Паша сидел в тёмном больничном коридоре, и ждал, когда его пустят в палату.
Везде в мире для него было темно, сыро и прохладно. Небо обложили тучи. Люди ходили в куртках, как осенью. Проклятый дождь моросил, не переставая.
«Я знаю… ты меня не простишь. Я совершил страшное преступление. Ты меня ненавидишь и хочешь убить, и я тебя понимаю. Я и сам хочу себя убить. Просто я хочу сказать тебе… что я не хотел… Не хотел делать тебе больно! Никогда в жизни! То, что случилось, — это всё трагедия, и я не думал, что так обернётся. Если бы я знал, что так всё выйдет, я бы застрелился ещё тогда, в кустах у реки, и не терзал бы ни тебя, ни себя!
Конечно — ты меня ненавидишь, но я хочу, чтоб ты знал, — я всегда хотел тебе только добра! Я хотел, чтоб ты был счастлив! Чтоб ты улыбался, потому что красивее твоей улыбки нет ничего на свете!
Я не хотел твоих страданий! Я сам страдал вместе с тобой! Я не знал, что всё будет так страшно, так плохо!
Я знаю — теперь я для тебя не человек, я тебе ненавистен, я понимаю, но я хочу чтоб ты знал… Чтоб ты помнил — я никогда не желал тебе зла! Никогда в жизни! Никогда!
Лучше бы я сам мучился! Один. Лучше бы я сам умер!»
Паша сглотнул, выдохнул и закрыл глаза. Похолодевшие пальцы дрожали.
Он не спал уже сутки, и всё прокручивал в голове этот покаянный текст, хотя и чувствовал, что не вынесет стольких слов.
Из палаты вышла медсестра, упругая и фигуристая, и прошептала, что Паша может зайти на пару минут.
Паша молча кивнул, встал и подошёл к двери.
Бесконечно долго он стоял, разминая застывшие пальцы, и только потом приоткрыл дверь.
Айк помог с деньгами, и Дениса удалось пристроить в дорогой, хороший частный реабилитационный центр.
В нежно-розовой палате он был один. Лежал на широкой кровати у окна с видом на сосновый лес.
Денис преобразился. Трубки исчезли. Ад реанимации сменился на тишину и покой санатория.
В принципе, он был такой же, как и всегда, просто похудевший. Черты лица его заострились, но взгляд был уже ясный, живой, здоровый.
Паша зашёл молча, притянул к себе стул и сел у кровати, не поднимая глаз.
Он не мог смотреть. Не мог находиться рядом. Горло перехватило.
— Ты выглядишь даже ещё хуже, чем я, — спокойно сказал Денис. — Кто из нас в коме был? Непонятно. У меня на лбу шрам, на руке шрам, я весь как Франкенштейн!
— Как… у тебя дела? — дрогнувшим голосом тихо спросил Паша.
— Нормально! — улыбнулся Денис. — Вот только что пообедал. Съел целую котлету. Почти. Для меня это достижение. Желудок усох. Есть охота, и не лезет ничего. А ты как? Как наш дом в лесу?
Он прямо так и сказал: «Как наш дом в лесу?» «Наш дом»…
Паша засопел и понял, что больше уже не сможет сдерживать слёзы. Он всхлипнул, схватил с прикроватной тумбочки бутылку воды и сделал глоток. И ещё глоток, и ещё.
— Продал… — сипло выдавил он из себя.
— Продал?! — ахнул Денис. — Мой любимый домик! Так жалко! Такое место! Рядом с городом, и лес, и река!
— Купим ещё… лучше… — со слезами на глазах прохрипел Паша, улыбнулся и опять схватился за бутылку. — Ты помнишь… хоть… что-то?..
Денис закрыл глаза и вздохнул.
— Мы жили в загородном доме… Всё было хорошо: лес, травка, воздух. А потом случилось что-то… Что-то нехорошее… Но я никак не могу вспомнить что! Как будто отключили свет во время кинопоказа. Всё гаснет, а следующий кадр уже — белый больничный потолок, трубки, иглы… И тебе так хреново, что не понимаешь — жив ли ты еще, или уже окочурился…
Паша молчал.
— А тут хорошее место, — улыбнулся Денис. — Еда как в ресторане. Бассейн, тренажёрный зал, массаж. Даже есть китаец, который иглоукалывание делает. Миша зовут. Хотя он такой же Миша, как я Ким Чен Ын. Хи! — Денис взял его за руку. — Только ты приходи почаще, а то без тебя так тоскливо… Особенно по ночам.
Паша кивнул.
— Сколько ты им платишь за всё это? — вдруг спросил Денис.
— Лучше не спрашивай, — отмахнулся Паша. — Тем более что деньги не мои, а от Айка в подарок.
— Кто такой Айк?
— Увидишь… Потом…
Денис замолчал, а потом проговорил:
— Устал я… Мне уже гораздо лучше, но я всё равно пока быстро устаю.
Медсестра вернулась и нежно предупредила Пашу, что ему пора.
— Принеси мне в следующий раз апельсинового сока, если можно, — попросил Денис. — Последнее время хочется попить кисло-сладкого! Хорошо?
И Паша улыбнулся. В первый раз за долгие-долгие дни.
***
После дождя было особенно тихо. В неподвижных лужицах плавали белые лепестки цветущей черёмухи. Улицы были пусты, и даже дворовым собакам лень было брехать.
Отец Дениса был на улице. Ходил по двору. Пашу он увидел, но виду не подал.
Подойдя к мокрой калитке, Паша подождал, пока тот обратит на него внимание, но, не дождавшись, сказал:
— Мне нужны Денисовы документы. Паспорт, медицинский полис… И всё, что есть.
Отец молча зашел в дом и надолго пропал. Потом всё же вышел и бросил пакет с документами через ограду.
Ярость шевельнулась в сердце Паши, но в таких глубинах, что так и не вышла наружу. Он нагнулся и молча достал из мокрых одуванчиков потёртый аптечный пакетик с паспортом и какими-то бумагами.
***
День выписки из реабилитационного центра выдался нервным и хлопотным.
Домой они приехали поздно вечером, когда уже стемнело.
Паша долго возился с ключами.
Денис зашёл первый и растерялся.
Квартира была длинная и прямая, как пенал, он видел такую впервые. Прихожей как таковой не было. В маленьком туалете — душевая кабина и унитаз.
В само́й комнате по правую руку стояла плита с вытяжкой, а слева — широкая кровать. Поначалу Денису показалось, что духовка и мойка это всё просто так, временно, и он всё высматривал кухню, но комната была одна.
— А… А где? — растерялся Денис. — А-а! Так вот тут как! — наконец-то догадался он. — Малобюджетный вариант!
— Скорее, холостяцкий, — отозвался Паша, занося вещи.
Напротив кухни, на измятой кровати, в проводах и наушниках, лежал ноутбук и большой айпад.
Рядом был офисный стул, заваленный одеждой. По углам стояли неразобранные баулы и коробки.
Денис вышел на лоджию и стал смотреть на синие тучи, пылающие в огненном закате.
Это был самый крайний дом в новом микрорайоне, и за ним ничего уже не было, кроме темной речки, полей и дачных домиков вдалеке.
— Я кофе сделаю, — вдруг решил Денис.
— На ночь-то? — удивился Паша. — Как спать-то?
— Я уже выспался на десять лет вперёд! — отмахнулся Денис.
В коробках на полу он нашел пакет с зёрнами, размолол, засыпал в турку, добавил сахара, воды и поставил на плитку. Денис пристально следил за напитком, но кофе всё равно вспенился и убежал.
Кружка была одна. Они сидели на лоджии и пили по очереди.
— В первые, самые лютые дни, когда я только пришёл в себя, мне почему-то постоянно представлялся солнечный необитаемый остров в океане, — двумя руками держа кружку около самых губ, вспоминал Денис. — Такая яркая-яркая картинка, одна и та же, целый день в тупом воспалённом мозгу. Одна маленькая тучка на небе, солнце, белый песок и пальмы зелёные. И этот остров
наш, и никого больше! Ни единого человека вокруг! Можно расслабиться и целыми днями со спокойной душой делать всё, что хочется, и никто не осудит!
— Я был на необитаемом острове… — вяло отозвался Паша.
— Серьёзно?!
Паша отпил из кружки и кивнул:
— Нет там ничё хорошего! Это на картинке красиво всё, а в реальности там жесть сплошная. Дико солёный океан, жуткое, невыносимое, ядерное солнце, и всякие ядовитые хрени в колючих зарослях. Так что «побывать на необитаемом острове» — это одно из разочарований в моей жизни.
— А мне всё равно бы хотелось, — не унывал Денис.
— Съездим. С делами разберемся и съездим. Я тоже хочу отдохнуть. За несколько этих месяцев устал сильнее, чем за последние десять лет.
Как только стемнело, сразу пошел дождь. Кружка стояла на перилах, и несколько дождевых капель упали в кофе.
— Кофе с дождём, — усмехнулся Денис, заглянув в кружку.
Паша взял кружку себе, понюхал, отпил и тихо повторил, улыбнувшись:
— Кофе с дождем…
