Trust me, I am... Eve

      Они одновременно шагают вперед на “четыре”, не дожидаясь, когда осядут последние, еще теплые, капли пара.       Правая рука уходит вниз, цепь чуть звенит, касаясь металла трубы.       Один       Ноги сгибаются, касаются коленями влажного пола, ладонь и локоть упираются в белую плитку,       Два       растягивают тело, создают новые точки опоры — и мгновенно       Три       переносят вес на них, отталкиваясь ступнями, превращая мышцы не то в натянутые канаты, не то в раскрывшуюся пружину,       Четыре       которая тут же складывается в прежнюю форму.       Пять       Ноги распрямляются, правая рука двигается вперед, следуя за натяжением цепи, возвращается в привычное положение на несколько дюймов перед плечом.       Шесть       — Я могу дать тебе больше этой цепи, — Ева снова поворачивается к сетчатому подобию стены, находит взглядом виднеющийся лоскут голубой ткани. — Я танцор. Сольник. Мне проще чем тебе управлять своим телом.       Мне нужно меньше точек опоры       — Не можешь, — отвечает Бемби. — У каждого свой кусок, который невозможно передать другому.       Ева молча кивает — она бы делала иначе, она бы объединила партнеров не только замкнутым пространством, но и металлом.       Хорошо, что эту коробку собирала не я       Путь сквозь трубы все больше напоминает танец — пригнуться, подтянуться, проскользнуть, обогнуть, прогнуться и снова начать партию с начала, время от времени меняя глубину и направление движения.       В боксе удивительно тихо — шаги, короткие комментарии и команды.       Скальпель, зажим, тампон       В боксе тихо настолько, что можно даже не считать вслух — достаточно просто слушать чужое дыхание и повторять комбинацию,       Вдох, вдох, выдох, выдох       чтобы понимать, на какое движение будет способен партнер.       Они останавливаются лишь почти в самом конце, когда в просвете между трубами виднеется светлое пятно, так похожее на очередную дверь.       — Последние задачи всегда самые сложные, да? — вопрос срывается с губ в пространство комнаты, не адресованный ни напарнице, ни наверняка наблюдающей за ними камере, или даже нескольким.       — С тестами будет также, — отзывается Бемби, останавливаясь и, наверное, тоже всматриваясь в плотный узел, который им осталось преодолеть.       — Каждой из нас придется пролезть в игольное ушко? Или тебе придется довериться мне еще полнее чем сейчас?       Например, если в моих руках будет скальпель, а ты окажешься связана?       — Можно и так сказать, — от сухости чужого голоса по коже бегут мурашки.       — Миротворец запрещает говорить о том, что будет дальше, даже если ты там уже был?       Это не доверие, это покорность, с которой скот ведут на убой. Уверен, что хочешь научить нас именно этому, или просто не подумал?       — Да, если ты хочешь рассказать об этом не напарнику, — объясняет Бемби. — Но такое лучше обсуждать в более спокойной обстановке.       — Но ты же понимаешь, что такой ответ дает мне полное право повторить свой вопрос, как только мы закончим с этой полосой препятствий для бойскаутов? — усмешка       И не только этот вопрос, понимаешь?       чуть кривит губы, почти не переходит тонкую грань, отделяющую ее от улыбки.       — Подозреваю, что Дождь мог выбрать нас еще и по степени упрямства, — сдержанно хмыкают рядом. Движения становятся размеренными и спокойными — когда видишь, чем рискуешь, и против чего играешь, глупое, почти детское желание пройти до конца просто на одном рывке, пропадает, словно его и не было. Может быть, так оно и было.       Они считают в два       В один       голоса, подстраиваются друг под друга, озвучивают все, что видят, и, наверное, даже синхронно ныряют под препятствия — или одновременно останавливаются перед ними, прикидывая, как удобнее их преодолеть.       Ты записываешь нас сейчас или просто иногда смотришь на экран, чтобы проверить, живы мы или уже нет?       Струи пара сливаются в почти идеально ровную стену, закрывают сквозные отверстия то едва прозрачным, то совсем непроницаемым полотном.       Прищуриться, мысленно разложить происходящее перед ней на множество слоев,       Почти как смывать краску с картины, сначала свежую, потом добраться до той, что старее       чтобы заметить пересечения.       — Несколько близких ловушек, — Ева встает на носочки, тянет шею то в одну, то в другую сторону, разглядывая и запоминая.       — Полоса перед нами, труба по пояс за ней, потом переплетение, кажется, и… — Бемби перечисляет детали, цепь то распрямляется, то снова обвисает.       — Там еще одна ловушка, но или точечная, или перпендикулярная. И за ней еще такая же, как первая, — Ева кивает. — Нужно посчитать интервалы, но на первый взгляд смотрится так, что мы успеваем проскочить все три полосы.       Если он не решит внести какие-нибудь коррективы, когда мы окажемся уже в эпицентре       Легкие кивки на каждую из цифр, повороты головы на движения — сначала нужно идти низом, дальше обходить под небольшим углом, потом снова нырять и, кажется, перешагивать.       — Скажи, как будешь готова, — слова летят чуть в сторону, проскальзывают между трубами, пока она продолжает изучать и запоминать.       — А ты?       — Импровизация дается мне лучше всего, — улыбается Ева и тут же добавляет, почти увидев, как ее напарница от этих слов поджала губы. — Но я занимаюсь ею только когда уверена в своих силах.       — Хорошо, — соглашается Бемби, принимая ее ответ. И произносит уже через несколько минут. — Пар, тишина, пар, идем.       — Принято.       Чуть встряхнуть ладонями, повести плечами, еще раз мысленно повторить счет, прежде чем шагнуть вперед, как только пар перестанет бить вверх белесой струей.       Пригнуться, ныряя между трубами, обойти первый из узлов, подойти к ловушке как раз в тот момент, когда она выключится, двинуться дальше, обойти второй узел, выкручивая запястье почти до хруста...       — Черт, — сдавленное ругательство звучит почти криком, разлетается по загроможденной белой комнате.       — Идти можешь? — Ева спрашивает, не останавливаясь, проскальзывает между двух горячих труб, замирает перед новой ловушкой.       Пять секунд, более чем достаточно       — Да, но скорость могу потерять, — глухой ответ, будто слова выталкивают из горла и через зубы.       Ты ранена       — Бери столько цепи, сколько тебе нужно, — голос меняется сам собой, становится холодным и удивительно спокойным,       Плоть расходится по обе стороны от тонкого металла, перечерчивает бледную кожу ровной линией, которая уже через мгновение наливается красным, растекается красным       не просит и не советует, но приказывает по праву силы. — Я подстроюсь.       — У каждого своя, — в ровном голосе на мгновение мелькает раздражение. — Главное просто не уходить слишком вперед или не отставать настолько, чтобы напарник тебя тянул.       Ладони обхватывают трубу, толкают тело под нее, вынуждая проскользнуть в паре дюймов над полом.       Пар тонкой струей, больше похожей на раскаленную проволоку, задевает волосы, невидимым лучом сканера проходится по рукам от локтей до запястий.       Голова дергается в сторону, зубы сжимаются так сильно, словно они всегда были единым целым, а не делились на верхние и нижние.       Встряхнуть рукой, словно поверив в глупую детскую сказку о том, что жар можно сбросить с кожи как воду.       Не оглядываться и продолжить считать.       Три       — Мне нужна цепь, — предупредить в то мгновение, как опуститься на корточки, касаясь запястьем пола, чтобы обогнуть угол трубы, и тут же вскинуть руку вверх.       Два       Развернуться спиной к перегородке, продолжая следить за натяжением цепи, надеясь, что они идут на равных и ни одна из них не потянет другую.       Один       Перешагнуть еще одну трубу, встать на носочки, почти вжимаясь в разделяющую бокс перекладину,       Если бы здесь была стена, я бы сейчас с ней срослась       но не останавливая движение.       Пар вырывается из крошечных дырок в полу совсем рядом с босыми пальцами, поднимается полупрозрачной стеной до колен.       — Ева? — цепь натягивается, но не дергает за запястье.       Лучше потерпеть, чем останавливаться здесь на привал, совсем не лучшее место       — Четыре, — голос звучит удивительно спокойно, ничем не выдавая ни боль в руках, ни стиснутые зубы. — Три.       Ладони ложатся на трубу. Тело вытягивается в тонкую прямую, проходит между металлом и плиткой.       Два       Руки находят новую точку опоры, переносят тело над ней, прежде чем распрямить его уже вертикально,       Один       готовясь к последнему рывку.       Пар шипит в шаге за спиной, не задевая, но лишь напоминая       Что было бы, позволь ты себе заскулить в центре того дерьма       и подгоняя, заставляя двигаться быстрее.       Рука прижимается к центральной перекладине       Значит, у нас одинаковые маршруты       прежде чем вскинуться вверх до уровня плеч, перебрасывая цепь через новую преграду.       Через последнюю преграду, после которой — всего одно переплетение, несколько шагов и еще один прогиб, когда обе ладони ложатся на центральный разделитель: две светлые одновременно с двумя темными.       — Цела? — вопрос       Мы хорошие напарники, не правда ли?       звучит одновременно, зависает в воздухе между двумя лицами, словно замирает под внимательными взглядами.       — Когда я споткнулась? — Бемби кивает на наверняка покрасневшую руку, сокращая вопрос до минимального количества слов.       — Остановись мы, было бы хуже, — Ева улыбается, чуть ведет плечом, стараясь не морщиться, когда даже такое движение отзывается в теле слабой, но раздражающей болью.       И не медлит, тянет к себе чужое запястье, с первого раза попадая ключом в небольшую прорезь замка, поворачивает крошечный металл в металле, прежде чем вложить его в чужую ладонь.       — Я могла бы дернуть тебя и сказать, что мы отступаем и попробуем еще раз, — пальцы замирают в чужой ладони, не выпуская ключ и не пытаясь вырваться, когда Бемби пытается сжать ее в кулак. — Ты сказала, что можешь идти, я знала, что и я могу. Это был мой выбор.       Пальцы выпускают металл, выскальзывают из слабой, но все же хватки, и накрывают уже черное белым.       Так молочная пенка ложится на кофе       — Я попала под пар, потому что решила продолжать, а не потому, что ты оступилась или вывернула руку.       Но ты мне не веришь, потому что ты кого-то уже потеряла вот так, оступившись       — В следующий раз постарайся не рисковать рядом с ловушкой, — ключ попадает в замок со второго раза, чуть шкребет по металлу.       — Не могу обещать, — Ева качает головой, медлит, дожидаясь, пока напарница избавится от наручника. — Мы ведь торопимся вниз.       А я до сих и не знаю, от чего ты пытаешься защитить остальных. Или от кого.       — Миротворец, — она вскидывает голову, осматривает потолок в поисках камеры, цепляется взглядом за небольшую блестящую точку объектива. — Ты сказал, что когда мы пройдем испытание, можно будет забрать вещи.       Бемби морщится, но молчит и лишь подходит чуть ближе.       Ты привыкла защищать настолько, что готова закрывать собой даже меня?       Несколько труб бесшумно разъезжаются, освобождая узкий, но все же прямой проход к двери, через которую они вошли в этот лабиринт. Тихо и коротко звенит одна из цепей, задетая металлом.       — Спасибо, — Ева улыбается, быстро, но осторожно пересекает освобожденный участок,       В одном фильме человека убили механизмом от складных сидений. Не хотелось бы повторить этот вымышленный эпизод       забирает остатки еды и одежду.       — Где-то здесь можно найти воду? — спрашивает она, вернувшись к выходу к тому времени, когда Бемби уже встряхивает рукой, словно пытаясь избавиться от покалывания в запястье. — Желательно холодную.       — На этом этаже и на следующем есть ванная, — отвечает напарница, уступая место у ниши.       — Это не займет много времени, — кивает Ева.       Ты не напоминаешь, что мы торопимся, но я об этом помню. И не буду нас задерживать       — Что за тесты будут дальше? — голос не меняется, равнодушным эхом отражается от стен небольшой ванной комнаты за пару мгновений до того, как Ева поворачивает кран, открывая холодную воду. — Что нам придется там делать?       — Разное, — Бемби скрещивает руки на груди, прижимается виском к косяку. — В следующем мы наденем наручники на ноги и будем проходить полосу препятствий.       — Думаешь, там тебе придется доверять мне сильнее, чем сейчас? — холодная вода быстро впитывается в мягкую и еще чуть сырую ткань толстовки, тяжелыми каплями копится в манжетах и резинке.       — Дальше будет тест, в котором нужно будет позволить партнеру сделать с тобой то, что написано у него в инструкции.       Ева медленно кивает, чуть закусывает губу, отжимая лишнюю воду, стягивает майку и тут же накидывает на плечи мокрую одежду.       — Ты боишься того, что мне прикажут сделать с тобой? — спокойный голос, внимательный взгляд в глаза стоящей в дверном проеме Бемби. — Или того, что тебе придется сделать со мной?       — Я не боюсь, — напарница качает головой, выпрямляется, кивает куда-то в сторону. — Идем дальше.       — Потому что это не так важно как то, что может сейчас происходить ниже, где тебя нет, верно? — бровь выгибается в насмешке, ползет вверх почти одновременно с уголком рта. — Кто там такой страшный, офицер Эмберлин Дилейни?       Полные губы сжимаются в такую тонкую нить, что Ева хмыкает от удивления. Бемби молчит, но не двигается с места, продолжает смотреть на нее тем нечитаемым взглядом копа, который может значить как желание убить, так и возведенную в невероятную степень подозрительность. Или же — и то, и другое.       — Хоть предупредите своего напарника, офицер, чего ему стоит опасаться или к чему нужно быть готовым, — усмешка становится мягче и ровнее, больше не превращает рот в странную диагональ. — Или дело в том, что ты просто не считаешь меня своим напарником, потому что я совсем не похожа на служителя порядка, блюстителя правосудия или как там вас еще называют?       — Элли, — имя проскальзывает между плотно сжатых губ так тихо, как мог бы сделать ребенок, выскользнувший в окно во время комендантского часа.       — Звучит как имя ребенка, — усмешка превращается в улыбку, собачка молнии ползет вверх, окутывая тело       Но ты ее боишься. Ее, а не за нее       влажной прохладой. — Но во мне тоже не каждый разглядит убийцу.       Это чутье копа или у страха есть основания?       — Идем дальше, — рука привычно перехватывает коробку с пиццей. — Может, хоть в этом тесте ты посмотришь на меня, как на напарника.       Уголок плотно сжатых губ чуть дергается, будто попытавшись подняться, но тут же снова замирает.       Новые пролеты ступенек — пыльные, налипающие на ступни отпечатками чужих шагов и мелкими крошками.       Новая ниша, которую можно было бы назвать неотличимой от прошлых, если бы за толстым пластиком не виднелось что-то, что Ева не видела на верхних этажах.       Металл скользит по ткани, прижимая руку сильнее, чем в прошлые раза, собирает небольшую складку, которая тут же впивается в кожу тонким заломом почти у самого локтя.       Хорошо, что не выше       Усмешка привычно ползет на губы, привычно застывает на них — и не вздрагивает, не осыпается удивлением или разочарованием, когда пластик разъезжается в стороны.       — Можно мне никто не будет говорить, сколько ступеней в этой лестнице, — просьба искрится смехом не хуже бенгальского огня.       И что нам нужно преодолеть их за время       — Но говорить о том, что за ней нас ждет еще одна и немного огня, ты не запрещала, — Бемби едва слышно хмыкает, с сомнением смотрит на картонную коробку.       — Что угодно, лишь бы не электричество, — Ева тихо смеется, успев заметить задумчивый взгляд напарницы. — С ней лучше покончить сейчас, ты права. Там как раз осталось по кусочку на каждого.       — Видимо, я слишком давно спустилась с тринадцатого, что уже отвыкла от этого вкуса, — Бемби качает головой. — На остальных этажах есть нормальные кухни, пусть и с ограниченным набором продуктов.       — Несколько недель, я помню, — Ева пожимает плечами и опускается на пол, прежде чем открыть коробку и достать кусок пиццы. — Но это может быть как две, так и, например, восемь.       — Три, — Бемби отвечает на незаданный вопрос, поднимает с пола два комплекта наручников. — Вниз пошла, как только появилась пара. Хотела выбраться из этого дома как можно скорее.       — А теперь хочешь остаться как можно дольше, — Ева едва заметно кивает, прожевав откушенную пиццу. — Хочешь уйти последней, чтобы убедиться, что Элли ничего никому не сделает.       Сыр больше не тянется, рвется, стоит только впиться в него зубами.       Холодная она и правда отвратительная на вкус, но едой быть от этого не перестает       — Ты была с ней на тестах, потому что ты бы выдержала ее удар, или просто не хотела пугать других? — она смотрит на Бемби в упор, но не щурится, не пытается проникнуть в чужие мысли или ощущения, продолжая медленно жевать пиццу.       — Так вышло, — от лаконичности ответа хочется смеяться.       Это многое объясняет. Практически все, я бы даже сказала       — А я уж было подумала, что ты, как всамделешний коп, решила оцепить периметр, эвакуировать всех гражданских и просто ждать, пока снайпер вышибет тебе мозги? — в ее вопросе ни тени насмешки,       Достаточно и того, как это вообще звучит       нет ее и во взгляде. — Хорошо, что ты не из таких.       — Эти гражданские могут постоять за себя, — Бемби коротко хмыкает, будто не договаривая, что даже если это не так, то найдутся те, кто сможет постоять за них. — И некоторые из них могут что-то подозревать.       — Почему ты так думаешь? — Ева переводит взгляд с чужого лица на свои пальцы, чуть медлит, но все же облизывает их, стирает налипшие на кожу крошки и красные крупицы, некогда бывшие кетчупом.       — Потому что не я одна проходила с ней тесты, — еще один лаконичный ответ.       — И ты уверена, что те, другие, тоже заметили в этой девушке с детским именем что-то опасное? — внимательный прищур впивается в чужое лицо, пытаясь если не найти в нем ответ, то хотя бы определить искренность того, который ей дадут.       — У меня есть для этого основания, — лаконичность сменяется уклончивостью, почти водой, обтекающей камень.       — Мы все равно не начнем тест, пока я не доем. Я не собираюсь намеренно медлить, но у тебя есть время.       Чтобы рассказать мне хоть что-то       Ева снова пожимает плечами, поворачивается к наручникам, пытаясь хоть примерно оценить длину шага, который они смогут себе позволить, как только защелкнут их на щиколотках.       — Винни был с ней в этом самом боксе, — после недолгого молчания произносит Бемби. — Прошли успешно, но он потом заперся в ванной и спускаться и дальше вместе не согласился, хотя возможность была.       — Думаешь, она что-то с ним сделала во время теста?       Черт, звучит как диалог в дешевом жестком порно про копов. Или врачей       — Скорее, что он что-то в ней увидел, — после еще одной паузы отвечает напарница.       Зверя, например, которого ты видишь перед собой? Или она другая?        — А сейчас ты торопишься вниз со мной, даже зная, кто я такая и что я могу сделать, — в пальцах остается только корочка, самое время закрыть коробку, оттолкнуть от себя. — Ты считаешь меня менее опасной?       Тебе не обязательно отвечать сразу же       Бемби хмурится — не то удивленная вопросом, не то просто не знающая, что на него ответить, но короткой заминки достаточно, чтобы подняться, засунуть в рот последний кусочек пиццы и отряхнуть пальцы о джинсы.       — Готова, — получается не слишком разборчиво, зато шаг по направлению понимается более чем правильно, и Бемби в два движения защелкивает металл на своих ногах.       — Мы должны быть спина к спине, идти легче всего боком, — коротко комментирует напарница, пока Ева соединяет их тела двумя короткими цепями.       — В случае необходимости я могу нести тебя на себе? — уточняет она, осматривая лестницу. И почти сразу же добавляет: — Не все время, но если это гарантирует нам успешное прохождение?       — Да, некоторые так делали, — подтверждает Бемби.       Ева кивает, опускает взгляд на босые ноги,       Они хотя бы не мокрые, как кроссовки       перебрасывает связанную обувь через шею.       — Дай мне минуту, чтобы привыкнуть, — повернув голову к лестнице, просит она, прежде чем осторожно скользнуть ногой по плитке, проверяя натяжение цепи. — И понять, насколько мы теперь привязаны друг к другу.       Очень не хотелось бы свалиться, шагнув слишком далеко       Металл управляет движениями, подчиняет их себе, вынуждает подстраиваться и перестраиваться. Металл сокращает амплитуду шагов и выпадов, почти создает вокруг проходящих тест закрытое пространство, вырваться за пределы которого невозможно.       Хорошо, что руки свободны       — На всякий случай, — она качает головой, вздыхает и тянет с волос резинку, тут же собирая длинные пряди в косу. — Меня можно поднимать, нести, переносить и в целом делать все, что угодно, чтобы пройти этот тест. Я, конечно, бомба, но детонирую от других вещей.       За спиной тихо хмыкают, чуть ведут плечами, будто разминая их.       — Я не одобряю то, что ты сделала в прошлом, — тихий ровный голос звучит знакомо, откликается в памяти совсем другим, но все равно похожим разговором. — Но ты не скрываешь это, и я могу понять причины твоего поступка. Поэтому да, ты менее опасна.