новый клавишник

— Глеб, привет, — Костя был очень взволнован. Он хотел рассказать Глебу о том, что мучало его уже довольно долгое время. — Глеб, у меня есть к тебе небольшой разговор. Тут такое дело... Я, кажись... влюбился. — Поздравляю тебя, Кость, мне всё равно, — отозвался он с полным безразличием на лице, полностью увлечённый настройкой гитары. — Глеб, дай мне договорить... Я, кажется, в тебя влюбился, — выпалил Бекрев почти не дрогнувшим голосом и тут же отошёл на пару шагов, боясь реакции басиста.       Глеб молча поднял на него глаза, в которых выражалось удивление и даже шок, будто он сам не верил в то, что сейчас услышал. Спустя десяток секунд, за которые клавишник уже успел испугаться, Самойлов нервно сглотнул и приоткрыл рот, формулируя фразу. — Поговорим после концерта? — сухо бросил он и, не дожидаясь согласия, тут же вышел из гримёрной.

***

— Глеб, о чем ты хотел поговорить? — Тут такое дело, Кость, я тоже в тебя влюбился. Глеб прижал Берева к стенке и начал целовать его, тут же получая ответные поцелуи и тихо постанывая в чужие губы. Отстранясь от блондина, Глеб тихо спросил: — Кость, тебе хоть понравилось?.. — Вроде бы понравилось, — смущённо ответил клавишник. — Поехали к тебе, Кость, — решительно предложил Самойлов и потянул клавишника к выходу. Вещи пускай Вадик забирает, ему не привыкать.       Зайдя в квартиру и закрыв дверь, басист по-хозяйски прижал Бекрева стене и стал требовательно целовать его, снимая с него куртку. Костя робко ответил на поцелуй Глеба и тоже стал осторожно снимать кожанку с мужчины. Через несколько секунд они оба были уже без курток и без обуви и шли в спальню, целуясь на ходу. Самолов, приняв на себя инициативу, быстро стянул с обоих лишнюю одежду, придал телу партнёра коленно-локтевую позу и зачем-то взял какой-то крем, начиная медленно растягивать его двумя пальцами. Клавишник с оторопелым выражением лица поёрзал на кровати. Че он делает? Хотя это даже не больно, только неприятно слегка. Костя нетерпеливо заскулил, получая за это лёгкий шлепок по ягодице. — Тихо, подожди, — Бекрев послушно заткнулся, ожидая чего-то большего, чем два пальца. Через несколько секунд Самойлов добавил и третий, и, услышав рядом громкий выдох, понял, что попал по простате. А когда Костя уже стал подаваться назад, Глеб вынул пальцы и, получив разочарованный стон, взял приготовленный крем. Услышав щелчок крышечки, Костя постарался расслабиться, но когда к нему прикоснулось что-то мокрое и твёрдое, отпрянул от Глеба. Второй же положил руки на талию партнёра и притянул к себе, крепко удерживая его и тут же начиная входить. Чувствуя, как Бекрев напрягся, он прильнул к Косте и прошептал на ухо: — Малыш, ты должен расслабиться.       Через минуту комната потонула в стонах и вздохах, а её обитатели практически задыхались в неземном удовольствии. — Кость,тебе понравилось? — заботливо спросил Самойлов, падая на кровать рядом с таким же уставшим клавишником. — Глеб, мы же встречаемся? — ответил вопросом на вопрос Бекрев. — Конечно, — Глеб с улыбкой поцеловал Костю в шею и обхватил его торс руками. — Давай спать? Костя коротко кивнул.        К утру новоиспечённая парочка проснулась, Глеб пошел в душ, а Костя пошел готовить завтрак. Вдруг телефон Бекрева слабо пиликнул, давая знать хозяину о новом сообщении от Вадима. Костя, привет. В Олимпийском встречаемся к часу дня, желательно не опаздывать, а лучше вообще приди пораньше. Если что, Хакимов там уже с утра торчит. Глеб вышел из ванной, пока клавишник заваривал кофе, и сел за стол. — Глеб, в Олимпийском к часу дня, — обернулся Костя, заметив своего возлюбленного. — О, хоть перед репой отдохну... — мечтательно промурлыкал басист, зачем-то надевая сушку на безымянный палец. — Даже не надейся, только вечером. Ты же знаешь, такие люди, как мы, редко отдыхают по утрам.       Самойлов в ответ на это страдальчески вздохнул, и, подняв глаза на парнишку и слегка прищурившись, спросил: — А что ты такой бледный? — Да ничего, просто чувствую себя как-то не очень... — Подойди ко мне.       Так как эти слова были произнесены тоном, не терпящим возражений, блондину пришлось повиноваться, и он нехотя приблизился к парню на несколько шагов, наклонился и выжидающе посмотрел на него. Глеб обхватил его лицо руками и прикоснулся губами ко лбу. — Доигрался. Кто тебя просил в летних кедах в феврале-месяце щеголять? — Гле-е-еб, — жалобно заканючил Бекрев, — ну нет времени у меня купить что-то тёплое... Я то с вами, то со своей группой... — Иди ложись, а я пока лекарств поищу, чтобы ты хоть концерт нормально отыграл. И градусник достань.       Через несколько минут в комнате раздался крик, на который Самойлов примчался, как на пожар. — Я померил! Вырвав у Кости многострадальный градусник, Глеб взглянул на него, недовольно цокнул языком и строго произнёс: — Значит так. У тебя до обеда постельный режим. Будешь пить бульон и горячий чай с мёдом. Басист присел рядом с Бекревым, который, свернувшись клубочком, тихонько засопел, и нежно погладил его по спине. Потом он вернулся на кухню и нашёл в холодильнике неведомо каким ветром занесённые туда куриные ножки, слетал в аптеку за лекарствами для парнишки и, немного уставший, пришёл домой. — Просыпайся, сейчас тебя лечить будем. Во-первых, готовься к уколу, во-вторых, ты примешь всё, что я тебе дам, а в-третьих, ты выпьешь бульон. Потом пойдем собираться в Олимпийский. — А может, без уколов, ну пожа-а-алуйста... — по-детски испугался Бекрев, но увидев лицо Глеба, нехотя повиновался и лёг на живот. Самойлов спокойно выполнил всё, о чём говорил, и даже бровью не повёл, когда Костя хныкал, что не хочет, чтобы ему делали укол и впихивали в него горькие таблетки. — Всё, плачь, — Глеб чмокнул больного в макушку и похлопал по плечу. — Пошли кушать? — У меня зад из-за тебя болит, — слезливо пожаловалась клавишник, шмыгая носом. — Прости, малыш. Глеб протянул руку клавишнику чтобы тот встал на ноги, осторожно повёл его на кухню, вручил ему кружку с горячим бульоном и ласково потрепал по голове.