Не судите книгу

Тени любят небо — здесь, на высоких башнях Библиотеки, их много, и не всегда даже можно сосчитать: сколько бы он ни старался, сбивается на первой пятерке. Даже загнутые пальцы, в общем-то, не помогают, — только ноют под пластырями порезы, совсем немного. Тени любят небо — а в такую погоду и ему оно кажется красивым и зовущим призывно: в общем-то, если закрыть глаза ненадолго, можно представить, что падаешь в него, кутаешься в облака, словно в пушистое одеяло, а солнце взбивает тебе подушку и целует в лоб на ночь. Он никогда не был маленьким в человеческом понимании, но почему-то он уверен: будь он ребенком, мать бы обязательно целовала его перед сном. Лицо матери в его голове почему-то подозрительно похоже на лицо Ангелины, и иллюзорные руки у нее такие же нежные, как у Ангелины, — и он улыбается, распластанный на нагретом солнцем камне в окружении горшков с цветами и теней. Тени любят небо — он, пожалуй, тоже, потому что от него веет запахом свободы и радости, особенно сейчас, когда на нем нет ни туч, ни предвещающих беду облаков (не то чтобы он различает, какие облака плохие, а какие — нет, сколько бы Шура не пытался ему объяснить). Он жалеет, что Ангелина не придумала ему хотя бы парочку веснушек — ведь тогда бы и про него, как про Женю, говорили, что его поцеловало солнце. А потом он думает, что, возможно, и не нужны ему поцелуи того солнца, что на небе, пока есть его собственное солнце, безуспешно пытающееся отучиться от отвратительных сигарет в красных пачках. Он открывает глаза, когда на грудь к нему забирается одна из теней — малыш тянет его за прядь волос и склоняет голову набок. — М? — он задумчиво моргает. Тень склоняет голову в другую сторону. — О, дружок, не беспокойся. Я в полном порядке. Тень довольно кивает, когда он гладит ее по голове, — и спрыгивает с него, споро забираясь на перила. Он наблюдает за этим с улыбкой. Дверь немного скрипит, когда ее открывают с той стороны — он думает, что, наверное, надо сказать об этом Зиновию, а потом видит смущенно топчущуюся на входе Лилю. — Я, — она мнет в руках эту свою забавную шляпку и вообще вся выглядит очень забавно, когда пытается избегать его взгляда, — не помешала? Он рывком садится и машет ей ладонью. — Нет, конечно, Лиль, — она, наконец-то, смотрит на него, садящегося спиной к перилам и хлопающего по месту рядом. — А что такое? Она подходит, вся какая-то сжавшаяся, нервно кусающая губы. — Я, это… — он внимательно следит за тем, как Лиля осторожно садится рядом и оглядывается на прыгнувшую ей на плечо тень, — я извиниться хотела. За руку. Он удивленно вздергивает брови, а потом смеется, устраивая голову на лилином плече — та несколько дергается, но либо боится уронить тень, либо его голову. Он надеется, что правдив второй вариант. — Брось, — он протягивает вперед обе руки: целые и абсолютно спокойно функционирующие, — все в порядке. Как там Инга говорила… ни сучка, ни задоринки? Лиля улыбается немного. Шляпа на ее коленях выглядит безумно мило. — Почти так, да. Плечо у Лили, откровенно говоря, тощее, как и вся она, — он даже недовольно шевелит щекой, пытаясь устроиться поудобнее. Не то чтобы помогает — еще и тень перебирается к Лиле на голову. — Слушай, Артур, — тихо говорит она. Он заинтересованно смотрит вверх — Лиля осторожно снимает тенюшку и сажает к себе на колени, аккурат перед шляпкой. — А чего Ангелина Евгеньевна такая нервная иногда? Еще и курит столько… Он хмыкает. Тень на коленях у Лили долго не сидит — запрыгивает на перила и, на пару мгновений оглянувшись на них, прыгает, ловя приветливый порыв ветра. Он смотрит за этими летающими в небе черными точками, повернув голову у Лили на плече, и думает, что, наверное, тоже хотел бы так: летать себе и не думать ни о чем хотя бы ненадолго. А потом закрывает глаза — и понимает, что никакое небо не сравнится с их Библиотекой. — Ангелина-то? — зачем-то переспрашивает он, устраивая ноги в пародии на позу лотоса. — Ну, знаешь, тут очень трудно ответить. — А Саша? — осторожно спрашивает Лиля. — Рита его выгнала, когда мы… Он прерывает ее тихим смехом — и легко бодает в тощее плечо. — Помедленнее, Лиль, — он откидывается на перила и смотрит на незакрытую Лилей дверь со скрипучими петлями. — Давай вопросы по порядку. Только не знаю, можно ли мне говорить про Шуру или оставить это ему самому… Лиля осторожно приподымает одну бровь. Он пожимает плечами. — С меня взяли обет молчания. — Саша? — Именно он. Лиля вздыхает почти что разочарованно, а потом улыбается немного. — Так что там с Ангелиной Евгеньевной, говоришь?