Багиры

Макото Кино была из тех людей, что ненавидели скорбные молчанья и кислые мины, предпочитая хлипкому миру хорошую заварушку; уж лучше взрыв эмоций, чем бесконечный нервный накал, усугубляющий любые, даже самые плевые проблемы. Она и сама была готова сдаться с потрохами на растерзание Рей и Минако, да что уж, всему клубу, но все как нарочно заставляли ее томиться в стыдливом неведении, отмахиваясь от нее, будто от назойливой, но безвредной мухи, с которой лень разобраться. Кино прекрасно помнила, что что-то натворила. Прекрасно. Помнила и высокого мужчину, а по большей части выражение его глаз — настороженное и почти испуганное. И всё. Мако не была настолько глупа, чтобы не соотнести две картинки: взгляд незнакомца, каким-то невероятным образом очутившегося среди «багир» (что хуже — рядом с ней), и молча мечущихся из угла в угол Айно и Хино, которых уже с утра безуспешно отпаивает ромашковым чаем заспанная Ами. Остатки вчерашнего праздника в «Багирах», как правило, разгребались медленно, в течение дня, но в это пасмурное утро все было не так: постоялицы приюта, хоть и не зная никаких подробностей, молниеносно определили настроение предводительницы и шустро привели комнаты в порядок. Повсюду тишь да гладь, просто образцовая идиллия, только Рей, Минако, Макото и Ами заперлись в кабинете Айно, словно нарочно подчеркивая, что что-то не так. Кино и гнали, и убеждали, что ничего не случилось и она ни в чем не виновата, однако могла ли она в это поверить, глядя на темные тени, залегшие под глазами Минако, и сложенные в нитку бледные губы Рей? Мако готова была измором брать пристанище своих наставниц, лишь бы хоть на йоту усыпить изнывающую совесть. Любое бы жесткосердное существо дрогнуло, а Макото никогда таковой не была, тем более к тем, кого любит. — Если вы мне сейчас все не расскажете, — в убежденном отчаянии пригрозила замершим скорбными статуями девушкам она, — я этого типа с того света достану и выспрошу обо всем сама! Вы меня знаете! За мной не заржавеет, — и готова была уже ринуться неизвестно куда, но Мина наконец откликнулась: — Сядь. Макото безропотно подчинилась, присев на краешек стула, который обычно занимали посетители. Рей и Ами, кажется, приросли к своему месту в углу, а вот Минако медленно двинулась к окну, за которым серело недоброе небо. Мако не могла не отметить, как сильно похудела владелица клуба за последние полгода, стала почти как девчонка. Если бы не деловая узкая юбка и строгая темно-зеленая блуза с длинным рукавом, никто бы не угадал в ней взрослой женщины, но и это казалось каким-то фальшивым, наносным. Кино поймала себя на мысли, что хочет накинуть на плечи Минако плед и посадить куда-нибудь к жаркому камину. — Мако, вчера произошел не очень приятный инцидент, — совершенно спокойно, без всяких упреков начала Айно, отвернувшись ото всех, — к нам приходил один из представителей «Сириуса», и сделал он это очень невовремя, прямо в разгар нашего вечера. — Уж какой черт его принес, — брезгливо буркнула Рей, и Ами сунула ей в руки чашку остывающего чая. — Это уже дело десятое, — сухо бросила Минако, поведя плечами, а потом развернувшись к «багирам», — он увидел нас в не очень выгодном свете. — Точнее, меня, — осторожно заметила Макото, боясь даже предположить, что она могла натворить, слишком уж Минако аккуратно подбирала слова. Не могло это не настораживать, не могло. — Боюсь, что да, Мако, — с искренним сочувствием кивнула Айно, — между вами, как я поняла, состоялся какой-то неприятный разговор. — Ты выглядела так, словно вот-вот ему врежешь, и он это прекрасно понимал, — решила не церемониться Хино, хотя, как и Минако, была предельно спокойна. Ну, всё. Приехали. — Кто — он? — решила уточнить Макото, хотя понимала, что данная информация вряд ли сделает ее спокойнее или счастливее. — Некий Нефрит Ли, — ответила Рей, а осведомленная Ами ахнула, что только усилило тревогу. — Один из приближенных владельца «Сириуса», — бесцветно пояснила Минако таким тоном, словно надежды на подписание контракта больше не осталось. — И нам не стоит питать иллюзий насчет неосведомленности мистера Миура по части того, что происходит в стенах «Багир». — Но ничего такого… — Это для нас, Мако. Это был просто праздник. Для нас. Не для них. — Но не могут же они не понять!.. Да и какая, к псу, разница?! — Мако и сама не заметила, как потеряла весь свой кроткий вид и вскочила с кресла, яростно вглядываясь в бледные лица подруг. — То, что происходит в этих стенах, их не касается! — Конечно, не касается, — терпеливо согласилась Айно, и Макото захотелось в голос завопить, лишь бы они очнулись от своей скорбной безнадежности, — и все-таки наша репутация пошатнулась. Мы с Рей общались с этими людьми, и, поверь, нам удалось уловить, что Миура вряд ли опустится до сомнительных организаций, — и, предвосхищая протесты Мако, добавила: — С их точки зрения сомнительных. Макото знала, что им жизненно необходим этот контракт. А еще она знала, что виновата, хотя никто ни в чем ее не обвиняет. И если хоть что-то от нее зависит, она приложит все усилия, чтобы вернуть доверие «Сириуса» и даже этого чертового Нефрита Ли, непонятно зачем пришедшего поздно вечером. Ее, пожалуй, можно было назвать гордячкой, но сейчас не было месту ни гордости, ни спеси. Макото Кино разучилась верить мужчинам, но не разучилась верить в справедливость. И если в этом Ли есть хоть капля благородства и здравомыслия, он хотя бы ее выслушает. — Я схожу к этому Нефриту Ли и извинюсь, — твердо заявила Мако, глядя на всех девушек по очереди. — Не думаю, что это хорошая идея, — нервно кинула взгляд на Айно Рей и отложила на стол нетронутую чашку с чаем, — мы с Минако решили завтра наведаться к Миура для разговора. — Но завтра может быть поздно. И, к тому же, виновата я, а не вы. Кому, как не мне, идти? Айно уже собралась, видимо, осыпать Кино контраргументами, но Мако решила твердо стоять на своем: — Я все равно пойду. Я эту кашу заварила, мне и расхлебывать. Я обязана вам всем, даже своей свободой. Я не прощу себе бездействия. Мако видела, что ни Рей, ни Минако не верят в успех ее замысла, даже как-будто бы опасаются того, что может произойти за стенами «Сириуса», однако это странным образом придавало девушке сил. — Я пойду вместе с Мако и присмотрю за ней, — неожиданно вступилась за подругу Ами, и Кино затопило чувство благодарности к своей подопечной, мимо которой когда-то Макото не смогла пройти; теперь, видимо, ее очередь спасать. — Мы не подведем. Макото Кино твердо верила в это. *** Макото Кино могла признать, что редко когда так тщательно готовилась к какой-нибудь встрече, тем более, было неизвестно, удастся ли ей поговорить с Нефритом Ли. Быть может, он будет слишком занят для приемов или вообще не пожелает увидеть человека, который, видимо, вел себя ни много ни мало агрессивно. А может, его не будет в офисе. Мако была готова сидеть у входа в офисный центр до тех пор, пока Нефрит не явится и не захочет ее принять, ну или пока ее не оттащит охрана, потому что не могла даже представить, что вернется домой ни с чем. Да, для нее клуб был домом, за который она была в ответе. Ее единственное пристанище, если не считать той халупы, что, если не пропил, оставил ей горе-папаша. Мать Макото умерла, когда она была совсем маленькой, а отец оказался слишком слабохарактерным, чтобы с этим смириться и жить дальше. Вместо того, чтобы взять на себя ответственность за дочь, он решил забываться за стаканом горячительного, которое раз от раза становилось дешевле и омерзительнее. И без того стесненная в средствах семья Кино опустилась до нищеты, нищеты самой что ни на есть грязной и отвратительной, к которой, как правило, даже не питают жалости, только брезгливость. Лет с тринадцати Макото считала себя сиротой и зарабатывала, чем могла, в основном, крала у случайных прохожих. Водилась с такими же беспризорными мальчишками и девчонками и училась существовать по их правилам: бить первой, чтобы не быть избитой; жить одним днем; не жалеть. Последнее давалось с трудом. Наделенная от природы обостренным до болезненности чувством справедливости, она не раз получала за это и от судьбы, и от «товарищей», и если бы была хоть чуточку более трусоватой и слабой, наверное, не выжила бы. Не имея ничего, Макото была великодушна к тем, кто нуждался в помощи, горда, но не тщеславна. И не стыдилась сильных чувств. Наверное, поэтому так быстро сошлась с Кунайо и доверилась ему. Первая любовь захлестнула Макото в шестнадцать лет, в то время как ее избраннику было уже за двадцать. Высокий, голубоглазый шатен, прекрасно сложенный и обаятельный — чего еще требовалось жаркому девичьему сердцу? Мако отдалась страсти с головой, легко упустив и то, что Кунайо занимался нелегальным бизнесом, и то, что он был гораздо ее старше. Греясь в теплых мужских руках на заднем сидении ворованной тачки, Макото Кино впервые в жизни чувствовала себя любимой и нужной, этаким счастливым балованным ребенком, которому больше не надо цепляться за жалкое существование сироты. Мако и сама была готова воровать хоть вертолеты, лишь бы Кунайо по-прежнему улыбался ей, сверкая восхитительными ямочками на щеках и прижимая ее грудь к своей. Быть может, он шептал ей самый бессмысленный нежный бред, какой только можно было вообразить, но Макото таяла. Таяла, растворялась, плыла, теряя остатки настороженности и защитных иголок. Так прошло шесть счастливых (по крайней мере, закрывавшей на все глаза девушке так казалось), полных кутежа и риска лет, пока Кунайо впервые не попал в серьезную беду. Как оказалось, за ним уже давно следили, и вот наконец нашли доказательства многочисленных угонов, за которые ему светил немаленький срок. Макото, в жизни которой и так было мало чего по-настоящему дорогого, уже не думала о себе; она была готова продать свою душу за грош, лишь бы ее возлюбленного выпустили на свободу. Даже не отдавая себе отчета в том, что с ней будет, Макото приготовилась идти в полицию и сдаваться, не торгуясь примирившись со своей совестью и страхом: ей и правда казалось, что во всем случившемся есть ее прямая вина, ведь она никогда не пыталась увести Кунайо на другой путь. Взять вину на себя было таким естественным шагом… И лишь по чистой случайности она узнала, что Кунайо, едва оказавшись за решеткой, тут же свалил на нее все свои кражи, выставив себя соучастником, а то и свидетелем. Он трусливо скулил в одолженную за круглую сумму телефонную трубку, к которой, стоя в телефонной будке, кажется, намертво приросла Мако, слушая, с какой радостью соглашается с ее планом возлюбленный, и вообще, он всегда верил, что на нее можно положиться, а ему ведь никак нельзя в тюрьму, он там погибнет… Как хорошо, что он и сам догадался о милосердных намерениях своей подруги! Макото не могла выдавить и слова, слушая жалкие вопли своего «героя». Впервые оказавшись от него далеко, не стоя к нему в упор, она смогла заглянуть в его глаза. Он сдал ее. Это было невообразимо. Еще несколько минут назад готовая кинуться за любимым в ад девушка стояла ни жива ни мертва, как громом сраженная осознанием: на самом деле, Кунайо никогда не дорожил ей. Она была его бесшабашной соратницей, его любовницей, его служанкой — кем угодно, но не любовью. Звоня ему, чтобы рассказать о своем плане, Мако надеялась, что Кунайо не будет долго упорствовать и все-таки согласится, хотя, конечно, все это дастся ему нелегко. Но чтобы так… чтобы с радостью? Чтобы он сам, как трусливая крыса, сдал ее, переложил на нее всю свою вину? Макото одновременно не верила, что это он, и в то же время понимала — все это правда. Так и не закончив разговор, бессильно выпустив из рук трубку автомата, она шагнула под дождь, шуршащий по темным деревьям и блестящему в свете фонарей асфальту. Как оглушенная, девушка шла, куда глаза глядят, не обращая внимания на липкий холод давно промокших джинсов и ветровки. Шла, пока не остановилась у уже знакомого здания, на которое натыкалась не раз: в «Багирах» как-то давно жила ее подруга. Ни о чем не думая, не имея даже мысли, что у нее остался угол в съемной квартире Кунайо, Макото с чувством искренней сиротливости постучала в слепое окно, за которым через несколько минут беспрерывного молящего призыва загорелся свет. Открыла ей среднего роста блондинка, укутанная в голубую шерстяную шаль, Минако Айно, как потом пришлось узнать Кино. — Разрешите мне остаться. Хоть на час, — сказала Мако таким тоном, что, кажется, если ее не пустят, она равнодушно свернется клубком прямо у порога, и это ее не тронет. Минако, не выказав никакого удивления перед ночной гостьей, насквозь промокшей под дождем, молча отступила, пропуская ее в светлый теплый коридор. Мако еще не знала, что останется в клубе навсегда. Теперь, тщательно складывая в бенто специально приготовленный для Нефрита коронный лимонный пирог, девушка вспоминала ту ночь, когда впервые пришла к «багирам», и отчетливо понимала, что не может себе позволить сдаться. — Все будет хорошо, — словно почувствовав настроение подруги, положила теплую руку на плечо Ами, и Мако помимо воли улыбнулась: Мицуно неизменно заставляла Кино ощутить прилив сестринской нежности, ведь Ами, по сути, была ее выкормышем, а теперь и соседкой по комнате, кстати единственной, кто смог ужиться с грубоватой и пусть и компанейской, но своенравной Кино. «Лишь бы он позволил с ним встретиться», — все-таки не смогла избавиться от тревоги Макото. *** Макото, конечно, понимала, что все вряд ли будет гладко, но сейчас ей требовалось такое недюжинное самообладание, чтобы не вцепиться в красные волосы секретарши, тупо взирающей на них с таким видом, словно она видит перед собой пришельцев. Этот Нефрит Ли, может, фрукт еще тот, но даже для него Макото не могла изменить привычным и любимым черным ботфортам, кожаным тертым брюкам и такой же куртке, что, видимо, выбило секретаршу из колеи, — другого объяснения, почему эта девица безмозгло хлопает на нее накрашенными ресничками, Мако не находила. — Мы из клуба «Багиры», — членораздельно, чуть ли не по слогам повторила Кино, наклоняясь над офисным столом. — Нам нужен мистер Нефрит Ли. «Так, куда ее нужно ткнуть, чтобы она заработала?!» — Будьте любезны, свяжитесь с ним и узнайте, может ли он принять нас прямо сейчас. Это срочно, — мягко отстранив теряющую всякое терпение Макото, любезно улыбнулась Ами, и секретарша наконец ожила. — Да, секунду, — бросив взгляд на багровеющую Кино, пискнула девица, и выскочила из приемной. — Шарашкина контора, — вознегодовала Мако вполголоса, а Мицуно покачала головой, мол, успокойся, не теряй самообладания. «Хорошо тебе», — хотелось возразить Мако на этот взгляд, но слова помимо воли застряли в горле: Мицуно сейчас было куда тяжелее, чем ей, ведь с тех пор, как она пришла к «багирам», девушка впервые вышла за пределы приюта, и все ради нее. — Не волнуйся, Ами, я буду паинькой, я обещаю, — искренне покаялась Мако, нервно глядя в проем, за которым скрылась секретарша. — Просто я на взводе. — Мисс Тамура? — неожиданно вместо секретарши из-за двери вышел молодой мужчина, вид которого, по мнению Макото, был куда экстравагантнее ее: худой, рыжеволосый, с невообразимым кудрявым бардаком на голове, со своим ярко-красным свитером крупной вязки и рваными джинсами, он казался таким же чужеродным этому строгому дежурному месту, как клоун на похоронах. А еще, как подметила Мако, он с таким восхищением таращился на ее подругу, что даже у нее, к этому взгляду не имеющей никакого отношения, помимо воли загорелся румянец на щеках от такого явного обожания. — Мистер Като? Сперва Мако едва не загородила порозовевшую Мицуно от стремительно вытянутой для прикосновения руки, но подруга, к ее удивлению, осторожно ответила на невежливое обращение. — Вы к нам по делу? Кунсайт, то есть мистер Миура, сейчас отсутствует, — не отрывая от Ами зеленых глазищ, расстроенно заметил Като и с явной неохотой обратился к Макото: — Меня зовут Зойсайт Като, мисс. Я его помощник. — Макото Кино. И мы не к мистеру Миура, а к мистеру Ли. — Я думаю, — проницательно заметил Като, — вам лучше поговорить с ним один на один. — Мистер Ли ждет вас, — на пороге наконец появилась секретарша, а за ней высокий красивый блондин в черном, идеально сидящем на нем офисном костюме; лицо его было непроницаемо, но голубые глаза едко вцепились в Кино. — Очень тактично с твоей стороны, Джед, мисс Кино сможет пообщаться с Нефритом, то есть мистером Ли, наедине, а мы пока пройдем ко мне, — вежливо подав Ами локоть, он ободряюще посмотрел на Макото, — Союри вас проводит. Макото показалось, что тщательно завернутое бенто в ее руках горит синим пламенем, но, кинув прощальный взгляд на растерянную Ами, явно не ожидавшей, что в решительную минуту им придется разойтись, последовала за секретаршей. Интересно, какой он из себя?.. *** Макото привыкла, что почти все мужчины были с ней одного роста, а то и пониже, как, например, Зойсайт Като, лупивший глаза на Ами, но Нефрит Ли оказался именно тем редким представителем высокого роста: спортивный, атлетично сложенный, мужчина производил впечатление какого-нибудь древнего воина, пусть на нем и была безукоризненная темно-вишневая классическая жилетка, белоснежная рубашка и серые клетчатые брюки. Но вот «воин» шагнул ей навстречу, и первое впечатление пропало: теперь Макото Кино видела перед собой скорее холеного аристократа, чем необузданного силача, причем девушка, если честно, не могла толком понять, что именно мгновенно заставило ее так кардинально смешать ощущения: то ли гордая посадка головы, то ли мягкая, непринужденно-плавная походка, то ли классические черты смуглого спокойного лица в обрамлении вьющихся каштановых волос, живописно уходящих за плечи. Если честно, Макото в этом мало разбиралась, но вывод сделала молниеносно: скорее всего, перед ней типичный белоручка-щеголь, которой, тем не менее, увлекается физическими нагрузками, но не более; слишком уж нежные у него кисти. И все-таки, надо было отдать ему должное: по крайней мере, при виде Мако он не стал истерить и строить из себя оскорбленную гордость. — Мисс Кино? — мужчина поклонился и указал рукой на стул, стоящий около стола, что находился справа; этот напряженный взгляд, безусловно, был девушке знаком, ошибки быть не может, и отчего-то Мако смутилась. Растеряв весь свой воинственный пыл еще в секретарской, она не нашла ничего лучше кроме как молча протянуть ему завернутое в пакет бенто. Силы на яростную борьбу покинули ее, оставшись, видимо, вместе с Мицуно за дверью, и теперь Кино чувствовала, что в ее порыве помимо воли проскальзывает отчаянная мольба. — Что это? — идеальные темные брови Нефрита Ли слегка приподнялись, но держался он невозмутимо. — Пирог. — Пирог? — Мой фирменный лимонный пирог. Вы попробуйте, пожалуйста. Нефрит окинул ее долгим взглядом, который, наверное, в другой ситуации бы возмутил девушку до глубины души. Но сейчас, пусть и пылая лицом, Кино стерпела и даже как будто подумала, что вполне заслуживает такую бесцеремонность в свой адрес. — Простите, мисс Кино. Вы пришли сюда, чтобы угостить меня пирогом? — не притрагиваясь к протянутому бенто, решил уточнить Нефрит. «Ну и дура!» — На цитрусовые у меня аллергия, так что, боюсь, не смогу предоставить вам такое удовольствие. И чего она так надеялась на этот пирог, что в него вцепилась? Небо, глупость-то какая!.. — Быть может, тогда вы просто поговорите со мной? Я знаю, вам, наверное, этого совсем не хочется, но я прошу лишь пару минут, — опустила руку Кино, глядя в неприступное холеное лицо Ли и ощущая страшную, несвойственную ей беспомощность перед человеком, который, кажется, не собирается идти ей навстречу даже в такой мелочи. — Если вы пришли по поводу ремонтных работ, то вам лучше дождаться возвращения мистера Миура. — Нет, я пришла к вам. И я, черт возьми, не уйду, пока вы меня не выслушаете! — потеряла всякое терпение Кино, кинув на стол бенто. — Я провинилась перед вами, да. И ничего при этом не помню! Вы можете меня презирать, ненавидеть за то, что я была пьяна, я не могу с этим ничего поделать. Но если вы из-за этого расторгните контракт, вы поступите гадко! На несколько мгновений, не помня себя, Макото заметалась по кабинету, но тут же вновь встала напротив Ли, полная несокрушимой решимости добиться своего: — Я прошу у вас прощения. Не знаю, что я натворила, я виновата. Наказывайте меня, но не остальных. Вы же ничего, ничего не знаете об этих людях! — Вы меня простите, мисс Кино, но я, напоминаю, не подписываю контрактов. Это дело касается только мисс Айно и мистера Миура. Если вам требуется мое прощение, то, безусловно, я вам его даю. Но и все на этом. Гад, какой же гад! Стоит весь такой неприступный, дела ему нет, сколько женщин могут оказаться на улице! А Минако… она же тает, как свечка! На нее скоро без слез нельзя будет взглянуть! За одну только ее бессонную ночь Мако была готова вцепиться этому типу в волосы, но тогда на всем можно будет поставить крест. — Мистер Ли, — устало вздохнула Мако, глядя мужчине прямо в глаза, — я не за клуб пришла оправдываться, стыдиться «багирам» нечего. Слишком горькой ценой достались нам такие редкие вечера, когда мы можем просто выпить вина, танцевать и есть, а еще не думать, как паршиво сложилась наша жизнь. Я прошу прощения только за себя. Никто, кроме вас, не сможет сказать мне, что я натворила, но я знаю, что способна и на грубость, и на жестокость. Так сложилось. Если я могу как-то искупить свою вину перед вами, я это сделаю. Никакие события моей жизни не оправдывают моего поведения, я подвела своих подруг, причинила неудобства вам. Если честно, вам не удастся наказать меня больше, чем это уже сделала моя совесть. Но если вы сочтете «багир» женщинами низкого пошиба… Вы обманитесь, мистер Ли. Не повторяйте моих ошибок. Макото не могла прочитать во взгляде Нефрита ничего; и хотя была переполнена упрямством, понимала: есть моменты, когда нужно отступить. Не для того, чтобы проиграть, а для того, чтобы дать подумать, принять решение, взвесить. Сейчас она сделала все, что смогла. — А теперь, если позволите, я пойду, — Макото развернулась к выходу и уже собралась идти, как ее остановил голос Нефрита: — Вы забыли свой пирог, мисс Кино. — Ничего, — печально улыбнулась Мако, глядя в синие глаза мужчины, — вы можете его выбросить, — и, кивнув, вышла.