***
Выпив чаю, Кенуэй, наконец, смог подняться и пройтись по комнате. Счастье-радость. Пока он разглядывал мои рисунки, висящие на стене, я побежала в спальню родителей поискать чего-нибудь ему из одежды. Не в заляпанном же костюме ему разгуливать... Найдя в комоде парочку больших футболок, ибо мой отец имел знатный пузень, и спортивные шорты, я вернулась обратно. Коннор в этот момент оценивающе рассматривал свой же портрет, который я нарисовала пару дней назад. Я, сглотнув, пулей пролетела к стенке, срывая рисунок с кнопки ловя на себе его насмешливый взгляд. — Весьма прилично. Меня еще никто не рисовал. — Знал бы ты, сколько тебя людей рисует... И в каких позах тебя там рисуют... — пробурчала я, протягивая ему одежду. Он бросил на футболки быстрый взгляд и, хмыкнув, забрал их, перекладывая на диван. Пока я убирала листочек в шкаф, Коннор снял все свое оружие и положил рядом с предложенным нарядом. Однако клинки он оставил. Обернувшись, я поняла, что он чего-то ждет. — Чем могу помочь, мистер Индеец? — Я собираюсь переодеваться. — И что? Тут до меня дошло, к чему он клонит. Едрить какие мы нежные! Воздев руки к потолку, я, бурча что-то вроде "чего я там не видела", покинула комнату, направляясь в спальню моей сестры, дабы постелить себе постельку. Через минут десять я закончила и пошла обратно. Постучавшись, я протянула: — Я вхожу-у-у... Кто не спрятался, я не виновата... Когда я вошла, моему взору предстал высокий, накаченный парень, который уже надел шорты и оценивающе разглядывал черную футболку. Эти широкие плечи, кубики пресса, мускулистые руки и грудь, на коже кое-где были видны шрамы от битв... Я нервно сглотнула. Этот засранец, заметив, как я пялюсь на него, нахмурился и тут же надел футболку, скрывая от меня свои "прелести". Голлум, дубль два. Усмехнувшись, я прошла к дивану и протянула руки к его оружию, намереваясь переложить его на стол... В спину тут же ткнулся острый кончик клинка. Сердце в пятки ушло от такой неожиданности. Сглотнув, я подняла лапки, выпучив глаза. — Убери. Руки. От. Моего. Оружия. — Так-так, спокойно! Нервные отдыхают... Всё-всё, не трогаю я твои игрушки! Пусти лучше, кормить не буду! Опасное лезвие исчезло так же, как и появилось. Я со скоростью Форрест Гампа оказалась в другом конце комнаты, следя за тем, как ассасин преспокойно перекладывает свое оружие на стол, даже не смотря на меня. Вот только сейчас до меня дошло, что это не просто мальчик из игры. Это, блин, слегка помешанный на свободе мужик, который перерезал кучу тамплиеров, что стояли на его пути. Перечить ему было... Опасно, что тут скрывать. Да, я Кэп. Затем он снял резинку с волос и бросил ее рядом с пистолетом. Я быстро перевела взгляд. Его одежда была аккуратно сложена у подушки, а сапоги стояли у изголовья дивана. Не решаясь пройти в более безопасное место, я натянуто улыбнулась. — Я это... Тебе спокойной ночи пришла пожелать, да. И добро пожаловать в наш слегка сумасшедший мир! — Про сумасшедший слишком мягко сказано, — вновь глотнув чая, он повел плечами и тихо добавил: — Что мне утром делать? — Ну... — я замялась, — Из комнаты тебе выходить не следует. Пока что. Поэтому лучше просто жди меня здесь, пока я сама не войду, ладушки? — Как скажешь. Доброй ночи. — Какие мы многословные... Спи крепко. И умоляю, во имя Акатоша, не трогай тут ничего, окей? — он тяжело вздохнул, накрываясь одеялом. Я, заключив, что разговор окончен, подмигнула ему и просеменила к выходу, выключая лампочку. Кенуэй едва слышно что-то сказал и отвернулся к стене. Вежливость так и прет...***
Сон никак не приходил. Я постоянно ворочалась, глаза не хотели закрываться. Раз овечка. Два овечка. Пятьдесят овечка. Сто сорок четыре овечка. Только я начала падать в объятия Морфея, как из моей комнаты раздались похрапушки Коннора. Накрыв голову подушкой, я снова попыталась уснуть. Я никогда не думала, что он будет храпеть, ведь в игре этого не было... Пятьсот семьдесят три овечки, сука. Наконец, я дожила до утра. А точнее дня. Продрыхла до часу, просто мастер. Солнце ярко светило в окна, на улице был слышен шум проезжающих машин и трамваев. Продрав веки, я сделала потягушки и довольно улыбнулась. Люблю каникулы. Тут я вспомнила про Коннора и, вскочив, накинула халат. Почему-то мне казалось, что это все сон, и я в страхе побежала к дверям своей обители. Тут, как нельзя кстати, халатик развязался, и я, запутавшись в его поясе, полетела ака птички из игры. Грохот, маты, ушибленный лоб. Всё как обычно. Проклиная злосчастный халат всеми мне известными словами, включая диалект Эребора, я приоткрыла дверь и облегченно выдохнула: живой и невредимый Коннор лежал на кровати, закинув руки за голову, и смотрел в потолок, терпеливо дожидаясь, пока мое Высочество изволит встать. Однако мой взгляд упал на фарфоровую вазу, которая вместо того, чтобы стоять на подоконнике, стояла в углу комнаты. Я указала на нее, вопросительно смотря на своего подопечного. — Хочу напомнить, что ты не уточнила, где тут выгребная яма. Вы сами запретили мне выходить из комнаты. Окно открыть я не смог, а этот горшок пришелся очень кстати. Горшок. Китайская ваза, подаренная мне моей бабушкой. Горшок. Я теперь понимала, что значит фраза "бомбануло". Из меня просто лился беспрерывный поток мата, и на русском, и на английском, а еще я, кажется, намотала километра два, пока металась по комнате, размахивая руками. — Блять, Кенуэй, да ты охренел в конец! Потерпеть невмочь совсем было?! Да ты знаешь, сколько эта ваза стоит?! А мыть ее кто будет?! Да чтоб тебя Шеогорат Ваббаджеком в одно место... Этот засранец в полной уверенности, что сделал все правильно, негромко хмыкнул, не поднимаясь с кровати. - Мне никто не удосужился объяснить, что вы используете в качестве отхожего места. В моем времени все использовали ночные горшки. Откуда мне было знать, сколько она стоит? — я, взвыв от негодуэ, топнула ногой. — Драить сам ее будешь! Нехер из меня тут няньку делать. Ситис, взрослый мужик ведь! Проклиная все и вся, я оставила мистера Скромность в комнате, а сама пошла ставить чайник и делать завтрак. В голове, помимо проклятий и мата, были также и разумные мысли. Например то, что я уже скучала по своей прежней жизни. Тихой, спокойной, с редкими пиздюлями от родителей за выходки. Я же чудо, а не ребенок, правда-правда. А тут на меня свалилась огромная проблема индейской национальности. Которая не знает правил приличия, блять. Когда я вернулась, мой гость был уже одет в свой костюм и полностью экипирован. Кровать была аккуратно заправлена, футболка и шорты сложены рядом. Хвостик он снова повязал. А ваза из комнаты исчезла. Аллилуйя. Я, всё ещё злясь на него, произнесла: — А теперь запомни раз и навсегда. Не дело это делать дела такие. Для этого есть туалет (я тебе покажу дорогу, чтоб не заблудился), и потерпеть ты в состоянии, ага. У нас цивилизованная страна, — он даже бровью не повел в ответ на мои слова. Я фыркнула и села на стул перед своим столом, — Значит так. Хотел план? Будет тебе план, — "Мне бы тоже немного, для успокоения..." — Сейчас мы завтракаем. Попутно я рассказываю тебе о любом предмете, на который упадет твой взор, доступным тебе языком. По крайней мере, постараюсь. После этого я убираю со стола, и мы продолжаем экскурсию по двадцать первому веку более обширно. Comprende? Мужчина, закатив глаза, кивнул и сложил руки на груди. Я, не удержавшись, чтобы не передразнить его, шлепнула себя по ляжкам и пошла к дверям, пропуская его вперед и шипя: "Добро пожаловать в Ад". Шутки моей не оценили. А зря — в каждой шутке есть доля правды.