Да что вы знаете о неудачных гонках

Тюмень, 25 марта.       Сыро. Промозгло и сыро — сложно придумать более отвратительную погоду. Поёжившись, Симон одернул ворот куртки. Здесь было слишком много болельщиков, они тянулись к нему через ограждение, просили сфотографироваться, что-то кричали. Обычно молодому спортсмену нравилось такое внимание, он готов был часами улыбаться на камеру, раздавать автографы и слушать комплименты в свой адрес, даже, если не понимал и половины сказанного. Но только не сегодня. Сегодня эта картинка виделась ему как в каком-то страшном сне — руки, тянущиеся сквозь ограду, в этом холодном и сыром мире… Стараясь как можно более вежливо отказать, Симон предпочел скорее покинуть эту оживленную часть трассы и уйти немного левее, в небольшой подъем, и скрыться на, практически неосвещенном, тренировочном участке, который сегодня так кстати пустовал.       — Неужели они не понимают, не видят, как ему плохо сейчас? — крутилось в голове у спортсмена. — Последняя гонка сезона, и вот такой провал! Он финишировал двадцать девятым. Хуже было разве что год назад, на таком же заключительном масс-старте, тогда он стал двадцатым, проиграв глобус. Вот так совершенно бездарно отдав то, к чему так стремился весь сезон! Сегодня он ни за что не боролся, но гонка не задалась с первого же рубежа — два промаха, попытка догнать и снова промахи. Как итог — унизительное предпоследнее место. Абсолютно неудачная гонка! Хотя, почему только эта гонка? Она стала просто «замечательной» тухлой вишенкой на всем этом поганом сезоне!       Симон продолжал самобичевание. Впервые за долгое время он не заболел в межсезонье, провел несколько отличных, плодотворных сборов, выиграл контрольную гонку, надо сказать, с весьма хорошим преимуществом. И все это оказалось совершенно напрасным! С первых же стартов все пошло наперекосяк: стрельба разваливалась, хода не хватало. Исправить ситуацию не получалось, а потом и вовсе беда пришла, откуда не ждали — на утро после очередной гонки, он просто не смог нормально подняться с постели — спина невыносимо болела. Он не мог наклониться, не мог долго сидеть, все движения сопровождались ноющей болью в пояснице. О гонках не могло быть и речи. Врачи только разводили руками — перенапряжение мышцы, необходимо на время ослабить нагрузки, добавить пару специальных упражнений для расслабления спины, и все придет в норму. Только вот, в норму ничего так и не пришло. Боль быстро отступила, но в каждой гонке, на каждой скоростной тренировке возвращался некий фантом тех мучительных, мешающих двигаться ощущений. Страх вновь оказаться в той беспомощной ситуации, когда даже не можешь самостоятельно застегнуть ботинки, не давал разогнаться в полную силу. Так была пропущена одна гонка, другая, этап…       Полностью погрузившись в мысли, Симон даже не заметил, как оказался на совсем заброшенном участке тренировочной трассы. Здесь было тихо, даже звуки со стадиона доносились как-то приглушенно. Казалось, будто в какой-то неуловимый момент спортсмен оказался в другой, параллельной вселенной. Шумный стадион, где кипели настоящие спортивные страсти, где шла борьба за места, за кубковые очки, остался в том мире, Симон же теперь смотрел на все это словно со стороны, через некую вуаль, здесь в его маленьком мирке все было по-другому — тихо, спокойно, безмятежно. Спортсмен остановился. Должно быть, если бы этот этап сложился для него чуть лучше, ему бы здесь понравилось.       Симон всегда любил выступать в Руппольдинге, родные стены не давили на него, наоборот, здесь он чувствовал прилив сил, вся атмосфера заряжала его. Ещё к любимым местам относился Антхольц. Высокогорный этап, большинство спортсменов тут закисали, на зубах доползая гонки. Симон же наоборот, расцветал, у него словно открывалось второе дыхание. Здесь, в Антхольце, он, как на крыльях проходил дистанцию, устанавливая личные рекорды. Но дело было даже не в победах. Горы — вот, что действительно завораживало спортсмена. Вечно заснеженные резные вершины, их будто проворной рукой выточил опытный мастер, заботливо придавая неповторимую форму каждому пику. Было в них что-то магически привлекательное…       В Тюмени не было гор Антхольца, не было родных стен Рупольдинга, но было здесь свое непередаваемое очарование. Лес, простирающийся на многие километры вокруг, тонкие изящные стволы сосен, устремившиеся ввысь. Сейчас, когда стемнело, и там, в «реальном мире», стадион заливал свет десятков прожекторов, здесь небо постепенно приобретало глубокий, насыщенный, темно-синий цвет. На западе солнце лениво тонуло в силуэтах деревни, окрашивая горизонт в нереальные тона. Это не были привычные яркие цвета заката, казалось, будто краску добавили в молоко и разлили по небосклону — нежно-розовый, персиковый переходили в лиловые и молочно-сиреневые оттенки, растворяясь в бесконечной синеве вечернего мартовского неба. Пейзаж дополняла неторопливо ползущая с востока туча. Неожиданно пошел снег. Симон поднял голову — давно он не видел такого снега. Большие пушистые снежинки медленно окутывали пространство вокруг, еще больше размывая границы реальности. Все это было похоже на сказку. Сказку, в которой ему, Симону, не было места.       — Ты провалил сезон! — эта мысль вернула в суровую, болезненную реальность. Ни одной победы, ни одного личного пьедестала, единственным исключением можно было назвать Олимпиаду. При этой мысли по позвоночнику пробежала мелкая дрожь, тело сковал неприятный морозец. Это легко можно было свалить на понизившуюся к ночи температуру, на падающий за шиворот снег, но себя не так-то просто обмануть. Симон прекрасно знал, что дело совершенно в другом…

***

Пхенчхан, 18 февраля, масс-старт.       500 метров до финиша. Мартен пытается оторваться, Симон не отпускает, он знает, как силен француз на последних метрах. Но сегодня немецкий спортсмен не собирается сдаваться, он уже побеждал младшего Фуркада в контактных гонках. Финишная прямая! Эта гонка уже вошла в историю! Сейчас или никогда! Мартен дважды проигрывал финиш олимпийской гонки с общего старта, сегодня он должен взять реванш, доказать, что не просто так он уже семь лет лучший биатлонист в мире! Для Симона это первый и скорее всего последний шанс на личное олимпийское золото! Они выходят на параллельные курсы — немецкий танк или французский дьявол, кто кого?! Стадион гудит, комментаторы срывают голос, а для двух спортсменов весь мир сейчас сошелся на одной лишь черте. Кровь пульсирует в висках, все потеряло значение, нет звука, нет красок — только линия на снегу! Последний рывок… Фотофиниш… Время остановилось. Секунды превратились в минуты, минуты в часы. Сердце стучит где-то в горле, взгляд прикован к табло. Все движения на автомате, если бы человеку необходимо было контролировать дыхание, то Симон, наверняка бы задохнулся. Ему нужна эта победа! Он так долго к этому шел, он поставил на кон все… 1 FRA Martin Fourcad 35.47.3 2 GER Simon Schempp 35.47.3       ВСЕ.       Если бы сейчас Симона попросили вспомнить тот момент, он бы в мельчайших подробностях описал каждую эмоцию, каждую мысль, но совершенно не смог бы вспомнить своих действий — как принимал поздравления от сокомандников, тренеров, как пытался улыбаться, как раздавал интервью, говоря, что рад серебру, бесчисленные фотографии — все было словно в тумане. Хотелось остаться там, на снегу финишного створа, лежать, ничего не видя, не слыша, ничего не чувствуя.       Дальнейшие часы казались бесконечными. Награждение, интервью, допинг-контроль, пресс-конференция, очередные интервью. Симон держался на одной лишь мысли — рано или поздно это все закончится, и он, наконец-то, окажется в своем номере, один на один со своими чувствами и мыслями. Это было единственное, о чем он мог сейчас думать.       Было почти восемь вечера, когда спортсмен, мечтающий только о том, как поскорее оказаться в одиночестве в своем маленьком темном номере, перешагнул порог гостиницы. Настроение резко упало, хотя, казалось бы, куда ещё хуже. До Симона внезапно дошло, что всем его надеждам на покой и уединение просто не суждено воплотиться в реальность. Личные номера тут не полагались даже лидерам команд, так что в комнате с девяносто процентной вероятностью его ожидал Бенедикт. Нет, Симон, конечно же, любил Бени. Молодой спортсмен уже много лет воспринимался Симоном, как младший брат. Они вместе воспитывались в спортивном интернате. Бенедикт, вечно рассеянный и неуверенный в себе мальчик, всегда тянулся к Симону, старался во всем подражать, а Симон, в свою очередь, всегда поддерживал юного сокомандника; и был очень рад, когда Бенедикт смог следом за ним отобраться в сборную. Но сейчас видеть его совершенно не хотелось. Бени, со свойственной ему простотой и искренностью, примется утешать… Но разве он может понять? Он никогда не относился к спорту так как Симон, физически отдавая себя в каждой гонке, он не вкладывал в это столько души. Бени бегал на расслабоне, на удовольствии, побеждал — радовался, проигрывал — делал кое-какие выводы и снова ловил кайф от гонок. Нет, он, конечно, не сможет понять своего старшего товарища…       Но Бенедикт это ещё пол беды; стоит только Симону оказаться в комнате, в течение получаса нарисуется Франциска. При мысли о девушке, Симон невольно скривился. Ему было неловко, накатывало неудобное чувство с отголосками совести, но в последнее время девушка, с её навязчивой заботой, до жути раздражала спортсмена.       От явно вставшей перед глазами картины, Симон был готов прямо сейчас бросить сумку на пол и остаться здесь, в холле гостиницы; хуже в любом случае не будет.       — Симон. — Все-таки, может быть и хуже… Этот голос немецкий спортсмен меньше всего хотел услышать сейчас.       «Господи, дай мне сил пережить этот вечер!» — Симон медленно обернулся.       — Не хочешь прогуляться по городу сегодня? Я… мм… хотел поговорить…       «Что?! Ему не послышалось? Поговорить? Мартену что, так плохо живётся со своей командой?» — Нет, Симон догадывался, что младший Фуркад далеко не подарок, но не до такой же степени, чтобы искать собеседника в своём сегодняшнем главном сопернике. Или это такой способ поглумиться?       — Тут недалеко есть кафе, там подают весьма неплохой чай… — Кажется, Мартена начинало смущать молчание собеседника, и он пытался всеми силами вытянуть из Симона хоть какой-нибудь ответ, или хотя бы вызвать мало-мальскую эмоцию.       Симон продолжал молчать. Вечер в компании Фуркада — что может быть «лучше» в этот «превосходный» день?! Хотя… В голове внезапно промелькнула странная мысль. Что его ждало в номере, он прекрасно знал — «душевный» разговор с Бенедиктом и Франциской, бесконечные утешения, от которых становится только ещё более тошно. А у Фуркада, надо сказать, ужасный английский, возможно получится абстрагироваться от непонятной речи и все-таки погрузиться в собственные мысли — то, о чем он так мечтал последние часов пять. Опять же чай, казалось бы, разве можно испортить простой пакетированный чай, но в столовой при гостинице, где обитали спортсмены, упорно доказывали, что можно. Так что, почему бы и не выпить хорошего чаю…       — Хорошо, встречаемся через час здесь, в холле.       Казалось, на этих словах Мартен немного просиял. Неужели действительно ему так плохо жилось с сокомандниками, или дело в чем-то другом? Впервые за несколько часов Симон отвлекся от съедающих его мыслей, в голове мелькнуло что-то отдаленно напоминающее любопытство.