Memories

      Скорпиус Малфой был величайшим лжецом, потому что ежедневно врал о том, что ему нравится его жизнь. Да, у него был прекрасный фамильный особняк, высокооплачиваемая работа, красавица-жена, которая затмевала собой всех на торжественных приёмах. И Скорпиус улыбался, прилагая все усилия, чтобы в очередной раз растянуть губы в этой лживой улыбке, и говорил о том, что полностью доволен своей жизнью и положением в обществе. Он обманывал всех и каждого, и иногда ему самому казалось, что он начинает верить в собственную ложь. Вот только Альбус был единственным, кто всё ещё видел его насквозь.       В тот вечер, когда Поттер забежал к нему по пути с работы, на его вопрос о том, всё ли в порядке, Скорпиус снова натянуто улыбнулся и сказал, что всё просто замечательно. Но Альбус ему не поверил, потому что глаза Малфоя говорили совсем о другом.       Прошло пять лет с тех пор, как Скорпиус женился на Веронике, и тогда Альбус был более чем уверен, что как только Малфой сможет удержать в руках отцовский бизнес — тут же разойдется со своей женой, но этого не произошло. Они терпели друг друга, молча выносили присутствие другого и практически не разговаривали. Когда Альбус приходил, Вероника всегда старалась уйти, а Скорпиус даже не пытался её остановить. Их брак не просто распадался на части, он изначально был сшит из маленьких кусочков несчастья и тихой ненависти друг к другу и самим себе.       Вот только в этот вечер всё было иначе.       Альбус, снова появившись в Малфой-Мэноре ближе к десяти часам вечера, сидел за огромным столом из красного дерева, закинув ногу на ногу, и большими глотками пил кофе, принесенный малфоевским домовым эльфом. У самого Альбуса, да и у любого из членов его семьи, домовиков не водилось, потому что при малейшей попытке завести разговор о том, как удобно иметь под рукой эльфа-домовика, тут же разносились недовольные визги тётушки Гермионы, вне зависимости от того, в какой части дома она находилась.       — Так, почему вы всё ещё вместе? — он уже не один раз задавал Скорпиусу этот вопрос, а Малфой каждый раз прикрывал глаза и всегда отвечал по-разному.       Вот и сейчас, Скорпиус устало кривится, но с ответом медлит, словно перебирает в голове те варианты лжи, которую Альбус уже слышал, стараясь придумать что-то новое. Самому же Поттеру кажется, что за все эти годы дружбы он слышал всевозможную ложь Скорпиуса, и без труда может отличить её от правды, поэтому не понимал, почему Малфой, прекрасно зная об этом, всё равно так отчаянно продолжает врать ему.       — Потому что она моя жена.       Альбус фыркает, но прячет свой смешок в глотке горячего кофе. В крепость этих отношений он никогда не верил, поэтому подобные заявления считал довольно забавными.       — Всего-то? Ты же знаешь, что несчастливые браки распадаются?       Скорпиус смотрит на него недовольно, практически зверем, и Альбусу кажется, что сейчас он всё ещё жив и стоит на этом самом месте только потому, что он его друг. Малфой молчит какое-то время, бездумно смотря куда-то в пустоту, а потом, растягивая слоги (точь-в-точь его отец), тихо бормочет:       — Не могу я просто взять и бросить её.       Альбус только вздыхает. Он не понимает всех этих страданий, особенно при том, что теперь Малфою не угрожает никакой Непреложный Обет или какая-нибудь подобная дрянь, и он смело может развестись с Вероникой и, если всё ещё любит Розу, ползти к Уизли на коленях, клясться в любви и вымаливать прощения. Вся эта недобитая романтика в его стиле.       Между ними повисло длительное молчание, которое не нарушалось даже тиканьем часов, только иногда из-за окна доносились далёкие птичьи трели. Альбус допил кофе одним большим глотком и прикрыл глаза. Последнее время его часто мучили головные боли. Не без помощи отца, теперь он работал в Министерстве Магии и терпеть не мог свою работу, а, освобождаясь только поздним вечером, обязательно заходил к Скорпиусу, потому что не мог находиться в семейном доме, где всё ещё чувствовал себя одиноким.       За окном начинало расцветать лето.       Возможно, Альбус бы сказал своему старому другу что-нибудь ещё, прежде чем подняться с насиженного места и направиться к двери, но в этот момент эта самая дверь распахнулась и на пороге особняка появилась Вероника.       Поттер всегда старался избежать встречи с ней, потому что, при любом взгляде, даже мимолётном, видел в ней такие любимые черты Аделаиды, и сердце неприятно щемило в груди. К тому же, Альбус прекрасно помнил, кто испортил ему жизнь, отправив его любимую в исправительную школу-пансионат, где навещать воспитанников не позволялось даже родителям и близким родственникам, что уж говорить про какого-то Альбуса Поттера, его бы даже к воротам не подпустили.       Не удивительно, что теперь, впервые за столько лет увидев Веронику так близко, Альбус её практически не узнал. Открытые платья заменились строгими костюмами, которые наверняка шились строго на заказ из лучших материалов Англии, длинные тёмные волосы были стянуты в пучок, а той самой коварной улыбки и огня в глазах — как не бывало, только тоска и усталость. Если бы Альбус не знал, что это та самая Вероника Сноу, которая прекрасно умела манипулировать людьми и неплохо подпортила всем жизнь на шестом курсе Хогвартса — он бы ни за что не смог в это поверить.       Женщина лишь бросила в их сторону усталый взгляд, прежде чем стянуть с плеч пиджак и бросить его мигом подскочившему домовому эльфу, который лепетал что-то про пришедшую почту. Вероника безучастно кивнула головой, принимая стопку конвертов, и направилась вверх по лестнице, на ходу просматривая адреса. Ни с Альбусом, ни со Скорпиусом она даже не поздоровалась.       Альбус ставит опустевшую чашку на стол и, с мыслями о том, что у него дома закончился растворимый кофе, который наверняка допил отец, направился к выходу. Скорпиус провожать его не стал, уже запомнив, что друг выучил его дом, как свои пять пальцев. Только усмехнулся, когда Поттер крикнул в самых дверях:       — Научи своего домовика варить приличный кофе!       Малфой устало потёр виски, прежде чем опуститься в кресло и взять со стола газету. Слова Альбуса о том, что возле Вероники его, Скорпиуса, уже ничего не держит и он может спокойно развестись с ней, никак не хотели покидать его голову.       Любил ли он Веронику? Скорпиус так не думает. С самого начала их союз, построенный на лжи, шантаже, и приправленный Непреложным Обетом, был обречён на провал. Но Малфой знал Веронику с одиннадцати лет, и знал так же хорошо, как знает Альбуса. Он видел, как она на него смотрит, и точно знал, пусть внешне Вероника и сейчас продолжает играть роль злой и расчетливой жены богатого мужа, в душе она не такая. Она никогда не была такой. И он не мог просто взять, и бросить её.       Любил ли он Розу? За эти шесть лет, Скорпиус не раз задавал себе этот вопрос. Первое время после их разрыва, когда впереди был ещё целый год в Хогвартсе, ему казалось, что он сходит с ума. Роза Уизли была везде, и, как бы Малфой не старался избегать её, у него не получалось спрятаться от не утихших в нём чувств. А потом, когда Хогвартс остался далеко позади, а на его пальце появилось обручальное кольцо, ему стало легче. Он просто принял тот факт, что Роза Уизли была той, с кем быть ему не суждено. Но иногда та самая, забытая мальчишеская любовь вспыхивала где-то в глубине его сердце, заставляя вспоминать всё, что между ними было. Только тогда Скорпиусу становилось нестерпимо больно.       А сейчас он был одним из тех, кому грешно жаловаться на жизнь. Скорпиус жил в фамильном особняке, руководил огромной прибыльной компанией, посещал торжественные приёмы и званые ужины, где не забывал лживо улыбаться. Любой, глядя на Скорпиуса Малфоя, мог сказать, что он один из самых счастливых людей на свете, и многочисленные СМИ (и Ежедневный Пророк в первую очередь) уже несколько лет щебетали о мистере и миссис Малфой, надеясь, что на свет в скором времени появится чистокровный наследник благородного рода.       Но, если говорить честно, ни Скорпиусу, ни Веронике было не до наследника. Малфой только недавно разрешил все разногласия с отцом, после чего стал полноправным владельцем компании, которую Драко Малфой так трепетно восстанавливал по кусочкам после Второй Магической войны. Вероника взяла на себя общение с деловыми партнёрами и, что не удивительно, одним из первых писем было письмо от Виктора Нотта.       Компания процветала, и жизнь Малфоев становилась всё прекраснее — так бы сказал любой, кто видел их впервые. Но это было не совсем так.       Мужчина бросил на первую страницу газеты лишь мимолётный взгляд, а потом откинул её в сторону с такой силой, словно она горела огнём и он обжёгся. Он зажмурил глаза, тихо моля всевозможных богов и чародеев о том, чтобы фотография девушки на первой полосе и кричащий, ужасный заголовок ему только померещились. Вмиг осипшим голосом он позвал своего домовика и приказал ему принести завалявшуюся в баре бутылку виски.       Все старые воспоминания, одно за другим, словно они пылились в коробке, которую теперь кто-то опрокинул, стали всплывать из его памяти, и мужчина чувствовал, как начинает кружиться голова.       К тому моменту, когда испуганный домовой эльф подскочил к своему хозяину с бокалом и бутылкой дорого алкоголя, Скорпиус уже снова сидел в кресле и невидящим взглядом смотрел на первую полосу газеты. Он невольно подумал, а знает ли об этом Вероника? Мужчина подскочил с места, сжав в кулаке свежий выпуск Ежедневного Пророка, и начал подниматься по лестнице, направляясь в спальню. Растерянный домовик так и остался стоять в центре гостиной.       На первой странице газеты с кричащим заголовком «УЖАСНОЕ УБИЙСТВО НА СЕВЕРЕ ГЕРМАНИИ» среди прочих колдографий мужчин и женщин, находилась фотография Аделаиды.       Он нашел Веронику за небольшим письменным столом. Женщина перебирала письма, на некоторые отвечала сразу, некоторые откладывала в сторону. Заметив Скорпиуса, который замер в дверях не в силах больше сделать ни шагу, она только устало улыбнулась, а потом снова вернулась к пергаменту.       Только сейчас он понял, насколько Вероника и Аделаида похожи внешне.       — Нотт снова навязывается со своим экспортом в Норвегию. Думаю, ты был прав, когда говорил, что с Виктором лучше не связываться. Надо было тебя послушать.       Вероника не придаёт никакого значения тому, что Скорпиус не заходит в комнату, но не получив в ответ даже краткого «угу», женщина обеспокоенно посмотрела на мужа. Она внимательно вглядывалась в него, но никак не могла понять, что же с ним не так.       Скорпиус приложил титанические усилия, чтобы переступить порог. Он посмотрел Веронике в глаза, а в его собственном взгляде она рассмотрела такую тоску, что невольно испугалась.       — Всё хорошо? — взволнованно спросила она.       Мужчина только как-то неопределённо махнул головой, и подошел к Веронике вплотную. Он осторожно вложил в её руку свёрнутую газету, а потом накрыл женскую ладонь своей, слегка сжав.       — Тебе не понравится то, что там написано. Но ты должна об этом узнать.       Она переводит взгляд со Скорпиуса на выпуск Ежедневного Пророка в своей руке, и обратно, а потом, так и не услышав от мужа больше ни слова, разворачивает газету. Выражение её лица меняется в следующее же мгновение. Женщина стремительно бледнеет, пока прочитывает строчку за строчкой, закусывает нижнюю губу, а потом, откинув газету в сторону, прячет лицо в ладонях. Её руки немного дрожат.       Скорпиус чувствует, как что-то в груди неприятно колет, как только он видит её слёзы. Последний раз Вероника плакала только в тот день, когда он должен был выполнить данное им обещание. В тот проклятый день. Но сейчас это были другие слёзы, слёзы скорби и сожаления, те слёзы, которыми Вероника плакала в первый и, наверняка, последний раз в жизни.       — Нет, это не правда. Этого не может быть! Они врут, врут! Всегда обо всём врут!       Она затрясла головой, а в её надрывающимся голосе звучала такая злость, что на одно мгновение Скорпиус даже испугался её.       — Ты ведь всегда этого хотела. Разве нет?       Он и сам не знает, почему сказал именно эти слова, вместо такого нужного в этот момент «не волнуйся» или «всё будет хорошо». Вероника уставила на него разъярённый взгляд, отошла на несколько шагов. Её лицо искривилось в какой-то болезненной гримасе, и Скорпиус подумал, что сейчас она схватит одну из дорогих ваз, ту, что стояла к ней ближе всего, и зашвырнёт в него. Но этого не произошло, она только через силу смогла выдавить:       — Я никогда этого не хотела. Я тогда хотела убрать её с дороги, только и всего. Хотела лишь, чтобы она не мешала мне. Именно поэтому и устроила всё так, чтобы родители отправили её именно в Германию, потому что, пока она была там, я точно знала, что она в безопасности. И я никогда не желала ей такого, я не хотела, чтобы моя сестра умерла на обочине грязной дороги, словно собака! — её голос срывается на визг, алые ногти впиваются в ладони. Вероника смотрит на Скорпиуса всего мгновение, а потом отворачивается к окну, снова закрыв лицо ладонями.       Именно в этот момент внутри него что-то ломается. Скорпиус хватает Веронику за плечи и, развернув к себе лицом, заключает в такие нужные им обоим объятия. Она сдаётся достаточно быстро — перестаёт обнимать себя руками и цепляется за его рубашку крепче, словно это единственная опора, которая у неё осталась, но плакать не прекращает.       Так они и стояли, обнявшись так, как никогда друг друга не обнимали. Скорпиус прижимал Веронику к себе всё сильнее, словно чувствовал, что без его поддержки она не сможет двигаться дальше. Она не сможет двигаться дальше без него.       Он продолжал прижимать её к себе и слушал, как всхлипы становятся всё тише, и дыхание её медленно восстанавливается. В один момент она делает глубокий вдох, распрямляет спину, и старается отстраниться от Малфоя, сделав несколько маленьких шагов. Мужчина смотрит на неё внимательно, и почему-то вспоминает ту дуэль, которая произошла на уроке ЗоТИ между ней и Розой на шестом курсе. Тогда она тоже была настоящей, как и сейчас.       Скорпиус старается заглянуть ей в глаза, и по-доброму усмехается, когда она старается отвернуться. Он притягивает её к себе, прижимаясь к ней с такой силой, словно она вот-вот растворится в воздухе, исчезнет навсегда. Он практически не удивился мелькнувшей в голове мысли о том, что боится её потерять.       Только сейчас большие напольные часы, которые стояли в тёмном коридоре только потому, что больше нигде им не нашлось места, пробили десять раз. Скорпиус впервые подумал о том, что у Вероники всё-таки есть сердце.