Trust me, I am... Eve

      На третьем этаже клуба музыка почти не слышна — только низкие басы, глухо бьющие от пола, и, наоборот, высокие, доносящиеся из уже болтающихся на груди наушников.       Застегнутая до середины толстовка, перекинутый через плечо ремень сумки.       — Не передумала? — Картер протягивает ей пухлый конверт и чуть щурится, словно пытается определить, насколько честным будет ответ на его вопрос.       — Нет, — она качает головой и улыбается. — Хочу отдохнуть.       — Понимаю, — медленный кивок, усталость во взгляде.       Что именно ты понимаешь, Кар? Что я уже не та, что была год или хотя бы полгода назад? Или что я вру?       — Думал, что ты отдыхаешь там, на сцене, — он усмехается, наклоняется к столу, достает еще один конверт. — Возьми. Я хотел отдать это потом, когда кто-то из нас решил бы завязать насовсем. Но, кажется, сейчас самый подходящий момент.       Она несколько мгновений удивленно смотрит на конверт, но все же принимает его, прячет в сумку, даже не заглядывая внутрь.       Думаешь, я уже не вернусь?       — Даже не будешь пересчитывать?       — Вроде бы ты никогда не ошибался в вопросах оплаты, — Ева пожимает плечами и улыбается. — Да и за выступление ты мне уже заплатил, значит, это можно смело считать ранним рождественским подарком.       — Я бы сказал, премия за три года безупречной работы, — хмыкает Картер, не сводя с нее взгляд, а через мгновение продолжает уже серьезнее. — Я думал о том, чтобы изменить условия твоего контракта и добавить туда процент от прибыли клуба в дни выступлений, но это легче провернуть при заключении нового. Это то, что накопилось за время моих раздумий. А если ты решишь перестать пользоваться картой, то наличные будут как раз кстати.       Ты все знаешь и не боишься меня? Не хочешь сдать копам? Или просто планируешь прикрутить туда еще и ограбление?       — Ты так говоришь, как будто я собираюсь пуститься в бега, — она качает опущенной головой. Собственный смех кажется похожим на рычание.       — Боюсь, ты не сделаешь этого, даже если будешь знать, что утром за тобой явится группа быстрого реагирования.       — А она явится?       Здравствуй, Роджер. Не смотри на меня так, мы с тобой не знакомы, так что вспомнить мое имя у тебя не получится. Разве что фамилию.       — Куда поедешь? — спрашивает Картер, словно совершенно не замечая ни злой издевки в ее голосе, ни того, как напряглись готовые к удару спина и руки.       — Пока не решила, — она пожимает плечами, поправляет капюшон. — Правда, Кар, я пока понятия не имею, куда. Даже не знаю, когда именно сорвусь: ночью, дотерплю до утра или вообще решу, что могу пробыть тут еще неделю или месяц.       Скажи, что ты мне веришь. Скажи, что ты все еще мне веришь. Или скажи, что сдал меня.       — Я знаю, — он улыбается, сгребает ее в охапку, стискивает в своих больших руках, порой так похожих на медвежьи лапы. — И я верю в то, что ты однажды вернешься. Не в мой клуб, так в другой, куда я с радостью приду посмотреть на тебя. И буду выпытывать у менеджера условия контракта, чтобы, как только он истечет, предложить тебе вариант получше.       — Скажешь, будешь рад меня видеть? — Она хмыкает ему в плечо, обнимая в ответ.       Какую меня ты будешь рад видеть, Кар? Ту, что сейчас, или ту, прошлую?       — Обижаешь, — он отстраняется, смотрит на нее почти обиженно и смеется. — Не забывай, я человек выгоды, а ты очень даже выгодна для меня.       — Спасибо, — она снова качает головой и улыбается, застегивает молнию толстовки под самое горло.       Спасибо, что не врешь. И не говоришь того, что я не хочу сейчас слышать.       — Могла бы для приличия хоть сделать вид, что тебя задело сравнение с денежным мешком.       — Я просто знаю, что ты сейчас обидно шутишь только для того, чтобы не разреветься на прощание, — смеется Ева. — Удачи, Кар.       — И тебе, чертовка, — он хмыкает в ответ. — Возвращайся как-нибудь.       Улыбка сходит с ее лица, стоит только закрыть дверь кабинета и оказаться в широком коридоре.       — Машину вызвать? — заметив ее, интересуется кто-то из охранников.       — Пешком удобнее, — Ева качает головой, не замедляя шаг.       — Ну смотри, там сегодня ливень, — в ответ пожимают плечами, но второй раз свое предложение не озвучивают.       — Да там уже какую неделю ливень, — она слабо усмехается, машет рукой мелькнувшему в конце коридора бармену и сворачивает к узкой лестнице.       Этаж для персонала и точно такая же лестница — только для тех, у кого есть магнитная карта: постоянная или одноразовая, как у нее сейчас. Редкий случай, когда клиенты настолько отдалены от сотрудников, когда сотрудники настолько в безопасности. В конце концов, Картер и правда заботится о них — кто-то ночует в гримерках, пока ищет новое жилье, за кем-то присматривают чуть внимательнее, потому что бывший муж грозится выкрасть ребенка. И когда ты выходишь из клуба по служебной лестнице, доступ к которой имеют только свои, такие же свои будут наблюдать за тобой еще около тридцати шагов, если, конечно, не свернешь в ближайшую подворотню.       На улице и правда ливень — очередной за последние две недели, осень в этом году вообще выдалась на редкость отвратительная.       Ева передергивает плечами, ненадолго замирая на невысоком крыльце, бросает уже бесполезную карточку в мусорный бак, надевает наушники и чуть поворачивает голову в сторону, улыбаясь в темноту тупика, где дежурят те, кто будет смотреть ей в спину, пока она будет в зоне видимости.       Накинуть капюшон, натянуть манжеты толстовки на ладони и прибавить громкость плеера, прежде чем шагнуть из-под козырька в дождь.       Глубокие карманы, в которых удобно прятать руки, не показывать, что пальцы всегда сжаты в кулак, всегда готовы к удару — исход драки ведь зависит не от того, кто сильнее, а от того, кто ударит первым. И бить второй ей больше не хочется.       Глубокий капюшон, в котором так удобно прятаться от дождя. От неуместных вопросов. И от самой себя.       Привычный, знакомый до почти каждого камня и мусорного бака маршрут, которым она ходит слишком давно, чтобы перестать волноваться о тусклом свете фонарей или редких, но шумных встречных, спешащих из одного клуба в другой за новой дозой: адреналина, удовольствия или наркоты — не ее дело.       Интересно, понял ли Картер, что она соврала ему, что собирается сорваться с места уже сегодня — без раздумий, без сожалений, без мыслей о том, куда и что она в этом неизвестном “куда” будет делать? Поймет ли, что это не потому, что она ему не доверяет — потому что она теперь вообще никому не доверяет? Она ведь даже собрала вещи.       Смешно, всего одна спортивная сумка, на тренировку и то порой беру больше       Нужно только дойти до квартиры, спуститься в гараж, завести машину…       Интуиция срабатывает быстрее тела — дергает за спрятанный под капюшоном хвост, заставляя поднять голову, почти успеть нахмуриться, встречаясь взглядом с поравнявшимся с ней мужчиной       Какого?..       Сжатый кулак выскальзывает из кармана, летит вверх и чуть вбок — ударить сначала костяшками в нос, полоснуть локтем по скуле       Твою!..       Удар в грудь толкает на стену, чужая ладонь в шершавой перчатке ложится на рот.       Сукин!..       Вдох проносится по телу слабостью, словно ее только что приложили по затылку чем-то тяжелым. Перед глазами плывет, черты чужого лица размываются в сумраке и дожде.       Ударить снова, уже в грудь, целясь в солнечное сплетение, и не почувствовать удара.       Твою же…       Тело кренится вперед, отказывается слушаться и сопротивляться. Плечо упирается в чужую грудь, пальцы медленно разжимаются.       Паршивая пародия на любовников в подворотне       Колени подгибаются, тянут тело на мокрый асфальт.       Собственный смех в голове звучит устало и почти радостно.