Всем было всё равно. Местные считали его призраком — слишком светлый для действительности. Быть может, давно забытый дух благородных земель забредший не в те края.
Но призрак стал появляться чаще, и тогда чересчур суеверные старейшины объявили его духом потустороннего мира, впрочем, мало кто поверил в глупые россказни полумертвых стариков. Они едва ли пользовались авторитетом.
Зато мальчишек это известие взбудоражило не на шутку: такое дорогое развлечение, как просто «состязание» разожгло в их тощих тельцах трепещущую жажду приключений. Каждый, кто желал показать свой авторитет, должен был найти призрака. Самым почётным досталось место мальчику сумевшему схватить его за руку, и, как утверждал он, почувствовать, что означает пройти сквозь пустоту. Ему неохотно верили.
Помимо детских забав призрака никто не донимал: даже местные бандиты не интересовались «потусторонними силами», которые даже не брали свой паёк и вряд ли что имели, кроме самих себя. Хотя это всё было только в первые дни…
Он жил на пустыре. А все знали, что на пустыре жить невозможно: ни кусочка еды на мили вокруг, даже последний дохлый ручей иссяк много лет назад, а разбросанные повсюду кучи хлама, непригодные даже здесь, дополняли картину. Туда ходили, разве что, побыть в одиночестве. Некоторые избалованные как раз пользовались такой роскошью.
Его прозвали ангелом. Каждый, кто его видел, не сомневался в правильности подобранной клички. Чистые пряди казались золотом и светились в лучах солнца; тонкое и поразительно миловидное лицо отбрасывало последнюю надежду на возможный контакт, а взгляд лазурных глаз слыл подарком небес, лишь изредка видных из-под густого смога города отбросов.
На нём совершенно не было пыли, что в который раз подтверждало чистоту сказанных слов. В этом городе невозможно оставаться чистым, а он… он был как святая вода — её не бывает в закоулках грязи.
В полное замешательство ввело жителей тихое звучание переливающихся струн, одинаково одаривающих всех горожан пением. Соловьиным пением... О добре и зле... Об голоде и сытости... О всём, чего им так не хватало... О том, что
никто из них никогда не смел сказать другому. О счастье. О пожелании им всем быть счастливыми.
Город затих. Кто-то что-то говорил открыто. Что-то желало искренне... И счастья.
В ближайшие дни Метеор всполошился.
Все искали его.
Люди смотрели на него, собравшись под горами мусора. А он раз за разом был высоко, на вершине. Он смотрел на них, провожая взглядом каждую затесавшуюся в толпе фигурку, размером оттуда не больше лилипута. И затем уходил, без слов растворяясь в клочках свежего воздуха, оставляя полное замешательство. И много еды. Последнее радовало больше всего, наполняясь тяжестью в тощих желудках.
Конечно, всем не хватало, но его уважали. Или хотели убить. На улице от него шарахались или вовсе не обращали внимания.
Слишком светлый, изящный и счастливый. Чтобы быть правдой. Однако всех такой расклад устраивал. До поры до времени.
В одной из череде дней главарю свирепой банды приглянулась его простенькая деревянная резная арфа. Пустошь была ничейная территория, но произойди разборки в любом другом месте, конфликт затронул бы каждую из сторон. Собираясь всем отрядом, они объяснялись: «ангелу крылышки идём отрывать». И их пропускали. Жители твёрдо знали —
никто не бессмертен.
Вот только всё получилось совсем наоборот. Шестеро были повержены за секунду после наведения своей атаки. Валяясь в грязи и соображая из последних сил, они решили запугать чужака, звонко крича и проклиная: «
Геней Реодан сильнее всех. Они отомстят за нас…!». А зря.
Алоглазый ангел ухмыльнулся и что-то прошептав, спустил их с горы под ноги бесчисленной публики. На кровавые признания и угрозы он уже совершенно не обращал внимания, все так же подозрительно быстро уходя с места происшествия.
Ему снова дали имя. Демон. Но он и они также приходили на указанное место. Всем давно уже было наплевать на лепот голоса совести. Хотя за ним повелась тщательная слежка, в итоге не давшая свои плоды и вскоре прекратившаяся. Демонам свойственно исчезать — говорили они.
Но он не был ни призраком, ни ангелом, ни демоном… он был человеком.
И его звали — Курапика.
