Ты очень красивый...

Через неделю произошло то, чего Тим ждал уже очень давно, и это его пугало. Он видел, что Гарику скучно в Камеди. Он вечно лез на какие-то шоу, пропускал репетиции, в общем, делал всё, чтобы как меньше времени проводить в Атриуме. Всё это тянулось жутко муторно и Тимур жил сплошными догадками и ничего не хотел, только понять наконец, что в голове у загадочной собаки. И вот сегодня это произошло. Гарик тихо зашёл в гримёрку. До выступления оставалось минут 20. Он бесшумно сел на стул за спиной Тимура и тихо сказал «Нужно поговорить». Каштан не поворачиваясь печально опустил голову, вздохнул, и лишь затем сел рядом с Гариком. -Что случилось? -Тим, я ухожу. Мне надоело здесь, я хочу большего. И ты не пойми меня не правильно, это не предательство, я просто… -Ты просто тварь, Гарик. – Тимур вышел из гримёрки и хлопнул дверью. Он и сам не понял, почему его так подорвало, он же всё знал и раньше. С этого дня у обоих всё пошло как-то не так. Как-то неправильно, неестественно. Их изнутри сжигало это глухое чувство вины и одиночество. Ни у одного ни у другого толком ничего не получалось. После съёмок второго самого лучшего фильма Гарик приходил совершенно убитый. Он садился к подоконнику и смотрел, как медленно падали капли дождя. Падали вместе с его душой, вниз, совершенно безнадёжно и бессмысленно. Он хватался за голову, и падал на диван. Изо дня в день. Серый дым внутри прожигал его. Его как будто вывело на ноль и он больше ничего не чувствовал. Только вязкое течение времени, которое затягивало его в какую-то необъяснимую воронку. Смертеподобную воронку. Глаза опускаются в пол. Сдвиг картинки. Его вновь начинает шатать. Как тогда, много лет назад. Всё те же обескровленные губы, всё тот же холод и головокружение. Он так же хорошо помнит, как валится на пол в своей квартире, только наткнутся на него больше не кому. Он знает, что скоро потеряет сознание. У него жутко болит голова. Кажется, в неё хлынула вся кровь, что была в теле. К горлу резко что-то подступает и забивает трахею, не даёт дышать. Самое ужасное чувство на земле когда ты не можешь вздохнуть, потому что это невыразимый страх, который ты многогранно ощущаешь вплоть до потери сознания. Картинка расплывается после 20 минут агонии, и он не представляет, что будет дальше. Впрочем, тихая смерть сейчас – лучший подарок судьбы. Мертвенная тишина в комнате. Дождь, звучно барабанящий с другой стороны окна, и что-то вроде «его» запаха прямо здесь, под самым носом… Он вновь видит перед собой прикованного Ангела и серый город. Горы черепов стали меньше, но из ноздрей и рта ангела тяжёлой тягучей струйкой вытекает тёмная кровь. Он стоит безмолвный и бледный. Вся стена покрыта тем же алым веществом, только смешанным с грязью. Потухшие глаза его кажутся высохшими, губы сложены в кривой улыбке, конечности отсечены и лежат рядом с ним. А рядом всё роится д боли знакомый запах жизни. Это запах его духов, похожих не дождь и дорогое вино. Где-то в вышине светит серовато белое солнце, оно совсем не греет, поэтому здесь жутко холодно. Гарик пытается идти на запах и понимает, что аромат исходит от Ангела. Он подбегает ближе и вдруг замечает, что это Тимур. Совершенно измученный, истерзанный. -Прости… ты знаешь, что я уже заплатил за всё страданием, прости…Гарик! - успевает отчаянно выдавить он и погибает от потери крови. Солнце исчезает, и Гарика обволакивает вязкая тьма, он будто засыпает. -Гарик! Гарик! Да как же ты…Что с тобой?! – лёгкий удар по лицу. Нервный вздох под ухом, - ну давай! Очнись! – кто-то сильно давит на грудь заставляя сердце биться. Оно неприятно отдаёт во все части тела, особенно противно в лёгкие. Воздух с бешенной силой врывается в него, он пытается открыть глаза. И вновь до боли знакомый запах парфюма…это не запах Тима. Но такой же родной и приятный, так же дающий новые силы. Перед ним маячит голубой пиджак, пара огромных, красивых, невероятно проницательных глаз, вороные волосы. Черты как-то не собираются воедино, но до собаки вдруг доходит, кто рядом с ним. - Марти.. – хрипло тянет он, - Марти, это же ты? -Я, мой хороший. Не представляешь, как я рад, что с тобой всё нормально. Я пришёл сегодня ночью, ты лежал на полу весь белый, в розоватой пене. Честно, я очень испугался. Я отрыл у тебя укол адреналина, массаж сердца сделал, но ты только через два часа очнулся. И это… это так хорошо… невероятное облегчение. -Боже, спасибо, Марти. Ты самый лучший, я всегда знал. -Люблю тебя, Гар. Наверно даже больше, чем можно, – он сладко вздохнул, - ну ладно, работа кардиолога – недоучки кончилась, теперь надо выполнить работу психолога – недоучки. Что с тобой? - Тим, он… я сказал, что ухожу и он просто убежал от меня. - О-о-о ясно. Слушай, я понимаю, что тебе его никто не заменит, поэтому иди поговори с ним. Он тебя выслушает, я знаю. Может, поймёт не сразу, но выслушает. Он ведь тоже страдает. Главное – говорить нужные вещи. Говорить то, что он хочет слышать. Вы же завтра на съёмках встретитесь, вот будет возможность. -Ты прав. Попробую объяснить ему всё, как есть. - Марти прижал Бульдога к себе, Харламов вскрикнул. - Ты чего? – удивлённо спросил армянин. -Да так... – Харламов прижал внешнюю сторону запястья ладонью. Догадливый армянин резко отдёрнул его рукав. -А вот это уже совсем лишнее, Гарь. Вот за это ты и от Снежка бы получил и от меня сейчас получишь, – руки были так изодраны, что куски кожи местами можно было поднять вверх вместе с частью мяса. Они срастались медленно и жутко криво. Вот почему он вечно ходит в пиджаках… - Студенческая привычка… - виновато выдавил Гарик, - всегда очень помогало. -Давай так, я тебе сейчас помогу сделать повязку, но если ещё хоть раз… Боже, как тебе вообще в голову пришло! – армянин попытался изобразить ярость, но привязанность к резеденту заставила навалиться на него искреннюю жалость, - ладно, я всё понимаю, - он аккуратно и неожиданно нежно погладил Бульдога по плечам, положив голову мягкими волосами прямо в изгиб шеи. Харламов жутко любил, когда Тимур так делал. Ничего сильнее этого чувства единения и спокойствия невозможно было придумать, и к его огромному удивлению Марти дарил ему сейчас то же чудо. Да и армянину было приятно смотреть из подлобья на эту грустную мордочку с глубокими умными глазами и до невозможного милым носом. -Спасибо. Мне так гораздо легче, - закрыв глаза шепчет Харламов, и засыпает прямо на плече друга. Так они провели оставшуюся ночь, забыв о повязках. На следующий день Гарик подошёл к Тимуру максимально близко и прошептал: надо поговорить. Затем он уверенными шагами, не оборачиваясь, прошёл в гримёрку. Сработало безупречно. Ошарашенный татарин как привязанный последовал за другом. Он застал Гарика мирно сидящим на стуле. -Тим, вот ты сейчас снимаешься в моём кино. Почему? -Деньги нужны, – буркнул Каштан. - А как же ты меня терпишь каждый день? - Понятия не имею. Гарик решил действовать. Он встал и резко подскочил к Тиму таким образом, что они оказались друг другу непозволительно близко. Он нагло взял друга за подбородок и поднял голову вверх. - Тим, а ты меня любишь? – вопрос был беспроигрышный. Невозможно не любить частичку себя. Но дерево молчало. Тогда Бульдог решился на следующую авантюру. Он медленно провёл языком от ключиц друга до подбородка и легко поцеловал в губы. -Простишь меня? Я скучаю… Тимур легко поцеловал Гарика в щёку и вышел из гримёрки. На лице Бульдога появилась довольная улыбка. Теперь он был свободен во всех отношениях, его ничто не держало. Однако уже через два года ему стало жутко не хватать Марти, Снежка, Гавра, просто сцены в конце концов. Его приняли с улыбкой. По нему тоже все жутко скучали. Это были великолепные 14 лет, которых никто никогда не сможет забыть. Это было настоящее счастье. -Давай договоримся так: если ты ещё хоть одним словом. Хоть одним звуком или полунамёком скажешь, что я жирный, я с тобой ни то, что миниатюры показывать, я с тобой разговаривать не буду! - А ты если хоть как-то упомянешь, что я не женат или участвовал в «Холостяке», я с тобой тоже разговаривать не буду! -Договорились! -Давай показывать миниатюру? -Спасибо всем за внимание! Сценка была придумана за несколько часов до съёмок совершенно спонтанно. Они в каком-то непонятном угаре решили вытряхнуть друг на друга всё самое обидное для увеселения публики, и вот теперь спускались в гримёрку. Тимур слегка отстал, и вошёл позже Гарика. Проникнув в комнату, он увидел друга сидящим на полу. Его голова безжизненно валялась на ладонях, слегка ворочаясь из сторону в сторону. Гарик тихо стонал. Каштан подлетел к другу и сел на корточки рядом с ним. - Гарь, ты чего? – осторожно спросил он, искренне не понимая, в чём дело. -Да потому что это всё правда, Тим. Ты-то ладно, ещё вся жизнь впереди. А я сам виноват во всём....Так стыдно, – в который раз Тимура удивляет, каким спокойным и чистым, бархатным, почти жалобным, становится голос Грика после ухода со сцены. Он аккуратно берёт Бульдога за виски и поднимает его голову на себя, кладёт одну руку на плечо Харламова, а большим пальцем другой нежно убирает чуть выступившие слёзы. -Это же всего лишь номер, Гар. – глядя в глаза - Ты правда думаешь, что за столько лет дружбы, мне важно, как ты выглядишь? Ты мне нужен любым, понимаешь? Ты значишь гораздо больше, чем, вероятно, привык думать. Знаешь, как я на Марти наорал, когда он к тебе на сцене придираться начал? Меня чуть не выгнали тогда из-за этого. Пусть тебя все видят орущим и бесчувственным, но я-то знаю, как легко тебя задеть. И я с тобой, слышишь? Я всегда с тобой, что бы там ни было, – Тимур поднимает Гарика на ноги и обнимает, гладит рукой по спине. Потом засовывает другую руку под футболку и нагло ведёт Гарику по заметно напрягшемуся животу. Чёртова деревяшка знает, что может быть самым неприятным для Гарика, и часто требует, чтобы ему это было позволено. -Слушай, я не чтобы тебя полапать это делаю. Ну…не только за этим – саркастично улыбается – расслабься. – Гарик, поняв вдруг, зачем Тимур занимается этой вакханалией и доверившись ему, становится мягкой игрушкой в руках друга. Тимур снова лезет ему под футболку. -Ну, доверяешь же мне всё-таки. Значит, и словам моим можешь поверить. Мне даже немного нравится, ты такой мягкий… -говорит дерево и кладёт голову на плечо Харламову, - Ты очень красивый… помнишь? - Бульдог улыбнулся. -Я тебя люблю, – так просто признаётся Гарик. -И я тебя, собак. И это не то «люблю», которое обычно говорят друзьям. Это даже не то «люблю», которое Гарик может сказать жене, это в миллионы раз больше. Это чувство в миллионы раз сильнее. Он ощущает дыхание друга на своей шее. Долгий, нежный поцелуй и застывшие так на пару секунд губы. Они оба знают, что всё нормально. Они знают, что людям иногда сносит крышу, а уж таким как они крышу сносит регулярно, при чём вместе с частью стен и стёклами в окнах, потом часть жильцов убегает, и после урагана как бы не все дома, хотя ощущение места, где ждут, не меняется. Мерное дыхание друг друга делает их пьяными и счастливыми. Батрутдинов наконец отрывает губы от шеи Харламова и они ещё долго стоят обнявшись, им тепло и спокойно, как нигде больше. Горячие искорки по всему телу отключают мозг и вообще вырубают всё вокруг как плохой фильм с экрана. Только это сейчас и надо, и пусть вся Вселенная идёт к чёрту если это как-то неправильно. Им нравиться, и вот что главное. Тут уже ничего не сделаешь, если их отношения могут быть и обычным заливным смехом, который всегда сопровождает эгоизм и полное безразличие друг к другу, и немного грубыми мужскими подколами, и часто это нечто перерастающее во что-то гораздо большее, чем дружба и даже любовь к девушкам. Они оба знают один маленький секрет. Даже Асмус знает, но вида не подаёт. Это слишком важно и необходимо, чтобы это осуждать или воспринимать как нечто пошлое и неправильное, поэтому секрет остаётся секретом уже много лет и никто не может нарушить эту идиллию. -Отымел бы тебя давно, если бы педиком был. – Тимуру и теперь нужно пошутить. Хотя они оба знают, что напряжённая обстановка - не их конёк и разрядить её необходимо. На смех спокойствия не хватает, но довольные улыбки касаются губ обоих. -Извращенец! – возмущённо и сладко шепчет Харламов, но через минуту добавляет, - и я тебя. Кстати, помнишь как мы первый раз? -А то!... в стельку оба были…. -Ты серьёзно думаешь, что меня с бутылки вина так вынесло? Я был абсолютно в адеквате. Но надо же было на что-то это всё списать…. – мурчит Гарик Тиму в плечо. -А я тогда в первый раз пил….я вообще не соображал что к чему… А потом испугался и сбежал. -И намучился же я тогда. Оба тихо усмехнулись…