейчас он наконец смог освободиться от них и взлететь в небо, подобно свободной птице.       Юнги забирает нож из нежных рук омеги и кидает его в сторону, помогает подняться и прижимает к себе. Чимин надрывисто плачет и сжимает кровавыми ладонями одежду Мина, а старший его по голове гладит. — Все хорошо, Чимин-а, всё закончилось, — поцелуй в лоб и запах какао немного успокаивают младшего. Пак смотрит на него красными от слез шоколадными глазами, а черноволосый заботливо слезы большим пальцем вытирает. — Пошли.       Он берет его за руку и осторожно открывает дверь. К удивлению, те двое стражников, не дыша, лежат на мерзлом снегу, а рядом с ними стоит обеспокоенный Намджун. Однако, волнение тут же сменяется спокойствием и он выдыхает с облегчением. Юнги кивает и подходит к главному входу во дворец, где развязалась страшная битва, но больше криков не слышно. Его люди мирно стоят, сложив клинки, а другие связаны в кучу тугой веревкой. Мин подымается по ступенькам и встаёт лицом к народу, а рядом с ним Чимин и Намджун стоят. Мин окидывает взглядом красный снег и людей то живых, то мертвых. На небе тучи расходятся, пропуская теплые лучи солнца. Оно освещает всё вокруг, пробегаясь по головам и предвещает теплую весну. — Да здравствует Король! — выкрикивает Намджун и встаёт на колено, прижимая кулак к груди. —Да здравствует Король!— вторит народ и падает ниц. — Да здравствует Король! — произносит Пак и встаёт на колени.
Отношение автора к критике
Приветствую критику в любой форме, укажите все недостатки моих работ.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.