Белая Стена

— Зачем ты так долго возишься с ним? — зевнув, спросил Хосок, который явно уже устал от своего собеседника. — Чтобы помочь. Это моя работа. Не я же выбираю пациентов, — борзо ответил Юнги, глотая оставшееся в кружке кофе. — Ты не сможешь ему помочь, -вздохнул младший, все так же наглаживая край кружки. — Вообще-то мы с ним вчера мило побеседовали. Он рассказал о своих увлечениях. Да и вообще, Хосок, представь как ему сейчас тяжело. — Я не буду представлять себя психом, — фыркнул с недовольством Чон. — Да и плюс, как будто бы я не знаю, как он пытается приставать к тебе. — Ты о чем? — Он подлизывается к тебе и думает, что от этого будет какой-то толк, — вздохнул парень. — Юнги, не думай, что он как мы, потому что это не так. Просто дай разрешение на то, чтобы его положили в больницу. Он губит тебя. Я же вижу, что ты только о нем и думаешь. — Хватит нести бред, Хосок. Да, конечно, бывают иногда непонятные приступы, но я прекрасно понимаю кто он и на что способен. Да и вообще не собираюсь отступать. Я не только о нем думаю, у меня есть и другие дела, помимо этого. Я просто хочу помочь ему и если я смогу, то почему бы и не попробовать? — взяв кружку, Мин встал со стула. — В смысле? — в недоумении переспросил парень. — Мне кажется он чувствует себя очень одиноко, и это доставляет ему больше страданий, поэтому он и общается дома с белой стенкой. Хосок, он называет стенку своим другом. Он настолько одинок, что даже со стенкой разговаривает… — Или же просто больной придурок, которого давно пора отправить в психушку, — перебил Чон, получив в ответ, подзатыльник от старшего. — Если ему нужен кто-то, к примеру друг, то я смогу для него им стать, — промыв чашку, объяснил старший. — Ты это… аккуратнее с этим. Ты сам себя губишь, — остерегал Хосок. — Да, бля, хватит. Я знаю, что делаю, — матернулся Юнги, чтобы хоть как-то заткнуть этого труса. Мина уже доставали его постоянные «остерегайся», «осторожно», «ничего не получится». Старший знал, что его пациент не такой уж и больной. Он лишь с некоторыми странностями, а так очень даже милый. Конечно, бывало, что он раздражал его своими действиями, которые часто переходили в сексуальное домогательство, но тот всегда останавливался, когда Юнги его просил. — Я тебя предупредил, — поднявшись со стула, сказал Чон. Мин закатил глаза и обернулся, чтобы удостовериться, что младший ушёл. Он вспомнил, что его пациент очень любит шоколад. Тот мог сделать все, что угодно, лишь бы получить хоть один кусочек вкусняшки. Без разрешения Хосока, Юнги взял четыре шоколадных конфет и бросил себе в карман белого халата. Улыбнувшись, парень попятился в комнату приема.

***

— Юнги, — переводя взгляд со стены к парню, обратился Ким. — Да, Тэхен? — Вы знаете, что такое равнодушие? — Равнодушие? — подняв бровь, переспросил психиатр. — Хладнокровие, — уточнил Ким, улыбаясь. — Можно я нарисую? — Конечно, — направив листок с карандашом к парню, согласился Мин. Тэхен с некой жаждой вырвал лист из руки своего психиатра и начал давить на него карандашом. — Смотрите… Тот пригласил доктора понаблюдать, как его пальцы сжимают карандаш и скользят им по легкой бумаге. Остановившись на середине листа, он протыкает бумагу насквозь, оставляя маленькую дыру. Грифелем он начинает теребить отверстие, и в итоге, вставив карандаш полностью в лист, он резким движением разрывает его на две части. — Я так легко это сделал, равнодушно и хладнокровно. Я убил его, — с улыбкой объявил парень. Юнги впал в недоумение, но пытался не показывать это пациенту. Этот человек — Тэхен, любил рассказывать вещи иными путями, не так, как его другие клиенты. Во время каждой встречи он объяснял свои мысли совершенно по разному. То любил брать его за руку и вдавливать в болевые точки, объясняя этим насколько же маленькие прикосновения могут ранить хрупкую душу и тело. Или же Ким приносил нитки, веревочки и закреплял их на свои запястья, а иногда даже на запястья Юнги. Но Мина он привязывал нежно и аккуратно за пальцы, связывая их вместе, окружая его холодные бледные ручки ниточками. Парня это совершенно не смущало, поскольку знакомы они уже долго и он понимал, что Тэхену это было необходимо. Всегда под конец сеанса, младший просил обняться со старшим, чтобы убедиться, что это тот настоящий прекрасный Мин Юнги, а ни кто-то другой. Ким очень часто звонит Мину, чтобы просто пообщаться, открыться или же поплакаться, поскольку Тэхен не мог управлять своим настроением, оно менялось слишком быстро. Чаще всего его накрывала депрессия, и тогда Юнги приходилось туго. Ким никогда не отрицал, что убил бы себя хоть сейчас, да и порезы на руках и оставшиеся следы от верёвок подтверждали, что он мазохист. Старший часто предлагал тому лечь в больницу и просто отдохнуть от накопившихся страданий, потому что он болен не только депрессией, а также разными расстройствами, в которые входит моментальное разрушения — уныние. Тот всегда только отказывался и словно выл, чтобы его не забрали в палату. Видимо он очень боялся этого, но если его эмоциональное состояние не изменится, то его положат в психическое отделение, и это уже не ему решать. Если честно, Мин очень привязался именно к этому пациенту из-за его необычности. Хотя все больные «необычные», но он был интересным. Даже слегка красивым. Жалко было наблюдать, как такой прекрасный молодой парень страдает психическим заболеванием. Да, старшему было жаль Тэхена, он даже полюбил его как братика, такого беспомощного. И наверняка он когда-то был «нормальным». У него была семья, братья, сёстры, но об этом доктору никогда не узнать, поскольку Ким сразу же впадал в ступор, когда тема заходила про семью. — Я хочу еще, — разбив тишину, попросил новый лист Ким. Старший, не мешкая, подал чистый белоснежный лист. Отдав бумагу, парень снова увидел протянутую на встречу большую руку, которая была изуродована красными пятнами и линиями. Его длинные пальцы с легкостью охватили лист и, как всегда, младший начал быстро катать грифелем по бумаге. Он так красиво это делал, будто бы писал историю пером в виде рисунка. Хотя это так и было. В его творениях была всегда некая история, сострадание или же намеки на его эмоциональное состояние. — Вы видите это? -спросил Ким, не оборачиваясь к доктору, все так же находясь в гипнозе творения. Младший летал карандашом по листу, оставляя линию. Она продолжалась до середины листа, как вдруг Тэхен завернул наверх рисуя маленький узелок. Нарисовав его, он вернулся обратно к положении линии. Она получилась длинной, а посредине красовался маленький узел. — Можешь объяснить мне подробно этот рисунок? — попросил Юнги с интересом, разглядывая творение его пациента. — А вы не догадываетесь? — посмеявшись, взглянул на доктора Ким. — Я хотел бы узнать детали у тебя самого. — Я польщен, — азартно улыбнулся младший. — Это вечность, а это я, — указывая на узел, объяснил Тэхен. Такое простое объяснение не было достаточным для старшего. Он ждал какую-то долгую историю, но ее не было. В очередной раз он убедился, что младший особенный. — Вечность и ты? — Да. Вечность это, бля… — не успев матернуться, заржал Тэхен. — Это смешно. — Что именно? — с удивлением спросил тот. — Что я в этом бесконечном течении, — все также смеялся Ким. — Почему это смешит тебя? Успокоившись, Тэхен затянул воздух в себя и выдохнул, улыбаясь. Ким как-то даже погрустил после взрывного смеха. Он стал снова таким подавленным. Настроение поменялось. Сейчас Мину надо было говорить с ним аккуратнее, чтобы лишний раз не ранить. Юнги понимал то, что Тэхен намекал ему о своей подавленности, о том какие мысли ему приходят в этом состоянии. Младший снова протянул свою большую руку, но уже к плечу Мину. Он взял его и резко придвинул к себе, выдыхая жаркое дыхание в волосы пленного. — Я никогда не стану нормальным, не так ли, Юнги? — спросил Ким, обнимая того нежно. — Скажите мне это и я соглашусь лечь в психушку. Эти слова были такими внезапными. Вот, что он имел ввиду в своём рисунке; подавленность в течении из которого практически невозможно вырваться. Младший был прав, на самом деле он никогда не станет прежним. Эта болезнь, наверняка, никогда не оставит его в покое. Может даже ухудшится, но Юнги не может ему этого сказать. Он не хочет окончательно разбить его, а на следующий день узнать, что его пациента нашли мертвым. Он знал, что Тэхен ни за что не согласился бы лечь в больницу. Он так долго от этого отказывался, а сейчас вдруг сам предлагает — невозможно. Мин не на столько глуп, чтобы поверить в лживые слова Кима. — Тэхен, все возможно. Ты должен просто стараться. — Я стараюсь… Юнги, я стараюсь изо всех сил. Я хочу причинить боль, не только себе, — вдруг запнулся Ким. — Я хочу причинить ее вам. Младший еще сильнее обнял парня и начал гладить его по голове, пытаясь заглушить только что сказанные слова. — Я хочу причинить вам такую боль, чтобы вы корчились от неё и молили меня о пощаде. Молили со слезами и кричали, что все для меня сделаете, лишь бы я отпустил, — захлебываясь в недостатке воздуха, он опустил лицо в мягкие волосы парня и вдохнул этот приятный аромат. — Ты не должен о таком думать, — спокойным тоном ответил старший. — Я не могу думать о другом. Я вижу, как завязываю ваши маленькие запястья, которые скоро покроются красными следами, — прикоснувшись к руке старшего, прошептал тот, — Можно я сделаю это, Юнги? — Тэхен, отпусти меня или мне придётся применить силу, — уже более жестким тоном сказал старший. Это садистское почитание немного испугало парня, потому что такое произошло впервые — настолько детальное признание. Оказывается, тот все это время хотел причинить ему боль, а он и не догадывался. И сейчас это может произойти, поскольку Юнги в его объятиях, которые никак не заканчиваются. Широкие руки все еще ходят по спине и прижимают его. — Я не буду повторять, — ещё грубее и уже слегка вырываясь, просил Мин. — Нет, — однотонно сказал тот и закрыл глаза, окутывая своё лицо в космы старшего. — Если я отпущу, вы оставите меня, как другие. — Мы уже завтра увидимся, просто отпусти меня. Настигла тишина и Юнги уже сдался, так и не дождавшись пока его освободят. То, что облегчало его взволнованность — нет камер. Если бы в этой комнате были камеры, Мина бы уже давно уволили. По правилам больницы к пациентам можно было прикасаться только в случае экстренной ситуации. А сейчас они выглядят, как какая-то парочка, обнимающаяся на одном диване. Юнги не мог объяснить остальным, что Тэхен просто нуждался в этом. Никто бы не понял. А ему, как раз нужно было это понимание, которое ни один доктор до него, ему не дал. Все психиатры Кима просто увольнялись или же отказывались от него, даже не попытавшись понять его. Мин очень жалел Кима, от чего иногда страдал и сам. Чаще всего приходя домой, он только о нем и думал. Как же этот мальчик живет один и мучает себя. Страдает из-за взрыва внутри себя, который никак не оставляет его в покое. Как же он общается со своими друзьями, которых, скорее всего, нет. Общается ли он ещё с кем-то, кроме него? Видимо, нет, потому что его действия были слишком нежны в сторону Мина. Он считал его единственным другом — единственным спасением. И Юнги принял это. — Люблю белый. Этот цвет доставляет мне удовольствие. Как будто новое начало, — вдруг шепнул Тэхен, намекая на волосы Юнги. Он все-таки отпустил Мина и уселся подальше. Юнги поднялся и отряхнулся. Посмотрев на Кима, он вздохнул и взял его за руку, положив в неё маленькую шоколадную конфету. — Сдерживай себя, — сказал доктор и направился к двери. — Увидимся. Мин захлопнул дверь и комнату настигла тишина. Ким сидел один и смотрел в одну точку, пробуя на вкус слова Юнги. — Посмотрим, — прошептал про себя Тэхен и убрал фантик с конфеты, кинув шоколадку в рот.