Вперед в прошлое

Конечно же, Тёмному не дали рассказать Венди всю историю Бэйлфаера/Нила. Бэй отвел её в сторону поговорить, а затем пригласил своих гостей прогуляться по Нью-Йорку, который успел хорошо узнать за пять лет, что провёл здесь. По пути он и начал свою историю: — Сначала я безумно испугался. Здесь всё настолько другое: яркие огни, огромные дома, машины, самолеты… Юноша немного помолчал, вспоминая свои первые впечатления, а Румпельштильцхен попытался представить, что чувствовал бы сам, окажись он в этом мире без ложных воспоминаний Голда. Если бы он шагнул в портал вместе с Бэем, что мог сделать для сына хромой прядильщик из условного средневековья (по меркам этого мира), чтобы дать ему крышу над головой и еду? Он не пытался оправдать себя, но, оглядываясь назад, понимал, что толку от него было бы объективно очень мало. — Я просто бродяжничал какое-то время, — спокойно продолжал свой рассказ Бэй. — Воровал, жил на улице, пока однажды не познакомился с Венди и её семьей. Это вышло случайно. Я был очень голоден и впервые решился залезть в чужой дом. Она меня застукала на месте преступления, но вместо того, чтобы вызвать полицию, поделилась со мной едой. Мы разговорились. Я не стал рассказывать ей о Зачарованном лесе и прочем; к тому времени я уже достаточно освоился в этом мире, чтобы понимать: магия здесь не более, чем сказка. Просто сказал, что остался сиротой. — На этой фразе Бей бросил извиняющийся взгляд на Румпельштильцхена, которому было больно слушать историю сына. — Она рассказала своим родителям, и они отнеслись ко мне с такой теплотой… Я не ожидал такого. Дарлинги помогли мне с документами, дали образование. Благодаря им я поступил в университет. А со временем, мы с Венди… вроде как влюбились друг в друга, — на этом месте Бэй сделал смущённую паузу. — А почему же ты значишься в документах как сирота, если Дарлинги тебя усыновили? — удивилась Белль. И Румпель тоже с интересом повернулся к сыну, ожидая его ответа. — Ну… — помявшись секунду, Нил посмотрел на отца. — Я не хотел, чтобы они меня усыновляли по-настоящему. Не хотел быть частью их семьи. Наверное, верил, что ты меня найдешь… Мистер Дарлинг — замечательный человек и хороший друг, но мне не нужен другой отец. Я ему так и сказал, и он никогда не настаивал. — Надо бы навестить его и поблагодарить за всё, — задумчиво проронил Румпельштильцхен. — Ты и правда собираешься остаться здесь? В Нью-Йорке? — удивлённо, с толикой надежды спросил Бэй отца. — Конечно, сынок! Я не для того тебя столько искал, чтобы вновь оставить. Я буду рядом столько, сколько позволишь, — недоумённо сказал Румпель, и сын ответил ему радостной улыбкой. Им многое нужно было наверстать. — Кстати, расскажи о своих приключениях, — попросил Бэй. И Румпельштильцхен начал свой рассказ. К тому моменту они как раз дошли до парка Вашингтона, уселись на одной из скамеечек, и в лучах заходящего солнца слушали байки Румпеля. Он был отличным рассказчиком, и даже Зосо, незаметно расслабившись, кривил губы от смеха в особенно нелепых ситуациях. Румпельштильцхен многое повидал и отважно шёл к своей цели. В его историях были и погони, и волшебные существа, и опасность. Случайный прохожий мог бы принять это за красочный пересказ какого-нибудь фантастического романа, но это была жизнь. И Бэйлфаер слушал затаив дыхание, впервые в жизни по-настоящему гордясь своим отцом. Он всегда любил его, но уважение сына Румпель заслужил только сейчас. Бэй не сомневался, что всё, о чём он рассказывает, было на самом деле. Такое просто не выдумать. Они просидели в парке довольно долго, но в конце концов стемнело, и пора было расходиться, хоть и ужасно не хотелось заканчивать этот вечер. Зосо и Белль решили, что снимут номер в отеле, а с утра решат, куда им отправляться, а Румпеля Бэй уговорил переночевать в своей комнате в общежитии. Пока Зосо звонил в гостиницу, Бэйлфаер отвёл Белль в сторонку. — Почему вы с папой расстались? — в лоб спросил он, зная, что времени у них немного. Белль смутилась, не зная, как можно вкратце рассказать о таком болезненном и до сих пор не отпустившем и её, и Румпеля событии. — Я не хотела бы об этом говорить… — наконец ответила она. — Почему ты спрашиваешь, Бэй? — Это ведь из-за меня, да? — уверенно предположил он. Белль по-матерински положила ладонь ему на щёку: — Конечно же, нет, — уверенно ответила она. — Но ведь вы всё ещё любите друг друга, — Бэй не спрашивал, а утверждал, и это заставило Белль быть честной с ним. — Ты всегда был проницательным, малыш, — сказала она, опуская руку и едва сдерживая слёзы. — Значит должен и понимать, что одной любви бывает мало, чтобы быть вместе. — Этот Зосо… Тёмный… он хорошо заботится о тебе? — кивнув её словам, воинственно спросил Бей, и девушка сразу же узнала в этом высоченном юноше своего маленького друга, размахивающего подаренным миссис Поттс мечом. Как же ей захотелось хоть на миг вернуться в то мгновение!.. но это было невозможно, и Белль нашла в себе силы улыбнуться и ответить: — Он любит меня, Бэй. И во Тьме есть свет, — добавила она, и юноше послышался мягкий упрек. — Прости, Белль. Теперь я знаю. Жаль, что уже поздно, — с сожалением произнёс он. — Лучше поздно, чем никогда, — вернула она Бэйлфаеру его же слова. Они оба улыбнулись, и тот притянул Белль в свои объятья. — Я забронировал номер. Пошли! — крикнул ей Зосо. Белль сжала ладонь Бэя на прощание и подошла к мужу, смаргивая выступившие слёзы. Они попрощались с Румпелем и разошлись в разные стороны. Румпельштильцхен и Бэй уже прошли несколько десятков метров, как до них донёсся громкий женский крик. — Это Белль! — безошибочно определил Румпель. Бэй тут же побежал в обратном направлении, не дожидаясь отца. Он промчался по тёмной аллее парка и увидел Белль, стоящую на коленях перед лежащим на земле Зосо. На его груди расползалось пятно крови. — Надо вызвать скорую, — мгновенно нашёлся юноша и стал торопливо рыться в кармане куртки, ища телефон. А Румпельштильцхен, отстав от сына, подошёл ближе, с ужасом глядя на плачущую Белль. — Нет… смысла… — хрипло выговорил Зосо. — Это яд из Зачарованного леса… Здесь мне не помогут… — Пожалуйста… что можно сделать, чтобы помочь тебе? — рыдала Белль, закрывая рану на его груди руками, будто стараясь вдавить кровь обратно в тело. — Ничего… У меня не больше получаса… Не успеть… — слова давались Зосо тяжело. — Это Крюк сделал, да? — уверенно спросил Румпель, и Белль кивнула: — Он вынырнул из кустов, когда мы разошлись, — объяснила она, всхлипывая. Румпель досадливо цокнул языком, чувствуя себя виноватым в случившемся. Он пропустил Крюка в этот мир и дал ему ускользнуть после падения проклятия. Хотя кто же знал, что жизнь или смерть Тёмного вдруг начнут волновать Румпельштильцхена. — Белль… - Зосо поднял руку, пропустив волосы девушки сквозь пальцы. Она удержала его падающую без сил ладонь и прижала к своему лицу. — Я люблю тебя… — Я тоже люблю тебя, — она прижалась к нему в отчаянном поцелуе, и Румпель почти пожалел, что магия поцелуя истинной любви в этом случае не сработает. — Спасибо тебе, малышка… Я всегда знал, что живу в долг, с тех пор, как ты изменила будущее… вернула мне кинжал… и подарила свою любовь, — медленно говорил он, гладя её по лицу. Белль отчаянно замотала головой: — Не смей со мной прощаться, я не хочу… Её голос прервался, а Зосо вдруг уверенно сказал, заглядывая ей в глаза: — Всё будет хорошо. А сейчас отойди, любимая, мне надо сказать кое-что Румпельштильцхену, пока не поздно. — Но, Зосо… — Белль цеплялась за его рубашку, пока Тёмный не обратился к Бэю: — Уведи её ненадолго, пожалуйста. Бэйлфаер не посмел спорить с умирающим Тёмным и мягко коснулся руки Белль, отрывая её дрожащее тело от мужа. Нехотя она подчинилась и дала отвести себя на несколько метров. Зосос тем временем обратился к Румпелю: — Подойди ближе, прядильщик. И когда тот неловко опустился на колени подле Тёмного, он тихо и твёрдо заговорил: — Ты должен мне услугу. И сейчас самое время расплатиться, пока я ещё жив. — Хорошо, — изумленнно согласился Румпельштильцхен. — Что я должен сделать? — Достань у меня из кармана пальто кинжал, — велел Зосо, со свистом втянув в себя воздух. Когда Румпель отыскал требуемое, он продолжил резко окрепнувшим голосом: — Это кинжал, с помощью которого можно либо управлять Тёмным, либо убить его и забрать силу себе. Твоя услуга состоит в том, чтобы убить меня этим кинжалом. — Что? — отшатнулся Румпель. — Чтобы самому стать Тёмным? Зачем тебе это? — Затем, что это единственный путь к бессмертию для тебя, — пояснил Зосо. — Эта часть сделки должна быть выгодна тебе, но я не понимаю, чем, — настороженно проронил Румпель. — Да это не для меня… это ради Белль… Я всё равно умираю, а она… — со смертельной тоской в голосе ответил Тёмный. — Твой мальчик сразу заметил, а ты, выходит, нет… — Заметил что? — Румпель непонимающе переводил взгляд с кинжала на Зосо. — Что она не стареет. Не меняется. Думаешь, почему у вас так и не появились дети? — горько произнёс Зосо. — Я не хочу, чтобы она осталась совсем одна. Забери мою силу и позаботься о ней… Она тебя любит, а с частичкой меня внутри ей придётся любить ещё сильнее, — грустно пошутил Тёмный. — Зосо… — мужчина растерянно держал в руках кинжал, не зная, что предпринять. — Живее, прядильщик, пока Белль не вернулась, а я не умер от яда, — в его тоне мелькнула привычная жестокая расчётливость. Сглотнув и покосившись на девушку, Румпельштильцхен занёс кинжал и резко вонзил его в сердце Тёмного. — Нет! — донёсся до него окрик Белль, прежде чем фиолетовый вихрь закружился перед его глазами, унося нового Тёмного назад в Зачарованный лес. — Что произошло? — в ужасе закричал Бэйлфаер, но Белль не слышала его. Она подошла к мёртвому телу мужа и кончиками пальцев закрыла его глаза. В душе её была пустота, а сердце словно онемело, и ни одна эмоция не могла пробиться сквозь эту ледяную стену. Она опустилась на колени и взяла Зосо за руку и тут заметила, что в его руке зажат конверт. Белль механически вытащила его и заскользила взглядом по строчкам: «Дорогая Белль, если ты читаешь это письмо, значит прядильщик меня всё-таки прикончил. Не удивляйся, это письмо я написал уже давно, зная, что судьбу обмануть нельзя. И если мне суждено было пасть от его руки, значит рано или поздно это произойдёт. Единственное, на что я надеюсь, — это умереть на своих условиях. И я намерен выторговать у судьбы это право» На этой строчке Белль истерично хихикнула, узнавая своего мужа в желании торговаться даже за собственную смерть. Она смахнула слёзы, мешающие читать, и продолжила: «Я пишу тебе, потому что знаю, как тяжело тебе прощаться. И надеюсь, что успею сказать это прежде чем умру, но всё же знай: ты — лучшее, что случилось со мной. Ты подарила мне целый мир, яркий и полный эмоций: радости, любви; о котором я уже успел позабыть в беспросветной тьме. Спасибо тебе за эту восхитительную жизнь, которой у меня не должно было быть. Ты была лучшей ученицей, колдуньей, партнёром и возлюбленной, о которой я и мечтать не мог. Я люблю тебя. Не держи зла на Румпельштильцхена. Занять моё место — это его судьба, такая же неумолимая, как и моя. Не давай памяти обо мне закрыть ему путь в твоё сердце. С истинной любовью не поспоришь, и я приказываю тебе быть счастливой и любить так, как можешь только ты. Прощай, любимая. Зосо.» С последней дочитанной строчкой Белль почувствовала, как в её груди рвётся что-то жизненно важное, а перед глазами вспыхивали картинки совместного прошлого с Зосо: радости и печали, боли и злости, любви и ненависти. Так ли ощущается боль утраты?.. Слёзы душили, и хотелось просто лечь калачиком и замереть, пока боль не стихнет. Но тут она ощутила на своих плечах чьи-то тёплые руки. — Белль, — тихо позвал Бэй, бережно обнимая её. — Нам надо уходить... Она медленно поднялась, опираясь на него всем телом. Ноги едва держали девушку. Бэй деловито обшарил карманы мёртвого, забирая документы и другие личные вещи. Даже если полиция сможет идентифицировать его, с Белль его смерть связать не должны. Нарушая порядок проживания в студенческом общежитии, он смог провести в свою комнату дрожащую Белль. Казалось, она почти не осознаёт, где она и что происходит. Бэйлфаер уложил её на свою кровать, снял с неё туфли и укрыл пледом. Все вопросы подождут до завтра. Уж что-что, а ждать он умел. * * * * * * — Белль, проснись! — кто-то тряс её за плечо. — Проснись, тебе снился кошмар, ты кричала. — Бэй? — она сонно посмотрела на юношу, и тут лавина воспоминаний о вчерашнем вечере накрыла ее с головой. Непроизвольно Белль прижала руку к сердцу, боясь не услышать его стука. — Белль, я понимаю, что тебе очень тяжело сейчас, но… — осторожно промолвил Бэйлфаер. — Ты можешь сказать, куда исчез папа? — Он в Зачарованном лесу… — ответила она голосом, который ей самой показался неестественным: слишком сухим и заторможенным. — Таи что-то вроде… магического круга, где рождается новый Тёмный… Теперь им стал твой отец… — Значит, он… жив? — с надеждой спросил Бэй. — Теперь он вообще бессмертен. Однажды он вернётся, — слабо улыбнулась Белль. — Теперь он знает, как… — Но зачем он это сделал? — удивился Бэй. — Зачем ему было становиться Тёмным? Он же обещал остаться со мной… — У него не было выбора, это его судьба, — грустно ответила девушка, глядя, как Бэйлфаер сник от её слов. Вдруг она почувствовала, что до сих пор сжимает в руке письмо Зосо. И в груди вновь сжался комок. Он всегда заботился о ней несмотря ни на что, не считаясь ни с кем другим, даже умирая. Белль догадывалась, почему Зосо заставил Румпеля принять проклятие на себя и зачем отослал её. Она никогда бы не позволила обречь Румпельштильцхена, едва нашедшего сына, на вечную жизнь во Тьме. Не для этого она пожертвовала своей душой. Белль вернулась в прошлое, чтобы дать любимому прожить счастливую человеческую жизнь рядом с его сыном, и, может быть, и ей нашлось бы местечко в их жизни. Как жаль, что ничего не бывает так просто… За каждую минуту счастья приходится расплачиваться кровью, и болью, и вечными потерями. — Бэй, я прошу тебя… — она цепко вгляделась в его лицо, и он вздрогнул, увидев на всё ещё таком юном лице глаза ветхой старухи, в которых скопилась вековая боль и опыт. — Найди в себе силы любить его, несмотря на то, кем он стал. Любовь — самая мощная магия; её свет разгоняет даже кромешную тьму. Даже если тебе не хватит жизни на то, чтобы снова встретиться с ним, храни любовь в своём сердце. Обещаешь? — Обещаю, Белль… Они помолчали, держась за руки, а затем за Нилом пришли его сокурсники: пора было отправляться на занятия. Жизнь продолжалась, несмотря ни на что. * * * * * * Первое время, пытаясь заглушить боль, Белль искала способ открыть портал в Зачарованный лес, но это было не так-то просто и в мире, где магией было пропитано всё вокруг — что уж говорить об этом, где волшебство было лишь в сказках. Она ездила в Сторибрук, надеясь, что оставшиеся в живых феи нашли способ вернуться в Зачарованный лес, но принцесса Малейн только развела руками. Тёмный вернул магию в их мир, однако её было недостаточно, чтобы открыть портал. До хранившейся в заброшенных шахтах волшебной пыльцы после обвала так и не смогли добраться. Да, впрочем, не особенно и хотели. Люди ко всему привыкают. Постепенно Белль смирилась, что на сей раз ничем не может помочь воссоединению Румпеля и Бэя. Она устроилась на работу в городскую библиотеку, купила небольшую квартирку на оставленные Зосо деньги и просто жила, завернувшись в рутину, как в мягкое одеяло. С Бейлфаером они встречались каждую неделю за ужином. Через несколько месяцев, он представил её семье Дарлингов как свою кузину. Это была и вправду славная, хоть и шумная семья, где любили детей. У Венди оказалось двое славных младших братьев, которые тут же обступили Белль и уговорили сыграть роль прекрасной принцессы в их игре в рыцарей. Это был первый раз со дня смерти Зосо, когда она искренне смеялась и чувствовала себя почти счастливой. Время лечит. Прошло несколько лет. Белль перестала поддерживать связь со Сторибруком. Нил и Венди закончили университет, поженились, и у них родилась замечательная малышка Эмма. Белль обожала её, часто нянчилась и гуляла с ней. Иногда Бэй составлял им компанию. Это был как раз один из таких дней. Эмме исполнилось уже три года. Венди уехала по работе (она была журналисткой), а у Нила был выходной. Он позвонил Белль и предложил прогуляться в парке вместе, и она радостно согласилась. Стоял тёплый летний день, и парк был переполнен отдыхающими. Бегали дети, перепачканные мороженным, яркие шарики колыхались на ветру, повсюду лилась музыка и смех. — Папа, длакон! Смотли! Настоящий длакон! — верещала маленькая Эмма, в восторге указывая на огромного воздушного змея, взмывающего в воздух. — Замечательный дракон, — согласилась Белль, улыбаясь девочке. — А если он меня похитит? — Эмма смешно округлила глазки. — Тогда ты его поцелуешь, и он превратится в прекрасного принца! — ответил Нил, смеясь. — Неть, он и так класивый, пусть длаконом остается, — решила малышка. — Истинное дитя Зачарованного леса, — шепнул Нил Белль, заставив девушку рассмеяться. Со стороны они, наверное, смотрелись как семья. Высокий темноволосый мужчина в элегантных очках, красивая молодая девушка в легком голубом сарафане и улыбчивая девочка, держащая их за руки. Белль несколько смущало, когда её принимали за маму Эммы, что бывало нередко, особенно, когда она гуляла с ней одна, но в то же время ей нравилось притворяться, что так и есть. Пусть считают её обычной нормальной женщиной, у которой есть семья, ребёнок — всё, чего Белль хотела от жизни. Сама она так и не устроила свою личную жизнь. Не сказать, что не пыталась — привлекательную скромную библиотекаршу часто звали на свидания, но ни разу её отношения с кем-то не длились дольше недели. Каждый из мужчин был внимательным, неглупым и, наверное, мог бы стать хорошим спутником жизни. Для кого-то другого, но не для Белль. Слишком много шрамов осталось в её сердце, слишком много тайн она хранила. Зосо был прав: нельзя отмахнуться от истинной любви, хотя в её случае она скучала по обоим — и по Румпелю, и по Зосо. Скучала отчаянно, как будто жила вовсе без сердца, а половинки его остались где-то далеко, разбросанные по свету. Наконец Эмма устала и заканючила. Нил проводил Белль и понёс почти спящую дочку домой, благо жили они почти по соседству. Белль стояла на крыльце дома и смотрела им вслед, когда ее взгляд вдруг выхватил чей-то силуэт в людском потоке. Румпельштильцхен. Он стоял, словно памятник посередине оживленной толпы, весь в чёрном, несмотря на жару, и на лице его светилась мягкая полуулыбка. Белль моргнула и снова посмотрела на него — не исчез, значит это не иллюзия и не видение. У неё защемило сердце и перехватило горло. Хотелось побежать навстречу, но тело не слушалось. Она замерла, глядя, как он медленно, по-кошачьи движется к ней, не хромая. Наконец, когда Румпель остановился совсем близко, Белль наконец протянула руку и ощутила ткань его рубашки под пальцами, почувствовала бьющееся в груди сердце и, наконец, перевела взгляд на его лицо. Рассмотрела каждую чёрточку, вгляделась в глаза, и на какое-то ошеломляющее мгновение ей показалось, что кусочки её сердца наконец-то сложились, словно пазл, и стали единым целым. Она смотрела в глаза Румпельштильцхена, но видела в них и что-то от Зосо: неуловимый огонёк любви каждого из них слился воедино. И Белль вспомнила того человека, которого полюбила изначально. Она всегда убеждала себя, что полюбила человека, разглядев его под маской чудовища. Но сейчас она знала, что нет никакой маски. Есть и человек, и чудовище, и Белль полюбила обоих. Как её свет стремится у Румпельштильцхену-человеку, также её тьма лелеет Тёмного мага. — Я вернулся… Румпельштильцхен смотрел на Белль, ожидая, когда же она найдет в его глазах то, что так усердно ищет. Девушка чуть прищурилась, улыбаясь, и наконец сказала: — Это и правда ты… — и упала в его объятья, смеясь и плача одновременно. — Прости, что задержался, — Румпельштильцхен прижимал её к себе нежно, но так крепко, что это было почти больно. Однако Белль была рада этому. Ей хотелось чувствовать, что он рядом и никогда больше не исчезнет. И её жизнь наконец наполнится смыслом. — Больше так не делай. — Никогда. Даже смерть нас не разлучит, — пообещал он всё ещё дрожащей девушке и наконец поцеловал её в губы. И мир замер для них или перестал существовать вовсе, потому что в эту минуту началась их счастливая вечность.