Местного розлива

Ваня долго смотрел в потолок, разглядывая россыпь пятен. Он всё не понимал, как этот дом до сих пор не развалился, но решил, что с ремонтом пока подождёт, потому что и денег нет, и лень как-то. Светло в делах бытовых вообще был профаном и старался в сие дело не лезть, ведь, как говорил Конфуций, править должны те, кто озабочен мыслями о жизни и людях, но не работает физически, трудиться же должны те, кто такими мыслями не озабочен. Ваня долгое время жил, следуя советам древних мудрецов, а ещё много думал, поэтому максимально старался не перетруждать себя — в физическом плане. Он смотрел в потолок, пока Евстигнеев спал в его спальне. Ваня отсюда слышал громкий храп и чувствовал похмельный смрад, коим пропах весь дом. Светло казалось, что у него вот-вот что-нибудь отвалится, если они продолжат в том же духе, но и прекращать не хотелось от слова «совсем», поэтому, лишь проснувшись, он быстро оделся и убежал в зал, предварительно покормив Гришу, где и улёгся на диван. Он прикрыл глаза, наслаждаясь приятно ноющей болью в мышцах, и через пару секунд услышал скрип старой койки, а потом шаги. — Вода, — коротко прохрипел Евстигнеев, выползая из душной спальни. — И тебе доброе, — улыбнулся Ваня, кивая на стол у дивана. Евстигнеев жадно присосался к стеклянной поллитровой банке, громко застонал, после чего приподнял ноги Ванечки и, кинув свою задницу на диван, положил их себе на коленки. — Надо сделать перерыв, — прохрипел он. Светло мелко вздрогнул, но лишь вопросительно посмотрел на него, приподняв голову. — Столько пить… Я ж сдохну, — пояснил Евстигнеев. Светло обратно упал на подушки и расслабился. — Я тебе через воронку не вливал, — решил Светло. Ваня мягко мял его ступни, тяжело дыша куда-то в потолок, и Ванечка тихо застонал, потому что было пиздец хорошо. — Думаю, я бы не смог спокойно смотреть на то, как ты спиваешься в одиночку, — улыбнулся Ваня, оттягивая пальчики по одному. — Ну так не смотрел бы, — Светло пожал плечами, напрягая булки. Ладони Евстигнеева мягко обхватили одну ступню, а затем правая скользнула дальше, щекоча нежную кожу под коленом. Ванечка невольно вытянул ногу, подставляясь под прикосновения. Ваня улыбнулся шире, сильнее потянул его за ногу к себе и зажал его большой палец меж зубов, шустро и крепко схватив за щиколотку. Светло взвыл, потому что Евстигнеев всегда делал всякие штуки, от которых у него вставало за три секунды. Как сейчас. Ваня массировал его ступни, кусал пальчики, ласкал волосатые ноги, при этом сидел с таким лицом, будто и сам от этого кайфовал. Светло потянулся за той самой банкой, кажется, от томатной пасты, и допил остатки воды, пока Ваня легко держал его за пятку и гладил внутреннюю сторону бедра, медленно подбираясь к паху. Светло пристально смотрел на него, глаза в глаза, чуть приоткрыл рот, едва слышно стонал, скорее воздухом, а затем пальчики Евстигнеева оказались под тканью старых Ваниных шорт, коснулись кромки трусов, которые, как Ваня думал, и надевать-то не стоило. — У меня кожа на хуе скоро сотрётся, — устало выдохнул Светло, но колени его оседлал, прерывая чувственный сеанс массажа. — Ну, а ты не трогай его, — решил Ваня и дёрнул бровью, кладя ладони на его бедра. — Раз так боишься за свой хуй, я обеспечу тебе оргазм лишь от того, что я буду внутри, — добавил он, говоря тихо-тихо. Евстигнеев коснулся губами его уха, почти шепча: — Я буду двигаться в тебе, в твоей горячей и такой сексуальной попке. Буду медленно выходить, а потом резко загонять обратно. Светло это заинтересовало, поэтому он крепче обнял его за плечи. — И я ни разу не прикоснусь к твоему драгоценному хую, — Евстигнеев выделял слово «хуй» интонацией, отчего вроде и ржать хотелось, но Ваню всё-таки возбуждало. — Я буду крепко держать тебя за руки, чтобы и ты себя не трогал. Светло разве что из трусов не выпрыгивал. Он резво накрыл губы напротив своими, жадно целуя. Как-то всё равно уже было на то, что он буквально заебался ебаться, что жопа болела, как и его злосчастный (счастливый) хер. Евстигнеев гладил его спину и задницу совсем нежно, будто не он только что обещал отжарить его, а просто решил пообжиматься, но целовал почти яростно. Ванечка подумал, что его член лопнет, если он себя не потрогает, однако, стоило ему лишь подумать опустить руку, как Ваня вмиг завел его запястья за спину. — Нельзя, — низко сказал он. — Ты издеваешься что ли? — взвыл Светло. Он был в ярости и был готов убить этого еблана, если он не даст ему подрочить. Хотя, в идеале, Ванечка хотел, чтобы его потрогал сам Евстигнеев, но Ваня лишь хитро улыбнулся и опрокинул его на спину, широко разводя колени, а руки зажал над головой. — Пидрилка картонная! — завопил Светло. Евстигнеев шустро стянул с него и шорты, и сразу трусы, даря капельку свободы. Ругань Ванечки на него как-то слабо действовала — Светло это, скорее, из привычки делал. Он затолкал два пальца в его рот, думая, что это уж точно его заткнет, и Светло принялся сосать их, иногда небольно кусая. Конфуций говорил, что работать физически должны те, кто может работать. Ваня додумал его мысль, решив, что с еблей вполне действует похожая тема, и пришел он к этому, когда отходил после долгого и размеренного траха на этом самом диване пару дней назад. Светло тогда чуть глотку не сорвал, а ещё думал, что именно так и умрет, но потом кончил и отходил почти болезненно, но от этого не менее приятно. В этот раз Ваня сжалился, то ли аналогично устав, то ли не проснувшись. Целовался он тоже как боженька, а выглядел просто сказочно. Светло только хрипел, прижавшись щекой к его щеке и часто сжимался, потому что иначе не мог. Сухие и шершавые ладони приятно гладили его бедра, и Ваня рискнул закинуть ноги Евстигнееву на пояс, отчего стало дурно, и он кончил крайне быстро, если учесть, что к его члену реально не прикасались. Дурацкий звон в ушах не спешил останавливаться. Ванечка закурил прям так: лёжа, закинув одну ногу на спинку дивана, а другую — на спину Ване. — Жизнь меня к такому не готовила, — заметил он, поглаживая Евстигнеева пяткой по пояснице, пока тот удобно устроил голову на его груди. Сам Ваня лишь глухо рассмеялся, придавливая Светло к дивану. Сегодня он обещал помочь Мирону с каким-то делами по дому, но сейчас у него настолько не было сил вставать, что хотелось приклеиться к Ванечке и лежать, говоря о всякой ерунде. — Тебя твой лысый там заждался уже, — вспомнил Светло. Вспомнил, блять, всё-таки. Ваня закряхтел, что-то бормоча, но встал и сел на пол, одеваясь. Светло взял в руки банку, а потом заметил, что она пустая, разочарованно выдохнул, громко ставя ее назад. Подниматься с дивана аналогично не хотелось. — Какие планы на сегодня? — поинтересовался Евстигнеев, натягивая джинсы. Носки он где-то благоговейно проебал. — Надо пару статей накатать, — ответил Ванечка. Подработка — даже в отпуск подработка, и занимался он этим обычно от нехер делать, но сейчас ничего не хотел, потому что нашел себе отличное занятие. — Можно я вечером приду? — аккуратно и тихо спросил Ваня, глядя ну уж очень выразительно. Светло лежал распластанным желе, разве что прикрывшись старым пледом, но Евстигнеев смотрел на него, как на ебаную Мисс Вселенная. Светло понял, ни разу не сомневаясь, что они удивительные, блять, долбоебы, но Ване это более чем нравилось.

***

Их отношения начались довольно странно и неожиданно. Через пару дней после приезда Вани и их знакомства они сидели вдвоём у Светло и что-то живо обсуждали, а потом резко замолчали, и Евстигнеев осознал, что хочет сидящего рядом парня. Ему показалось, что его приворожили какой-то немыслимо сильной магией, потому что потянуло пиздец. Светло тогда улыбался, листая книгу, и Ваня подумал, что хочет снять с него очки, а потом отодрать его, да так, что искры из глаз полетят. Хотя, быть может, очки и стоило оставить, ведь они придавали некое очарование парню. В тот вечер Ваня не успел сорваться, потому что скоро пришли Мирон и Слава, а там уже не до этого было. Светло и Слава опять затянули тот спор, в котором Ваня пошел дальше и заявил, что лучше даст Евстигнееву, чем Славе, что Машнов настолько никчёмен, что не достоин его курочки с яблоками. Продолжение их разговора Евстигнеев прослушал, уйдя курить под адский хохот Мирона, поскольку ему и до этого было тяжеловато, а сейчас, слегка выпив, он ощущал силу приворота особо мощно. Потом курить вышел и Светло, задорно крича, что ему противно находиться в компании этих жирных пидорасов. Ваня лишь тихо рассмеялся и подвинулся, позволяя Светло сесть рядом. От Ванечки исходило приятное тепло, а ещё его качало, отчего он слегка скатился ниже и прижался к Евстигнееву ещё плотнее, словно специально. Он был горячий во всех смыслах, и даже хуевые сигареты не отбивали желание поцеловать его, прижать к себе и долго-долго не отпускать. На улице было уж очень хорошо. Солнце уже заходило за горизонт, и стало приятно прохладно, так что в футболке было не шибко холодно, но и не пекло. Для их разгорячённых тел — идеально. Ваня уже не курил и лишь думал о том, как его вообще затянуло в эту жижу, что теперь он и уезжать не думает. Изначально Ваня планировал остаться в деревне с Мироном на неделю, но сейчас понял, что в городе делать нехуй, а здесь настолько заебись, что эмоции разве что через жопу не лезли. Он никогда не думал, что столь легко вольётся в их компанию, в эту тягучую и дурманящую атмосферу, где лучшие друзья в голос орут, что они пидоры, поливают друг друга говном с ног до макушки, но при этом готовы глотки рвать за товарища, если понадобится. Нечто подобное Евстигнеев ощущал по отношению к Фёдорову, но его-то он знал давным-давно, а эти ребята приняли их, зная от силы пару дней. — Ебать вы крутые, — невольно выдохнул Евстигнеев. Да, он сказал это вслух. — Знаю, — гордо ответил Ваня. Евстигнеев решил, что это типа «спасибо». Он широко улыбнулся, как дурак, отчасти понимая, почему так загорелся, что его могло так зацепить. Мимо прошелестел рыжик Гриша, окидывая их голодным взглядом. — Иди мышей лови, — кинул ему Светло, однако достал рыбку откуда-то из-за двери и поставил перед мордой кота прямо в тарелочке. Гриша понюхал еду, после чего вновь поднял на него свои огромные глазки. — Либо так, либо мыши, — повторил Ваня, отчего Евстигнеев разулыбался. Светло всё ещё казался донельзя милым, а когда ворковал со своим котом, то уровень милоты зашкаливал, и Евстигнееву хотелось сквозь землю провалиться, но чтобы Ваня посюсюкал так и с ним. Но пока он получал лишь колкие шуточки, и единственной благодатью в его сторону был вкусный завтрак вот уже которое утро. Ваня вновь услышал адский хохот из дома, почему решил, что парням там и без них неплохо. Он поднял голову, прислушиваясь, но слов не понял. — Посиди пока здесь, — попросил его Светло. Ваня расценил это по-своему, подумав, что Ванечка хочет побыть с ним наедине. На деле же было несколько иначе, но ему-то откуда было знать? Светло вновь откинулся назад, тихо выругался, после чего встал и вошёл в пристрой, и, когда вернулся, принёс две рюмки и обшарпанную бутылку из-под водки с мутной жидкостью. В первую очередь Евстигнеев решил, что у них по всему дому такие бутылочки припрятаны, а потом подумал, что это вполне смахиват на зелье для приворота, но промолчал. — За гомосеков всего мира! — торжественно заявил Светло, и Ваня сдержался, чтобы не хихикать, выпил, сильно жмурясь. — Что это? — Евстигнеев ощущал, как его желудок, горло и всё внутри горит ярким пламенем, а Ваня лишь не сильно поморщился. Этот народ ничем не убить. — А чего? Крепкая? Разбавить? — В голосе Ванечки послышалась капля заботы, но больше — удивление. — Что это, блять? — Настоечка, — ответил Светло, — на апельсиновых корках. Шестьдесят градусов. Настоечка пошла дальше, и Ваню начало мутить, но он зажал рот рукой, стоически стерпел и не облевал весь двор. Светло озабоченно смотрел на него, ожидая продолжение реакции, как на низком старте готовился спасать его, но Ваня лишь шумно выдохнул, чувствуя, как желудок немного отпустило, но в голову ударило сильнее. А потом он отправился в дальнее плаванье, собирал кокосы на необитаемых островах и трахал мулаток. А ещё через мгновение мулатки стали похожи на одного знакомого историка — даже очки появились. — В следующий раз разбавлю, — решил Светло, посмеиваясь. — Да не, нормально! Нихуя не нормально. Вот нихуя. Светло опять закурил, а громкий голос Славы поутих, но Ваня не спешил возвращаться, как и второй Ваня. Они смотрели на закат — так романтично и мило, — пока мозг медленно плавился, а тело становилось ватным. А ещё было просто фантастически хорошо. Нереально. — Переезжаю в Михайловку, — решил Евстигнеев, вызывая лёгкую улыбку у Вани. — Первое время у меня можешь пожить, — предложил Светло, — пять тысяч в месяц за диван. — Зачем так дорого? — Мой диван — мои расценки. — А завтрак включён в стоимость проживания? Светло выразительно взглянул на него, тихо цокая. Ваня пожал плечами, мол, а как иначе-то? — Ох, друзья жидовские, — устало протянул он, глядя на Евстигнеева исподлобья, — сраные лакеи капитала. Хуй с тобой, будут тебе завтраки.  — Тогда согласен. — Ещё бы ты не согласен был! — Позаботьтесь обо мне, семпай! Светло хихикнул. Ему явно понравилась такая аналогия. Рот уже почти не работал, но именно в этот момент Евстигнеев очень сильно захотел поцеловать Ваню — аж губы зазудели. Хотя, быть может, это являлось последствием дьявольского пойла — кто знает. Светло почти лежал на крыльце, пока Ваня, откинувшись на косяк, смотрел на его сияющие глаза, в которых отражается закат. Пидор сентиментальный, как сказал бы Светло. Что было дальше, Ваня не помнил и, возможно, даже не знал, потому что проснулся на диване в доме Светло. А рядом храпел Слава. Но, что куда удивительнее, голова болела несильно — Ваня позже пояснил это, как действие натурального продукта без каких-либо химикатов. А потом приготовил жирный завтрак.

***

Ваня дал выход своим желаниям через день, и ни на йоту об этом не жалел. И не собирался жалеть, если честно. Тогда Светло активно шутил про его тату бабочки на пояснице, спрашивал, сколько он берет за ночь. — Для тебя скидка, — ответил Ваня, — возьму пять тысяч в месяц, плюс завтраки. Светло хитро улыбнулся, шлёпнул его по заднице, скорее, в шутку, но у Вани было свое представление об их отношениях, поэтому он шустро схватил его за запястье, потянул на себя и поцеловал. Светло дернулся, цепляясь за его плечо, но Евстигнеев крепко держал его за пояс, углубил поцелуй, толкая к стене голым торсом. — Чувак, я на мели, — выдохнул Светло ему в губы, когда его отпустили, — да и не хочу подцепить что-нибудь — вы же, представители древней профессии, и не такое носите. Ваня ухмыльнулся. Защитная, мать её, реакция Светло ни на грамм не сбросила уровень возбуждения. Евстигнеев легко чмокнул его в щеку, опустился губами ниже, царапая щетиной. — В первый месяц бесплатно, — ответил Ваня, после широко мазнул языком у него над ключицей. — Пробная версия? — Ага. С возможностью продлить подписку. Светло шумно выдохнул, мелко вздрагивая. Сначала он подумал, что у него у дивана стоит пара крепких бутылок, коими можно угондошить горе-насильника, потом поцелуи Вани стали казаться приятнее, от них у него по всему телу шли приятные волны, а от рук Евстигнеева голова кружилась. Евстигнеев по сути его только целовал и гладил, не лез ниже пояса, словно ждал его одобрения, а Ванечка все ещё думал о бутылках, но сейчас его мысли так же занимали и эти горячие ладони на пояснице. Помимо всего Светло считал себя отъявленным гедонистом, поскольку больше радости, кроме хорошо поесть и приятно провести время, в его жизни не было. Шершавые ладони и наглые руки могли обеспечить ему хороший вечер, а жадный взгляд Евстигнеева давал понять, что утром он не встанет. Дилемма. Вот почему все так сложно? Его друг втрескался в лысого жида из семьи интеллигентов и теперь страдает. Как-то раз Ваня застукал Давида и Кирилла за взаимной дрочкой и долго делал вид, что ему эту тупо приснилось, но потом Слава сказал, что тоже видел их вместе. Казалось, Михайловка пропиталась гомосячностью и трипперными шмарами, у которых по нескольку детей от разных папаш. Но Евстигнеев был другой, хоть и пытался косить под местного. Евстигнеев был мягче, смотрел иначе, а ещё курил дорогие и модные сигареты для пидоров. Хотя, может, всё проще, чем казалось? А ещё Евстигнеев целовался пиздец хорошо. За такого местные бабы бы убивать начали. Красавец, епть. В итоге Светло, сдавшись своему пробудившимуся либидо, ответил Ване, притягивая его к себе, жался, и включил ему зелёный свет. Ладони Евстигнеева опустились ниже, сжали задницу, а губы вновь занялись его собственными. Ваня потянул его за пояс шорт, оттягивая резинку, медленно скользнул внутрь, развел коленом ноги. Поцелуи и летняя жара душили, и они оторвались друг от друга на пару секунд, потом вновь присасываясь, целуясь и трогая всё, что под руки попадало. В переводе Киевской духовной академии «либидо» трактуется как «срамная похоть плоти». У Фрейда же либидо лежит в основе всего поведения человека, в последствии приводит к получению удовольствия. Светло не любил Фрейда и считал его в край поехавшим мужиком, но в данном случае предпочитал считать свои сексуальные пороки — путем к удовольствию и нормой, а не чем-то грязным, из-за чего рамок себе не ставил. Отказывать себе он не любил, зная, что у этого могут быть нехорошие последствия. Шустрые пальцы Евстигнеева у него между ног, приятно ласкающие головку его члена и оттягивающие яйца, не были грязью. Горячее дыхание, твердый торс и чужой стояк, что упирался ему в ногу — не срам, а путь к хорошему такому оргазму, взаимному удовольствию без риска подхватить гангрену. Евстигнеев оторвался от его шеи, взглянул в глаза, глядя почти гипнотирующе. У Светло бы от одного его взгляда встал, не будь у него уже крепкий стояк. Как и от шумного дыхания над ухом, вида забитых краской пальцев на своем теле.

***

Ваня читал спизженную у Славы «Герои и Антигерои отечества», когда Евстигнеев, как и говорил, пришел к нему вечером. Он сменил футболку, но джинсы остались теми же, а ещё были чем-то усраты. Светло решил, что это земля. Следом за Ваней вошёл Мирон, из-за чего Евстигнеев взглянул на Ванечку как-то виновато, опустил голову. Светло лишь ухмыльнулся. Слава сказал, что опоздает из-за работы, но собраться решили у Вани. Мирон бесконечно орал, что они заебали курить прямо у него под носом, на что Евстигнеев потушил сигарету, а Светло заявил, что он может идти на хуй или к бобику в будку, если угодно. Федоров молча фыркнул, и Ваня заметил, что так он реагирует лишь на его слова, но скажи это Слава, Мирон бы как минимум улыбнулся, а то бы и заржал, что было довольно занимательно. Когда пришел Слава, стало как-то легче, словно он был тем самым недостающим звеном в их кругу упитых в дрова долбоебов, но потом Ване стало скучно, хоть он и пытался развлечь себя наблюдениями за знакомыми гомосеками, которые ещё не догадывались, что они таковы. Он посмотрел на сидящего на полу Ваню, который старался удержать Гришу в своих объятиях, что выходило у него крайне хуево. Светло поднялся с кресла, отобрал кота и вернулся на место, ложась в кресле, закинув ноги на подлокотник, показал расстроенному Евстигнееву, как надо обращаться с его котиком, чтобы тот не убежал. Он чесал его за ушком, как Гриша любил, чмокал в макушку, потому что хотел сделать это сам. — Это любовь, братан, — подъебнул Слава, глядя на Ваню с котом. — Настоящая. Чистая, нетронутая грязью и похотью любовь. Светло вытянул средний палец. — Завидуй молча, — ответил он. — А вообще, с чего ты взял, что настоящая любовь не может быть с оттенком похоти? Это уже и не любовь, как по-моему. — Ну не с котом же, Вань… — Пошел ты. — Без тени обиды или ругани. Как всегда, в общем-то. Гриша замурчал, и Евстигнеев посмотрел на них почти с тоской. — Ой, заебал, да бери-бери! — не выдержал Светло, позволяя Ване забрать рыжего. Евстигнеев аж весь расцвел, но счастье его длилось недолго, потому что Гриша быстро свалил по своим кошачьим делам. — Что не так-то? — Он однолюб, — пояснил Светло. — Да и Гришенька слишком порядочный котик, чтобы мурлыкать на руках у тех, кого толком не знает. Ваня пожал плечами, садясь у ног Ванечки. Слава отошёл на покурить, а Мирон двинул на кухню, оставив Вань вдвоем, так что Светло позволил себе запустить пятерню в волосы Евстигнеева, немного утешая. — А ты достаточно порядочный котик? — спросил Ваня. Светло пожал плечами как он прежде, но улыбнулся. Он мягко потрепал его волосы, погладил за ухом, решив, что этот прием сработает и на Евстигнееве, и тот бы точно замурчал, если бы умел. А пока он широко улыбался, откинул голову назад, кладя её на кресло, возле бедра Ванечки. В груди стало тепло и хорошо, будто так и должно было быть. — Семейная идиллия, — решил Слава, стоя в дверях. — Завидуй молча, — повторил Светло, отнимая руку. Евстигнеев поднял голову, глядя немного испуганно, но после заметил лёгкую улыбку на лице Славы, которая была далека от насмешки, а потом ощутил лёгкое прикосновение к своей шее, успокаиваясь. Вани ненадолго свалили, сказав, что им надо покурить. Они не соврали, удержав один маленький момент. Парни стояли за домом и долго целовались, потому что захотелось, но не более — реально просто целовались, не торопясь терзали губы друг друга, наслаждаясь атмосферой момента. Когда губы начали побаливать, Евстигнеев отпустил его, всего-навсего обняв и коротко чмокнул в лоб, глубоко затягиваясь. Светло уместил голову у него на плече, удивляясь, какой Ваня длинный глист, а ещё не понимал того, с каких пор им стало достаточно лишь этого. У Фрейда желание есть возникающая энергия ко всему, что охватывает понятие «любовь». И Ваня по-настоящему испугался того, с какой скоростью летит их локомотив, зная, что так недолго взорваться и спалить всех пассажиров к хуям.