***
В очередной раз, задыхаясь, сгибаюсь пополам. «Полторашка», в жизни именуемая Еленой Александровной, разошлась не на шутку. — Смирнова! Что согнулась как столетняя старуха?! Тебе шестнадцать! Это мне тут за шестой десяток. Я имею право так делать, но не делаю же? — низенькая, приземистая, сморщенная, при этом невероятно худая старушка, восклицая противным голоском, машет руками. — Еще и уставилась как баран на новые ворота?! Стараюсь незаметно сморщиться. Писклявый голос сильно бьет по барабанным перепонкам, виски простреливает болью. Мало мне ночей, когда даже во снах вижу этот гребаный балет, потом просыпаюсь, подскакиваю, начинаю вспоминать какую-то комбинацию, перебирая ошибки. Опять ложусь, вновь вижу, как оттачиваю какое-либо движение, встаю, и все по новой. Замкнутый круг. И бессонница. — Коровы, я научу вас работать! Вдох. Выдох. Просто будь танком. Ты спокойна. Ты не бросишься на старушку. Ты не бросишься на старушку!.. Да какая к черту старушка?! Она скачет бодрее, чем мы! — Что стоим, чего ждем? Моей смерти? — продолжает издеваться, нарочно делая голос сожалеющим и ласковым, через секунду переходя на крик. — Не дождетесь! Я всех вас переживу! Ну да, злобные — они самые живучие… Дружным женским коллективом из десяти человек молчим, опуская глаза на серый пол. Только неровное дыхание и едва слышные шумы машин, спешащих домой. А настроение, в вечер субботы стремящееся к невиданным отрицательным числам, добивает старушенция и судороги в натруженных мышцах. Думаю, у каждой девушки, находящейся в этом душном зале, только одна мысль — убраться подальше и не возвращаться. Но взыграл разум, требующий продолжать и скандирующий: «Ты! Столько времени и лет угробила на это и собралась бросать?! Ты себя не уважаешь!» Поэтому вы продолжаете стоять и задыхаться в зале. По-другому здесь не выжить. Слабовольные уходят в самом начале, нетрудолюбивые — еще раньше. Бесталантным так же быстро укажут на выход. — Раз никого не ждем, вставайте на adagio, — «полторашка» чинно садится на стул, чтобы резко вскочить и заорать: — Что стоите, истуканы?! Ксенья, вам особое приглашение?! Никитина! Что за позиция? Что за позиция, я спрашиваю?! Отвечай!!! — Пятая, — хриплым от недостатка воды голосом отвечает блондинка. — В каком месте ЭТО пятая?! Это недо-пародия на третью с помесью шестой! — Елена Александровна переводит взгляд на следующую жертву, останавливаясь на немного коренастой, вспыльчивой Женьке. — Пахомова, ты вообще работать сегодня собираешься? Весь урок насмарку. Пальцы не тянешь, выворотности нет, только ноги задираешь! Как тебя вообще такую корявую в училище взяли?! — с каждым словом тирада «полторашки» набирает обороты, названная, судя по мрачневшему лицу, старается сдержать маты. — Что ты вообще в балете забыла?! Сколько можно себя жалеть? Хватит. Работай нормально! — все больше распаляется классичка. — Ты ничего не показываешь. Прогресса — ноль! Столько лет с тобой мучаюсь… Руки, как у курицы, корявые и костлявые. А элегантность, элегантность где?! Красота, полетность, танцевальность, в конце концов? А ты! Никуда не годится. Постараться хоть день попробуй! А лучше уходи из балета. Ох, не место тебе здесь… Девушка молча опускает голову, вся как-то подбирается. Женя, не надо! Понимаю — нервы, усталость, хочется выспаться, нормально поесть, но оно того не стоит. Держись и терпи, как и всегда. Но… — Да пошли вы! Пристали со своим балетом! — взрывается она, поднимая покрасневшее лицо с перекошенным, дрожащим ртом. Закончив краткий крик души, Женя Пахомова вылетает из зала. Провожаю ее завистливым и сочувствующим взглядом. Сейчас пойдет домой. Или как минимум окажется подальше от этой жуткой старухи. Хотя не жить ей после этого. «Полторашка» не простит. Никогда. Женька может в зал больше не возвращаться, потому что теперь, после таких криков, Елена Александровна ее завалит. Сначала будет планомерно доводить на каждом уроке: ну, это же интересно? Один раз сорвалась, сорвется еще, а педагог наш — тот еще энергетический вампир. Ей просто нравится мотать чужие нервы, выводить на эмоции. Если Женя будет дерганной, то не сможет нормально заниматься. Шесть дней в неделю по два часа выслушивать такое… Никто не выдержит. Закономерно Пахомова завалит экзамены в конце года и будет отчислена. И даже если каким-то чудом соберется к годовой аттестации, «полторашка» просто надавит на «кого надо» в руководстве училища, и они найдут к чему придраться. Итог — опять же отчисление. Плохие дни бывают у всех. Важно уметь их пережить. Перевожу взгляд в окно. Уже стемнело. В офисе напротив давно выключили свет. На улицах горят фонари. В небе начинают зажигаться звезды, а я стою в несчастной пятой позиции. Ноги затекли и горят огнем. Спину сводит судорогами, про колени и стопы, которые уже давно превратились в сплошную болевую точку, и говорить нечего. Но продолжаю упрямо стоять, закусывая изнутри щеку. Вдыхаю. Медленно выдыхаю, стараясь поймать ритм и отречься от боли в теле, но «полторашка» сбивает всю сосредоточенность своими воплями. — Минус один, — мерзко тянет ангельским голоском Елена Александровна. — Еще кто-нибудь? — по-деловому интересуется, рассматривая нас, как необычных зверушек, с превосходством в выцветших глазах. — Давайте, смелее. Что стоите? Язык от страха проглотили?! Если вам очень все надоело, — продолжает приторно-сладко доверительным тоном, — то просто подойдите и скажите — «Елена Александровна, мне так тяжело, можно я не буду сегодня заниматься, мне нужно отдохнуть. Я та-ак устала». Я вас выслушаю… Да, выслушает и выгонит из училища. Можно не сомневаться. Сглатываю, горло слипается внутри. Отвратительно. Чувствую привкус крови — опять прикусила щеку. Чуть не стошнило. Все тело сильно ноет, требуя движения затекшим мышцам. — Ну, раз никто плакать больше не собирается, да, Эля? — издевательски выделяя голосом обращение, напоминая о недавнем слезоразливе. — РАБОТАТЬ, СТУДЕНТЫ!!! — и, быстро успокоившись, предельно вежливо концертмейстеру: — Прошу, пожалуйста, adagio. Играют первые ноты приевшейся мелодии, выученной наизусть. Медленно веду ногу, вынимая вперед и переводя в сторону. Demi rond на девяносто градусов — максимально типичное начало для такой комбинации. Стараюсь так, что тело подрагивает. Аккуратно наклоняю корпус, удерживая равновесие при переходе в другую позу, поднимаюсь на полупальцы, пытаясь не забыть и про руки, они должны быть мягкими и «поющими». Слежу, чтобы кисти не перенапрягались и выглядели воздушными. Вытягиваю коленки. Внутреннюю сторону опорной стопы привычно сводит — мысленно вою. Опускаю лопатки, выпрямляя спину и выдыхая. Выкручиваю ногу в бедре так, чтобы пятка смотрела точно в сторону. Теперь слегка опустить голову и отвести взгляд от зеркала, иначе поза не будет смотреться правильно. Осталось удержать своеобразный «квадрат» из плеч и бедер. Подбираю несуществующий живот и мысленно как будто вытягиваю себя вверх. Опять проверяю опорную ногу. Чуть подрагивает от неустойчивого положения, но в принципе… — Стоп! От неожиданного крика теряю концентрацию и пошатываюсь, с трудом удерживая равновесие. Музыка обрывается, толком даже не начавшись. Все замирают в позе, подражая статуям. Мышцы вновь наливаются болью. Одна из студенток изнеможенно опускает ногу. Непростительная ошибка в классе Елены Александровны. — Горохова? — притворное удивление. — Разве я сказала «сошли»? Тогда — почему все стоят, а ты — нет?! Избранная, что ли? Участие в спектакле* по мозгам ударило? Это мы исправим. А теперь оставшееся стадо — сошли! Как должно быть исполнено adagio? Не дожидаясь повторного вопроса на повышенных тонах, отвечаю первой: — Аdagio — медленное, тягучее и элегантное движение. Грубо говоря, поднятие ноги на девяносто градусов и выше. Обычно сложное сочетание нескольких движений в сбалансированную танцевальную комбинацию. Мини-вариация. Должно быть выполнено очень мягко и грациозно, но в то же время будто не прилагая никаких усилий, как бы между прочим. При этом руки и ноги не должны тря… — Ого! Какие слова-то мы знаем, Смирнова. Ух и ах! Молодец! — прерывая на полуслове. Класс настороженно замирает — «полторашка» никогда не хвалит. Максимум, что можно заслужить, — это молчаливое одобрение, затерявшееся в серых глазах, или краткое равнодушное «пойдет». И то такое бывает безумно редко… — Так объясните мне — где все?! — в обычной манере, мягко начиная и переходя на крик, спросила она. — Девицы! — гаркнула так, что по залу разнеслось эхо. — У вас не руки — у вас палки! Вы сгибать их пробовали? Никакой грацией и элегантностью здесь и не пахло. Вы как толстые и неказистые деревянные куклы! А должны быть хрустальными. Вы свои постные лица видели?! С такими мордами даже в кордебалет не возьмут! Как на похоронах, ей-богу. Прямиком в морг! Вот вы видели третий курс? Ах, какие там девочки! Какие девочки! — по-настоящему восхищаясь, говорит Елена Александровна. — Какие худенькие, лица приятные, улыбаются. А занимаются… — мечтательно-мечтательно. — Чудо! А не класс. Перевожу взгляд в зеркало. На меня смотрит бледная тень человека. Ночью в белом кто увидит — побежит так, что пятки засверкают. Нездоровое лицо, ярко выраженные мешки под глазами, впалые щеки, бледные искусанные губы и усталые глаза, как у повидавшей жизнь старухи. Всему училищу непонятно, где «полторашка» увидела лишние килограммы. Нормальный доктор бился бы в конвульсиях, если бы узнал вес находящихся в зале девушек. — Все. Надоело! Закончили!!! — заорала педагог. — Все вон из класса. Можно без поклона! Надо же! Так задумалась, что пропустила самую экспрессивную часть монолога «полторашки». Еле сдерживаю порыв упасть на пол и засмеяться от нахлынувшего счастья и в то же время пойти и сброситься с крыши. Пусть с трудом, но достойно выхожу из зала, не забыв, впрочем, сделать маленький реверанс и проговорить традиционное «спасибо за урок, до свидания!». От официального «полного» поклона нас, конечно, освободили, но если не сделать его вообще… Вежливость и уважение, даже если не хочется. Пересекаясь похожими «добрыми» взглядами с коллегами по несчастью, пропускаем классичку вперед и на крыльях несемся… кхм… ползем в раздевалку. Опять перебарываю желание упасть и первой заскакиваю в душ. А после, переодевшись, скомкано прощаюсь с другими «личинками балерин».***
Кто такая истинная балерина? О, это невероятно упертый и сильный как физически, так и духовно человек. Закоренелый мазохист и толстокожий слон. Великолепный актер со стальной силой воли. Это человек, способный преодолевать себя раз за разом, день за днем. Говорят, что артисты балета теряют форму за ночь, а потому утром встают и занимаются классикой, нарабатывая ее снова. Балерина — состояние души. Способность, которая либо есть, либо нет. Улыбка, несмотря на стертые в кровь ноги. Трудолюбие, несмотря на обстоятельства. Спокойствие, несмотря на чужие слова. Балет — искусство. Любое искусство не для слабых…