***
Альбус нёсся по коридорам школы, практически не разбирая дороги, на лестнице перепрыгивая сразу через несколько ступенек. Джеймс, конечно, был в хорошей физической форме, но думал о том, что брата будет не так просто догнать. И когда он научился так быстро бегать? Младший Поттер останавливается у лестницы третьего этажа, упираясь руками в колени, чтобы отдышаться. Через несколько секунд его догнал Джеймс, практически упав на лестницу, которая уже через мгновение начала двигаться. — Оказывается… ты очень быстрый… Альбус усмехнулся, и поднял на брата взгляд. Сердце колотилось где-то в груди, колотилось так, словно сейчас вырвется наружу, пробив рёбра. В голове крутились только мысли о Дели, и ни одной более. Он боялся за неё, как никогда, ведь, и правда, могло произойти что-то ужасное! «Отравленная ученица — подруга Лили, ты знал об этом?» — словно вспышка, в его голове возникает вопрос Джеймса, и тут Альбус понимает, что, возможно, его девушка не единственная, кто в опасности. — Лили! — он выкрикивает слишком громко и слишком тревожно, так, что Джеймс дергается, начиная спешно оглядываться по сторонам, и смотрит на него с непониманием. Слизеринец старается успокоиться, и уже тише продолжает — Как Лили? Джеймс взлохмачивает собственные волосы и закусывает нижнюю губу. Он очень волнуется. Кажется, впервые за всю свою жизнь Альбус видит старшего брата таким взволнованным. — Я не знаю, Ал. МакГонагалл увела её из большого зала, думаю, ты сам видел. Я считаю, что она о чём-то будет спрашивать её. Когда я вышел из гостиной, она ещё не вернулась. Слизеринец чувствует, как начинает стучать в голове. Он опускает голову вниз и зажмуривается на мгновение, надеясь, что Джеймс этого не увидит. Ведь потом всю жизнь будет вспоминать эту минуту слабости. — Я не знал. Если бы знал, ни за что не выдернул бы тебя из гостиной. Извини. Джеймс борется с резким желанием закурить. Так ведь за день можно выкурить всю пачку. Он начинает жевать свою нижнюю губу, и ему стоит огромных усилий снова посмотреть на Ала. — Тебе не за что извиняться. И надо спешить, а твоя девчонка действительно натворит дел. Парень согласно кивает, но с места сдвигаться не спешит. — Ты сказал, что с Виктором Ноттом лучше не связываться. Откуда ты знаешь? Гриффиндорец усмехается, и получается так резко и громко, что Альбусу сначала кажется, что брат чем-то подавился. Джеймс же смотрит на него пристально и поджимает губы. Словно думает, с чего бы начать. — Мы же с ним на одном курсе, забыл? И я знаю я его лучше, хоть вы и на одном факультете. Он тот ещё гад, поверь. Помнишь как на третьем курсе, один раз во время завтрака, у меня вдруг волосы побелели, а форма стала Слизеринской? — Ты имеешь ввиду, на втором? — Альбус давится смешком, вспоминая лицо брата в тот момент, — конечно помню. — Это был Нотт! Вот тебе смешно, а я от неожиданности чуть не умер. И к тому же, Вуды три дня думали, как от этой гадости избавиться. Пока Джеймс возмущался и хмурил брови, погружаясь в это неприятное воспоминание, Альбус давится смехом, и никак не может успокоиться, потому что это, определённо, один из самых счастливых моментов за весь второй курс. Оба парня немного успокаиваются, и начинают медленно спускаться вниз по лестнице, направляясь к подземельям. Альбус словно забыл, зачем ещё несколько минут назад он бежал по всему замку, пока все четыре факультета закрыты в гостиных. В голове стало как-то неожиданно пусто и приятно. Словно в детстве. — А Алиса тогда ещё две недели мне это припоминала, не говоря уже о Лили, — Джеймс снова принялся ворчать, словно речь зашла о действительно больной теме, и он никак не может нажаловаться. — А что сейчас? Вы же с Алисой, кажется, не общаетесь? Джеймс резко замолкает и передергивает плечами, так, словно это ничего для него не значит, и продолжает путь. Он прекрасно понимает, Альбус от него не отстанет, поэтому говорить так или иначе придется, что уж тогда тянуть. — И с Розой тоже. Мы, так сказать, поссорились, и очень крупно, — парень замолчал на несколько секунд, а потом продолжил, — Ты же знаешь, что она, Роза, встречается с Малфоем? Альбус молча кивнул головой. — А мы не знали. Рассорились, как раз после нашего матча по Квиддичу. А Алиса очень хорошо стала общаться с Луи. — А они разве не встречаются? Джеймс в один момент напрягается и становится очень суровым. Эта тема ему явно не нравится, и даже злит его, а Альбусу очень хочется продолжить говорить об этом. Ведь даже одна мысль о том, что он знает, как разозлить брата, доставляет ему удовольствие. Гриффиндорец всё ещё молчит. Знает, конечно, он знает обо всём. Но от одной только мысли о том, что он не просто упустил Алису, а практически вручил её в руки Луи Уизли, становится тошно. Ведь Алиса всё ещё ему нравилась. И Джеймс думает, если бы его спросили «Как так вообще произошло?», он бы точно так же пожал плечами. Ответа на этот вопрос у него не было. — Меня это больше не касается. Оба парня замолкают. Альбус узнал всё, что хотел. Джеймс сказал всё, о чём спросили. Говорить им больше не о чем, по крайней мере, сейчас. Альбус мысленно считает до трех, и снова пускается бежать. Джеймс бежит за ним следом.***
Роза выходит прямиком к лестнице третьего этажа и тихо, озираясь по сторонам, спускается вниз, направляясь в подземелья. Сейчас ей не хватало только того, чтобы она наделала шума, и её поймали, отведя обратно в гостиную. Ведь, если девочку отравили, разумнее всего поговорить с Аделаидой, которая научилась варить зелья раньше, чем говорить. Но голову Розы настойчиво не хочет покидать один вопрос: «Почему?». Почему всё это происходит в конце года, буквально за несколько недель до выпускного седьмого курса? Почему отравили именно Бетти Купер? Она кому-то помешала? Что-то знала? Или Бетти просто оказалась невинной жертвой для отвода глаз, пока настоящее преступление вот-вот произойдет? Но кто тогда за этим стоит? Вероника? Роза качает головой на собственное предположение и ускоряет шаг. Какие глупости! Вероника просто не может что-то сделать, она ведь только вышла из больничного крыла. Или может? Роза старательно смотрит по ноги и заправляет короткие рыжие пряди за уши, чтобы волосы ей не мешали. Она старается просто не думать, потому что каждое предположение ужаснее предыдущего, и голова кружится от одной мысли о том, что над Хогвартсом повисла какая-то опасность. Девушка спускается всё ниже и ниже в подземелья, и теперь её голову занимают мольбы Мерлину о том, чтобы у гостиной Слизерина не поставили какого-нибудь дежурного. С Аделаидой нужно поговорить. Просто необходимо. Становится всё темнее и темнее, солнечный свет заменяется факелами на стенах, и чем глубже она проходит в коридор, тем чаще они появляются. Розе действительно хочется верить, что всё пройдет хорошо. Вот только… Она просто зайдет в гостиную Слизерина, как к себе домой? Да её же там заживо съедят! И как она найдет там Аделаиду? Это она тоже не продумала. Гриффиндорка поджимает губы и немного хмурит брови, замедляя шаг. Остается только надеяться на то, что она встретить Альбуса, который впустит её. Или Скорпиуса. Скорпиус… Роза практически останавливается, стоит как вкопанная, когда в её голове появляется эта мысль. Она не виделась с ним очень давно, практически с того урока Защиты от Тёмных Искусств, после которого Вероника отправилась в больничное крыло, а Роза и Адель попали на отработку. С того дня Малфой словно избегал её, но и сама Роза, надо сказать, была слишком занята, чтобы искать с ним встречи или пытаться поговорить. Осознание этого пришло к ней только сейчас, и девушка почувствовала, как у неё начинают гореть уши, и, кажется, немного краснеть щеки. Да и чувствовать она себя начинает так, словно предала кого-то, и только что это осознала. А что, если Скорпиус не захочет разговаривать с ней? А что, если подумает, что между ними всё кончено? Ведь сама Роза этого не хочет, конечно, не хочет! Ей очень сильно нравится Скорпиус, но она не уверена, что это можно назвать любовью. Ведь любовь это что-то на века, так? А в последнее время Роза не уверена, что их вечность продержится и полугода. Она ведь не слепая, видит, что он чем-то обеспокоен, и с каждым днем становится всё более мрачным, вот только поговорить у них никак не получается, и только сейчас гриффиндорка осознает, что ни один из них даже не пытался говорить о чём-то важном. Если бы их отношения не пошли по наклонной, а именно так сейчас думает Роза, то, она уверена, они бы оба сбежали их своих гостиных, чтобы побыть вдвоем и просто поговорить. Роза бы делилась своими переживаниями, говорила бы о том, что очень боится итоговых экзаменов, потому что, по факту, в течение года ничего не учила, и уверена, что за ночь ничего выучить невозможно. А Скорпиус бы смотрел на неё своими красивыми серыми глазами, и улыбался, иногда говоря о том, что к экзаменам тоже не готов, да и вообще готовиться не собирается. Уизли бы усмехнулась, а Малфой поцеловал бы ей в нос. Девушка наконец возвращается в реальный мир, где от неё и Скорпиуса не осталось практически ничего, как бы печально это не было, и вспоминает, что спускалась в подземелья, чтобы поговорить с Адель, насчёт Бетти Купер. Она продолжает свой путь, уходит в подземелья всё глубже и глубже, и наконец, сворачивает в переход, который ведет прямиком к гостиной Слизерина. А Хогвартс словно вторит её переживаниям, и ещё сильнее убаюкивает своей тревожностью.***
От одной мысли о том, что придётся подойти к Виктору Нотту и поговорить с ним, Аделаиде становится тошно. Ей Виктор не нравится, да, надо сказать, он нравится очень немногим на факультете. И слизеринка прекрасно понимала, что просто подойти к нему и сказать «Привет, Виктор, расскажешь, как моя кузина отравила ученицу?» нельзя. И она минут двадцать сидела в своей спальне и думала, чем на него надавить, как повлиять. Вероника всегда, с самого детства прекрасно умела манипулировать, и Адель была бы круглой дурой, если бы ничему у неё не научилась. Вот только, как можно начать этот разговор, как сделать так, чтобы Нотт рассказал ей всё? Ведь у него есть только одна слабость, и это Вероника. А что, если… Как хорошо, что Аделаида была отменной лгуньей! Девушка спешно подошла к зеркалу, чтобы убедиться в том, что выглядит она не слишком разбитой, и Виктор ей поверит. Она тщательно расчесала отросшие по плечи волосы, которые успели немного сваляться, поправила форменный галстук, постаралась нагло улыбнуться. Надо сказать, с тех пор, как она связалась с Альбусом, её жизнь здорово перевернулась. Она перестала хамить, огрызаться, ухмыляться, а вишневая помада практически исчезла с её губ. Да и сама девушка стала более покладистой и домашней, словно Альбус нашел всё её хорошие качества, о которых она не подозревала, и вытащил наружу. И она была ему очень благодарна за это. Но сейчас ей было необходимо стать прежней Аделаидой, которая могла легко продаться за кругленькую сумму, которая из профессоров слушала только Слизнорта, и почитала Снейпа как великого зельевара, но никому об этом не говорила (хотя она и сейчас почитала Снейпа). Она должна была снова стать той алчной противной девчонкой, которая во многом была похожа на самого Нотта, чтобы узнать то, что ей нужно. Она вышла из спальни, хлопнув дверью, и вошла в гостиную, окинув её взглядом. Практически все ученики разошлись по своим спальням, только несколько семикурсников расположились на большом диване и готовились к грядущим ЖАБА, их словно не волновала сложившаяся в школе ситуация, они сидели, как ни в чём не бывало, и обсуждали защитные заклинания и их применение. Среди них был и Виктор, но вид у него был скорее скучающий, нежели заинтересованный. Поэтому он был единственным, кто отреагировал на хлопок двери, и заметил Аделаиду. Девушка ухмыльнулась, встретившись с его взглядом, но по спине у неё пробежали мурашки. Глаза Виктора были ярко-синими, и настолько пронзительными, что Адель сразу же поняла, почему его обожают все девочки, достигшие полового созревания. Слизеринец смотрел на неё всего мгновение, но взгляд у него был настолько пронизывающим, что девушке показалось, что из неё только что душу вынули и всю изучили. Она невольно передернула плечами, чтобы отогнать от себя неприятное ощущение, накрывшее её с головой, и двинулась вперед. — Виктор, — Дели приложила огромные усилия для того, чтобы не дернуться, когда эти глаза снова на неё посмотрели, — нам нужно поговорить. Семикурсник усмехнулся краем губ, когда услышал это, и снова открыл свой конспект, показывая, что разговор с девушкой его не интересует. Адель не хотела унижаться, не хотела делать ничего из того, что делала сейчас, но это было необходимо. Ради неё самой. Поэтому она толкнула парня в плечо, а когда он снова посмотрел на неё, недовольно пояснила: — Вероника попросила. Нотт задумался всего на мгновение. В эту секунду Аделаиде показалось, что он снова усмехнётся её словам и покачает головой, и тогда её план пойдёт прахом. Но слизеринец лишь кивает каким-то собственным мыслям и послушно встает с дивана. Девушка с трудом сдерживает радостный крик, но позволяет себе довольную улыбку, после чего уходит в самый дальний угол гостиной вслед за ним. — Ты же знаешь, о чём пойдёт речь, — она не спрашивает, скорее утверждает, потому что сама уверена в этом наверняка. Виктор кивает, а девушка начинает судорожно думать о том, как заставить его говорить самостоятельно, — м, как успехи? Нотт снова усмехается, и девушка уже думает о том, что сказала что-то не то, что сейчас он уйдет, потому что она действительно уже где-то просчиталась. — Ты сама видишь — голос у парня мелодичный и приятный, Адель на миг подумала о том, что он мог быть милым парнем, если бы по натуре своей не был такой крысой, — ученица отравлена, всё получилось. Сноу медленно кивает, и чувствует, как ликование вперемешку со страхом зарождается где-то в душе. Если за этим стоит Вероника, то грядёт что-то действительно ужасное. — Но… мне так и не объяснили план… к чему это всё? Парень ведет плечом, и в этот момент напоминает Адель марионетку. Вероника сказала прыгать на одной ноге — он прыгает. Вероника сказала отравить ученицу — он отравил. Вероника не сказала, для чего это всё — он и не спрашивает. — Об этом лучше спроси саму Веронику. Хотя я не уверен, что она скажет тебе. Но она говорила о чём-то важно, думаю, ты слышала. Виктор словно сканирует её глазами. Словно одно неверное движение с её стороны, и девушку раскроют, но пока всё идет по плану, пока всё хорошо, спокойно, Дели, дыши. — Ладно, забудь, — она делает несколько шагов назад, более резких, чем следовало бы. Виктор обязательно спросит Веронику, она не сомневалась, поэтому надо спешить. Нотт признал, что ученицу отравили он и Вероника. Оставалось только найти Альбуса и бежать к МакГонагалл. Медлить нельзя. — Аделаида, — она слышит оклик, когда практически отходит на безопасное расстояние. Голос семикурсника настороженный и немного суровый. Девушка против воли напрягается всем телом и медленно тянется за палочкой в карман мантии, и только не найдя её там, вспоминает, что оставила её в спальне. Она поворачивается к нему медленнее, чем следовало бы, словно опасаясь, что встретиться с направленной на неё палочкой. Но встречает её лишь колкий, подозрительный взгляд и неприятная усмешка. — Но разве ты в деле? Никогда не видел, чтобы Вероника обсуждала с тобой это. Чёрт. Девушка почувствовала, как по спине пробежался табун мурашек. Нужно что-то придумать, как-то вывернуться, соврать так, чтобы Виктор поверил. Адель неосознанно начинает заламывать пальцы. Почему-то, когда она только решилась на эту авантюру, она была уверена в том, что всё пройдёт просто прекрасно. Но Нотт оказался не таким глупцом, как она полагала, и теперь нужно что-то делать. И она не придумывает ничего лучше наглой ухмылки и смешка. — Не думаешь, что тебе необязательно знать все детали, Нотт? Ей хочется верить, что вышло убедительно. Потому что на самом деле она чувствует, как сердце готово выбить рёбра и выбраться наружу. — А как же Малфой и Поттер? Ты ни разу к Веронике не подошла, не то чтобы поговорить с ней о чём-то. Ты постоянно с этими двоими, Сноу, и не похоже на то, что ты на нашей стороне. Да чёрт. Почему же ты такой умный, а? Аделаида размышляет всего мгновение, а потом её голову посещает гениальная мысль: — Великий Северус Снейп всегда играл на два фронта. — Снейп всегда был собачкой Дамблдора, и никогда не был верен Тёмному Лорду. Девушка сжала руки в кулаки. «Ещё одно слово, Нотт, и я, клянусь Мерлином, убью тебя». Потому что никто не имел права оскорблять Северуса Снейпа. — Но, ведь стратегия прекрасная, ты так не думаешь, Виктор? — она вопросительно выгнула бровь, и спрятала руки за спину, чтобы слизеринец не видел, как они дрожали. Парень внимательно осмотрел её с ног до головы. Он ей не доверял, и это было написано в его глазах. Но Адель долго его взгляд на себе выдержать не могла, развернулась, и ушла прочь. Они с Альбусом договорились встретиться в гостиной, но от одной мысли о том, что придется остаться здесь и снова и снова ловить на себе подозрительные взгляды Нотта, у неё подкашивались коленки. Поэтому она выскочила из гостиной, словно пробка из бутылки дешевого шампанского, которое четверокурсники доставали непонятно где, и непонятно как проносили в школу. Ей нужно было уйти отсюда. И плевать, что из гостиных нельзя было выходить.***
Когда Алиса выходила из гостиной под внимательным взглядом аврора и мадам Трюк, которая встречала своих воспитанников у портрета, она чувствовала, что, если продержится ещё несколько секунд, точно упадёт в обморок. Девочку на факультете отца отравили, Роза куда-то ушла, Лили потеряла сознание, стоило ей вернуться от МакГонагалл, Джеймс до сих пор с ней не разговаривает, избегает её, а Лиззи держится холодно и отстраненно. Девушке кажется, что весь мир повернулся к ней спиной, и от одной мысли об этом ей хочется разрыдаться. Она идет в толпе других гриффиндорцев в Большой зал на обед, и со всех сторон её окружают люди, самые разные люди. На одной из лестниц к общему потоку присоединяются пуффендуйцы, потом и когтевранцы. Ученики сливаются в один нескончаемый поток, и это напоминает Алисе реку. Блондинка замечает Луи в сине-бронзовом галстуке и со значком старосты на груди, но не спешит привлекать его внимание к себе. Она всё ещё боялась, что сделала неправильный выбор. С одной стороны, она не хотела признавать сам факт существования возможной ошибки или другого варианта развития событий, а с другой, её мысли раз за разом возвращались к Джеймсу, и она ничего не могла с этим поделать, хотя прекрасно понимала, что это не правильно. Алиса уже устала вести дискуссии в своей голове. Но Луи сам заметил её и направился в сторону девушки, принимаясь расталкивать одногруппников и знакомых локтями. Долгопупс вздрогнула, когда он коснулся её руки, но, стоило поднять на него взгляд, она взяла себя в руки и постаралась унять дрожь. Ладони у Уизли были большие и теплые. Рядом с ним было тепло. — Как ты? — его голос звучал обеспокоенно, и Алисе хотелось закрыть уши ладонями, чтобы не слышать всех этих вздохов и сочувственных вопросов в её сторону. Все они сливались в единый звон, который разрывал её голову изнутри. Ей не нужно сочувствие. Она, чёрт возьми, в состоянии справиться со всем сама. Луи берет её за руку, нежно, словно своими движениями спрашивая, может ли он это сделать, а Алиса чувствует, как на сердце становится немного легче. Но его вопрос всё ещё висит в воздухе без ответа, а не отвечать вовсе ей не позволяет воспитание. Поэтому, Долгопупс вздыхает, чтобы собраться с силами для ответа, но получается это настолько обреченно, что Уизли сжимает её ладонь немного сильнее, приняв это за ответ. — Ладно, я понял, лучше не спрашивать, — он усмехается как-то грустно, не наигранно, по-настоящему, и Алиса только сейчас замечает, что его тоже трясёт, — Меня родня с самого утра завалила письмами, представляешь? От родителей, от Вик с Тедом, даже от Доминик. Она вообще первая написала! Думаю, уже есть статья в Пророке. Они проходят по одному из коридоров, и Алиса бросает взгляд на гобелен, за которым виднеются многочисленные рисунки на каменной стене. Она никогда не понимала, почему Филч никогда не ворчит на этот счет, не оттирает эти рисунки, и почему директриса или другие профессора в качестве наказания не заставляют провинившихся учеников делать это. Девушка не могла объяснить, почему, но сейчас к этой стене хотелось подойти особенно сильно, и она сделала бы это, если бы не ладонь Луи, крепко сжимавшая её собственную. — Я уверена, МакГонагалл не позволила бы напечатать статью в Пророке. Это не нужно ни ей, ни школе, ведь тогда всполошатся родители, а до конца года осталось всего ничего. — Я не могу сказать наверняка, Алиса. Просто Дом в тесной связи с одним моим другом, а он работает в Пророке. Я слышал, она тоже помогает ему с какими-то заметками. Может, статью прислали на рассмотрение, там она её и прочла. — Всё равно письма выслали родителям, — Элизабет возникла откуда-то сзади, словно всю дорогу шла рядом и подслушивала разговор, — по крайнеё мере, родителям девочки точно. Мои ничего мне не писали, возможно, директриса и правда старается всё замять. Долгопупс заметила, как девушка встревожена. Лиззи была сама на себя не похожа, да ещё и Джеймс, который всегда был рядом с ней в течение нескольких месяцев, куда-то делся. И она бы, правда, всеми силами попыталась бы её успокоить, сказать, что всё будет хорошо. Но что-то подсказывало ей, что за всё это время между ними появилась не просто стена. Она была пугающая, каменная и возвышалась, кажется до самых небес. — Но, тогда, почему писали мне? — Луи посмотрел на неё сверху вниз как-то недоверчиво, словно мог верить только собственным глазам и строить догадки. — Думаю, Поттеры-Уизли всегда исключение — Джордан улыбается как-то натянуто, и уже хочет уйти сама, но тут из толпы возникает Адриан Вуд и, подхватив девушку под руку, пропадает с ней всё в той же толпе. Алису всё не покидает мысль о том, что ученики похожи на реку. И она не знает, куда вынесет её течение.